ТРОЕ
В начале света под старой вежей
Сидели трое, друг другу внемля.
Делили на три слова и земли,
Глотали воду и воздух свежий.
Поодаль копья точил Георгий,
Поил дракона вином плодовым.
Тащили бабы мужей в подолах -
Сгодятся после для месс и оргий.
Направо, к лесу, стекали жизни
Туда, где правда сильнее смерти.
Дрожало в небе отцово сердце,
На светлый подвиг толкая "слизней".
Под белым снегом пшеница прела,
Кричали дети, съезжая с горки.
Цвели кроваво кнуты для порки:
«Отдай нам, Маша, сыновье тело!»
Ревела Маша, роняя мирру,
Несла маслины святым пророкам…
Сидели трое к народу Богом.
Быть может, всуе явившись миру?
;
***
По сказке ласковой в тебе,
По дням, закрытым изнутри,
Смывая прошлое с витрин,
Играл прохожий на трубе.
Слетала утренняя блажь
На поздно вызревший бульвар,
На плечи сумеречных пар,
Упавших в чувственный мираж.
На перекрёстки рук и ног,
На мостовые жарких тел
Огонь предутренний летел,
В котором жил и плакал бог…
Лежали чувства вдоль дорог,
Чадили дымом чугунки,
В канатах не было пеньки
Лишь десять тысяч «одинок».
Стеклом судьбы моей звеня,
Гремел полуденный хорал,
Где дождь убого догорал
В трёх поцелуях от меня.
;
***
Катилась по коже ночная прохлада,
Захлопали птицы ресницами в гнёздах,
Ворвался в прихожую ласковый воздух,
Легко напевая густые баллады.
Рассыпалась нежная ветка сирени
Крупинками розовых снов-полукровок,
Мускатные бусинки божьих коровок
На нитях зари огоньками горели.
Из неба, спонтанно, не думая долго,
Рождались наивные детские сказки,
Где три поросёнка, работая в связке,
Построили домик для старого волка.
Где Золушка вышла совсем не за принца -
За милого мальчика Ваську – соседа.
Где заяц с лисой продолжали беседу
В суровом лесу, невзирая на лица.
Где два бегемота, огромный и мелкий,
Играли в лапту, хохотали задорно.
Волшебники дули в волшебные горны,
Зевали на ходиках мудрые стрелки.
Устало, рассеянно, радостно, зыбко...
Смешно, эротично, бессовестно, вязко
Моя долгожданная, нежная сказка
Тянулась ко мне в полусонной улыбке…
;
ИНДОСТАН
Мне снился измождённый Индостан,
Вздыхающий размеренно и пряно.
Лизали рыбы пятки Индостана,
Размазывая время по хвостам.
Распластанные вдоль его пути,
В готовности лететь к его вершинам,
Блаженно исходили рыбы жиром,
Слегка коснувшись Бога во плоти.
По головам шагая, по хребтам,
Песком стегая взорванные жабры,
Тянулся к небу он, сгорая жадно,
И хохотал над миром «Аз воздам...»
Летело солнце ввысь из-за гряды,
Зудели заживающие раны.
Текла душа по венам Индостана
В открытые, в истоме, рыбьи рты.
;
***
Остались хвостики тряпья,
Квасные песни под гармошку,
Постылой совести немножко
Осколком в клюве воробья.
Закаты в пепельном венце,
Пустые числа, мысли, ночи.
Тупая память, в нервной корчи,
Пристарость - болью на лице.
В печной тебе томлёный стыд
Огнём бесстыдных сновидений.
Безвинный девственник весенний -
Твой взгляд, пронзающий навзрыд.
Остался Григ, свечой сожжён,
Есенин в винности бокала.
И лишь меня здесь не бывало,
Как не бывает верных жён!
;
КАПИТАН
По слухам, он сразу родился военным,
Из пены морской проявился на суше,
Сражал наповал королев и простушек
Могучей фигурой, натурой степенной.
Посмотрит, бывало, и вышибет душу…
Визжали девицы, прошитые взглядом,
Теряли рассудок, текли виноградом.
Хотя он совсем не стремился на сушу.
Стихия сидела в его подреберье,
Ломала, крушила года о форштевень.
Шептались: «Фортуне он брат или деверь?
Красиво беду оставляет за дверью».
Роптали пираты обеих Америк:
«Отважная сволочь, везучий, зараза!»
Но старость пришла, высочайшим указом
Начальником штаба списала на берег.
Расставила стулья в раю кабинетном,
Углы затянула седой паутиной,
Посыпались будни овсянкой рутинной.
Скрывая глаза золочёным лорнетом,
Он как-то крепился. Дожив до заката,
Ночами разбрасывал пьяную пену…
Однажды его пригласили в геенну
И приняли в штат капитаном фрегата.
;
ВЕСНА
Весна растворялась в кружении света .
Летела дворами в расстёгнутой куртке,
Влезала собакам в пустые желудки
И в них притворялась говяжьей котлетой.
Журчали от счастья желудки собачьи,
Ходили собаки счастливой походкой…
Легко управляя резиновой лодкой,
Гребли через лужу индейцы – Апачи.
Серьёзные войны, в руках бумеранги.
Текли по щекам акварельные краски…
Три кошки с плакатами: «Требуем ласки»,
Помойных котов разделяли на ранги.
Серьёзный мужчина на облаке сидя,
Над городом пел несерьёзные песни.
Старушка не знала веселья, хоть тресни,
Брела по дорожке в задумчивом виде.
В ней было немного от знака вопроса,
Немного от послерождественской ёлки.
Весна каблучками прищёлкнула звонко,
Когда с ней столкнулась буквально нос к носу.
«Веселье – не самое глупое дело,
Ты, вижу, задорно смеёшься, без фальши,
Пора мне, пожалуй, на север, подальше», –
Моргнула старушка и вдаль улетела.
«Прощайте, Зима!», – зазвенела ручьями,
Весёлым дождём пробежала вприпрыжку,
Обняв неспокойное сердце мальчишки,
Сильнее заставила биться ночами…
;
ОСТАТЬСЯ
Остаться на стадии скрытого счастья,
Дыша переливами звёздного света,
Чертить звездопадом на сердце приметы,
На радуге лунной с любовью качаться.
Хрустальную сказку с опаской рассеять,
Вздыхая: «Взойдёт, расцветёт, одурманит».
Цветной поцелуй обнаружить в кармане,
Из тех, что дарил в понедельник тебе я.
Сменить на луну в середине вселенной,
Забраться в окошко весёлым рассветом,
Луну положить у подушки монетой,
Надменно холодной, голодно разменной.
Поправить упрямый, улыбчивый локон,
Угадывать сны по движениям тела:
«Ах, как ты могла так! Ах, как ты посмела
Со мной изменить у меня же под боком!»
Касанием губ разбудить, разлететься.
Проснёшься, подбросишь монету повыше,
Сойдутся луна с поцелуем на крыше,
Польётся горячая музыка в сердце.
Закружится мир суетой откровений,
На каждый вопрос вызывая торнадо.
Тогда ты поймёшь, я по-прежнему рядом,
И даже теперь обнимаю колени!
;
ОТРАЖЕНИЕ
Тебя привлекали комнаты?
Услышал я стук в окно.
Вначале стучался скромно ты,
Как будто младенец-гном.
Неслышно царапал пальчиком,
Ладонью клеймил стекло.
Потом ты развился в мальчика,
Всем телом съедал тепло.
Кричало твоё безмолвие:
«Впусти же меня, впусти!»
Точилом карябал молнии,
Рыча продолжал расти.
Глаза наливались голодом,
Скрипела зубами злость,
Горела кострами молодость,
Свистело вокруг, рвалось!
Слетали худые ставенки,
Скрипела входная дверь.
Недавно был тихим паинькой,
Огромный, лихой теперь!
Берёзы клонились, кланялись,
Трещала по швам земля,
Ты в силу вошёл не рано ли?
Стихия - твоя семья!
Ты бился в окошко тонкое,
Ты видеть меня хотел,
Закатная полночь звонкая,
Меняла рисунок тел.
«Впусти…» постарел, осунулся,
Незримо сошёл с лица.
Глазами всё тот же юноша,
Душой заводной пацан.
Но тело… скатилось каплями,
Ручьями ушло в песок,
Восток обозначил залпами
В бессилие твой бросок.
Тебя не впустил уже ли я?
Смешно подмигнуло мне
Забытое отражение
В промытом тобой окне!
;
ШЁПОТ СУДЬБЫ
Сменишь ноги в сапогах левую на правую,
Поменяешь липкий страх на удачу бравую,
Грянешь дружное «ура» с другом – сотоварищем,
Кинешь кости... Жизнь - игра. Ты в игре пока ещё!
У тебя друзья вокруг, да команда славная,
Ты уверен, в жизни друг – литера заглавная,
Но предатели, увы, тоже в жизни буковки,
А друзья без головы, что в земельке луковки!
Ты пока ещё ведёшь, ты набит монетами,
Но уже последний грош твой чеканят где-то там,
И на твой последний блин зёрнышки смолочены…
Где-то вырос сукин сын, более находчивый.
Для тебя поёт волна, буря в небе скалится,
За тобой летит во снах, девица- красавица.
Ты в её заходишь сон осторожно, вкрадчиво…
Только рядом с нею он, более удачливый!
В этой жизни всё пустяк, кроме одиночества,
От него спасает враг, для врага и почести,
Для врага последний миг, крайнее мгновение…
Ты убил его старик! Слил стихотворение!