Сбивчивое и непоследовательное повествование о поездке в деревню Каска
30 июня – 03 июля 2010 года
Эту запись делаю 14 февраля 2012 г. на основе записей в блокноте, сделанных непосредственно в дни поездки. Почему я всегда так старательно привязываю записи по датам? Какая бы разница, если не указывать даты? Не знаю – привязываю.
В поездку специально были куплены: складной велосипед с передачами, палатка на пружинном каркасе, стальной котелок и какие-то ещё мелкие нужные предметы. Велосипедов в доме было три – разные и в разном состоянии, четвёртый купил именно для поездки по железной дороге – если складной, то провозится без проблем. Палатка на пружинном каркасе ставится за секунды в любом месте, только следует привязать к чему-нибудь, чтобы ветром не уносило. Котелок есть - алюминиевый, но уж очень бывалый. С помощью Любови Ивановны Синцовой – двоюродной сестры, живущей в Онеге выяснил общую схему маршрута до Каски. Мама, в своё время, попадала домой через станцию Порог и далее – по реке. На похороны своей мамы Фёклы Ивановны моя мама Анна Семёновна ночью шла от Порога пешком по какой-то дороге (скорее всего по левому берегу Онеги). В настоящее время маршрут иной: есть автодорога из Онеги на юг по правому берегу реки, и проходит она через станцию Глазаниха. Поезд Архангельск-Мурманск ходит два раза в неделю – в пятницу и в воскресенье. И, соответственно, обратные поезда выходят из Мурманска в пятницу и в воскресенье. Это определяет продолжительность и стиль поездки.
Задумался: получается, что моя мама жила, в течение 70 лет не видя свою маму. Первые десять-одиннадцать лет вела с нею переписку, а потом – хранила в памяти. И в нашем с мамой общении моя бабушка Фёкла Ивановна вспоминалась очень часто. Моя мама ушла из жизни, когда мне было 53 года ( за 4 месяца до этого ушёл папа ), и практически ежедневно мы находились рядом, не считая командировок и поездок.
А теперь: о поездке в Каску.
29 июня 2010
Завтра еду на Онегу.
Мама там родилась, ходила в школу, начала работать, и уехала из Каски в 1939 году. Возвращалась мама в Каску, наверное, всего два раза: после увольнения из армии и на похороны своей мамы Фёклы Ивановны в 1950 г. После этих похорон своего отца Семёна Александровича мама увезла к себе в Архангельск.
Так получилось, что бабушка моя Фёкла Ивановна покоится в касканской земле, а дед мой Семён Александрович похоронен на Вологодском кладбище в центре Архангельска. И обе эти могилы потеряны навсегда: бабушка лежит без ухода и посещений с 50-х годов, а могила деда сровняна с землёй в 2010 – к Дню Победы построили мемориал и вычистили вокруг территорию от сотен могил – для «красоты».
Мама моя, Анна Семёновна, никогда после 1950 года не бывала в Каске – дом продан, а все близкие люди выехали оттуда ещё до войны: дядя Петя, дядя Ваня, мамины сёстры Клава и Люба, дядя Юлий ( в 1945 ). Сколько точно было детей у Семёна Александровича и Фёклы Ивановны я не знаю, перечисленные выше дожили до взрослости; несколько умерли рано, знаю, что моя мама была второй Анной.
Я никогда прежде не бывал в Каске, но чувствую, что обязан побывать на родине моей мамы, моих дедушки и бабушки.
План поездки такой: поездом до станции Глазаниха, из Глазанихи по дороге на юг примерно 40 км до Вазенцев. (Деревня Вазенцы – родина бабушки Фёклы Ивановны, её девичья фамилия – Алуфёрова. ) Каска от Вазенцев в 6 км за рекой. Попробую найти место для ночлега в Вазенцах, а в Каску съезжу днём. Из Каски планирую съездить в Чекуево ( примерно 14 км ) – там мама училась в школе. Для всех перемещений беру с собой велосипед (складной). На третий день – обратная дорога.
Сегодня (29.06.2010) был в Конецдворье. Там покоится на кладбище Петяево мой дядя Юлий. Я изготовил деревянный крест и установил его (через 31 год). Дядя Юлий умер в 1979 году в 52 года, хоронила его моя мама (и я приезжал на похороны). Потом ещё раза два мы навещали его, устанавливали мраморную плитку, присланную тётей Алей. И вот в 2010 году я разыскал могилу дяди Юлия и восстановил её – понял, что обязан это сделать, так как являюсь единственным человеком знающим, где покоится Юлий Семёнович.
Из Каски хочу привезти мешочек земли – для деда, для мамы, для дяди Юлия.
Возьму и фотоаппарат. Понимаю, что даже местность выглядит не так, как 60 лет назад, но и сравнивать вид уже некому – ушли все, кто знает как было раньше.
Описание схемы маршрута:
- станция Глазаниха – метров 200 по грязи вдоль ж/д полотна, затем примерно 500 м асфальта по посёлку, выезд на юг – песчаная грейдерная дорога;
- через 10 км – развилка: примыкает дорога от станции Мудьюга ( до Мудьюги 10 км, до Кодино 36 км ) прошёл участок со скоростью 12…15 км/ч;
- перед мостом через р.Мудьюга стоит деревня Верховье, дорожный знак 67\148;
- р. Мудьюга имеет очень крутые берега в густом кустарнике, к воде не подойти;
- в районе знака 69\146 дорога делает крутой зигзаг;
- около знака 72\143 в лес уходит дорога к реке Онега в месте впадения в неё реки Мудьюга, проехал с километр – стала почти тропой в лесу, до реки довольно далеко;
- около знака 75\140 деревня Сырья на очень высоком откосе – вид на р.Кодина и деревню Большой Бор – до реки примерно 3 км;
- около знака 78\137 бетонный мост через Кодину, отличные небольшие пляжи с удобными подходами;
- в Большом Бору несколько дорог, нужно вправо с подъёмом и поворотами;
- около знака 82\133 деревня Павловский Бор; далее рядом деревня Сельский Бор;
- около знака 86\129 очень большой посёлок Анциферовский Бор;
- далее длинный пологий подъём ( 2 км ) до знака 91\124;
- около знака 93\122 отворотка на деревню Горки ( часть Вазенцев ), на развилке остановка автобуса;
- около знака 94\121 ещё одна отворотка на Вазенцы;
- чуть дальше отворотка к переправе через реку Онега в Каску.
Вся дорога, кроме небольшого участка через р. Кодина – песчаный грейдер.
Вдоль дороги есть хорошие магазины, больница - в Анциферовском Бору.
Около переправы находится база лесозаготовительного предприятия, есть небольшая площадка для автомобилей. Переправа через реку на моторных лодках.
Схема дедова дома:
Длина дома 19…20 м, ширина примерно 7 м, скотный двор 6 м, сарай 3 м, кухня 4 м, комнаты примерно по 6 м в длину ( площадь каждой комнаты около 20 кв.м )
Вот что было взято у меня с собой в дорогу ( не смешно! ):
Велосипед складной с переключением передач;
Широкий старый охотничий рюкзак с кучей карманов и «молний», на дно
рюкзака уложен специальный вкладыш с гнёздами для большого ножа, для
маленького топора, для котелка, для термоса, с двойным дном (там лежали
насос, гаечные ключи, мясные консервы, велокамера и мелкие предметы);
вкладыш я склеил из 6-мм пластика – лёгкий и прочный, очень жёсткий, что
позволило везти тяжеленный рюкзак на заднем багажнике велосипеда,
фиксируя его резиновыми жгутами с крючками;
Несколько комплектов одежды (на всякий случай ), один из которых –
дорожный – имел в своей основе джинсовый костюм из брюк и безрукавки
со множеством карманов и свитер, другой – походный – базировался на голубом рабочем полукомбинезоне с оранжевой безрукавкой и кепкой;
Палатка на пружинном каркасе – в специальном круглом рюкзаке, в том же
рюкзаке лежали клеёнка и штора, сиденье из полиуретана, часть одежды,
запасная обувь, капроновые верёвки, противодождевой лёгкий костюм;
Посуда и инвентарь: жестяное ведро 3л ( с продуктами ), термос, котелок,
миски ( глубокая и мелкая ), кружка с крышкой – всё из нержавейки, ножи,
ложки, спички, зажигалка, 2 «маленьких» водки, бритва, мыло, зубная паста,
полотенце, одеколон, походная аптечка, блокнот, ручка, карандаш, компас,
перчатки, телефоны с зарядником, цифровой фотоаппарат с батарейками,
полевая кожаная сумка, тканевая поясная сумка, армейский котелок-фляга;
Паспорт, ж\д билеты, деньги, фотографии родственников;
Продукты: 3 буханки хлеба, греча, банка консервов, чай, сахар, соль, лук, 1кг картошки, пара помидоров, огурцы, оленьи рёбра, 2 пачки творога,
2 пакета ряженки, банка 0,3 л варенья, литр воды.
Самое смешное: пригодилось практически всё – за три дня! Ещё и добавлял. Подробности использования – в отчёте.
Дальнейшая запись отчёта сделана в субботу 3 июля 2010 г. начиная с 15 ч.20 мин. на станции Глазаниха в ожидании поезда и в поезде.
1.Выехал из Архангельска 30.06.2010 в 21-50.
Прибыл в Глазаниху 01.07.2010 в 04-10. От «ж/д вокзала» уехал последним, пока привязывал и перевязывал раза три рюкзак и палатку к велосипеду. Передо мной на мотоцикле без коляски укатили два парня и девушка – с вещами и навеселе. Вдоль путей метров 500 по грязи и колдобинам до асфальта дороги из Онеги в Ярнему.
В грязи подобрал «мобильник» - обронили «мотоциклисты».
По «найдёнышу» поступает звонок: «Виталя, я потеряла телефон».
Отвечаю: «Я не Виталя, а прохожий. За телефоном подходи к переезду».
«У меня телефон розовый такой».
«Розового не видел, нашёл чёрный».
Подъехали мотоциклист с девушкой. Отдал парню его телефон, и они поехали вдоль путей искать розовый телефон.
2. Выехал за Глазанихой с асфальта на песчаный грейдер. Около дорожного знака 56\159 свернул на узкую просеку и укрывшись за кустами переоделся из дорожной формы одежды в походную. В очередной раз с третей попытки закрепил на велосипеде рюкзак и палатку. Всё это заняло примерно час.
3. Дорога широкая, но одноколейная – одна сплошная песчано-гравийная обочина с колеёй, гуляющей от одной канавы к другой, но преимущественно колеи держатся у правой стороны (по направлению движения на юг).
Передачи, на которых я двигался по песчанке (всего их 6): вначале шёл на 3, потом – 4, после 3…5 км смело стал идти на пятой, а порой и на шестой. Тонкость тут не столько в тяжести хода по песку (он влажный и укатанный – твёрдое покрытие), а в том, что нужно приспособиться к периодическим срывам сцепления с дорогой: чуть резче рулём или наклон корпуса – велосипед разворачивается поперёк дороги.
Дорога имеет серьёзные спуски и подъёмы. Очень крутой спуск от деревни Сырья к реке Кодина ( я ещё при спуске разъезжался с обгоняющей и встречной машинами – и тормозить опасно, и рулём не покрутишь, и скорость хорошая ). Есть «тягун» с уклоном до 5 град длиной 2 км на полпути от Анциферовского Бора к Вазенцам.
3. Весь путь до Вазенцев я проехал до 9 утра ( за 4,5 часа, включая все задержки ), без привалов и практически без остановок. Только в Сельском Бору позвонил Сергею Малкову ( было 7-40 ) и подошёл к памятнику погибшим на войне.
Положение Вазенцев определил по километражу – есть отворотка без указателя. Постоял на перекрёстке, проголосовал двум машинам – спросить дорогу – пронеслись мимо с ускорением.
4. Вообще это оказалось самым моим большим удивлением за все три дня похода: онежские мужики – «говно» и трусоваты. Ни один из онежских не остановился при моём голосовании на дороге. Водитель молоковоза, стоявшего у обочины сегодня утром рядом с местом моей ночёвки, газанул с места, когда за сто метров увидел меня с фляжкой в руках. Мужики на переправе в Каску (и «туда» и потом – «обратно») соглашались перевезти, но сразу же предупреждали – платно ( 50 руб ).
А сегодня ночью около 23-30 еду из Глазанихи обратно в лес и вижу: далеко сзади меня несётся фура-тяжеловоз. Потом вдруг звук её движения сник и она даёт мне сигнал «фа-фа» за полкилометра не доезжая до меня. Я слез с велосипеда на обочину, жду. Подъезжает фура. В огромной кабине «крокодила» два мужика лет по 35 – очень свирепого вида. Предложили мне грузить всё своё хозяйство к ним, и они готовы везти меня по направлению на юг. Я отказался: Спасибо, не надо. Водитель вышел из кабины и подошёл ко мне: Садись, пожалуйста – повезу куда надо! На номерах фуры: 35 регион (не знаю – что, но не наш 29 ). Не стал говорить водителю, что ищу место для ночлега в лесу. Просто поблагодарил за готовность помочь.
5. Давай, продолжу эту «финальную» тему. Из Каски я выехал в 15 часов 2 июля. Ещё с вечера 1 июля зарядили грозы и дожди (накрапывающие). Чтоб не искушать судьбу и не ехать в спешке под серьёзным дождём 45 км по сырому песку – я выехал раньше. Проехал за 5 часов до Глазанихи ( на час медленнее, чем «туда» ). Сырой песок гораздо хуже сухого, но зато нет пыли. Да и в противодождевом костюме не очень комфортно крутить педали – он не впускает дождь, но и не выпускает пот.
Делал несколько остановок. Первая: у развилки на Вазенцы – так как шёл серьёзный дождь. Посидел в будке автобусной остановки, съел солдатский котелок гречневой каши. Вся автобусная остановка расписана сообщениями о том, кто с кем и когда тут побывал. И есть одна дивная надпись, достойная увековечивания на граните: "Ну, раз такое дело, то и я - тут был".
Вторую серьёзную остановку сделал в Анциферовском Бору. Зашёл в магазин – купил 1,5 л «Куртяевской» минералки, 0,5 кг творога и кефир. Тут же в магазине съел «Пломбир». На крыльце магазина выпил кефир (жидкий и невкусный) и выпил почти пол-литра газированной минералки. Ехать днём, даже в дождливую погоду, гораздо тяжелее, чем рано утром в сухую солнечную.
6. Допилил до Глазанихи в 21 час. Решил заночевать в зале ожидания. Оказалось, что на этой станции нет не только «зала», но даже и «ожидания»: одна скамейка около клумбы с цветами и инвентарный контейнер компрессорной станции. Нет даже дежурной по переезду. Ничего! Около 1,5 часов я потыкался в несколько домов посёлка – никто не пустил на ночлег. И тогда я решил вернуться в лес – поставить палатку и перекантоваться более полусуток там. Вот в этот момент я и получил поддержку от дальнобойщиков.
А светлой памяти бабушка моя Антонина Алексеевна о перспективах получения помощи и поддержки всегда говорила: «Никто, кроме как Бог, да добры люди».
7. Поясню, почему ночевать поехал в лес подальше от посёлка. Днём я этого совсем не замечал, а к ночи очень явно стало всевластие собак: сплошной лай по посёлку, пробегают поштучно и группами. Ещё в Каске с вечера собаки стали кружить около палатки, норовя как минимум «пометить» её. А, выехав в поисках ночлега из Глазанихи, я разглядел, что собачьи тропы проходят и в 3 км от посёлка.
5 км я не спеша пилил на юг от Глазанихи, осматривая мокрый лес и болотца вдоль дороги на предмет их пригодности к ночлегу. Та просека и полянка, где я переодевался в первый раз, совершенно не годились – сплошь высокая мокрая трава и лужи. Там (на «пятом» километре) ещё было болотце диаметром метров 100 с несколькими высушенными еловыми стволами. И хозяином этого царства был кулик. Не знаю, спал ли он вообще, но я его видел и в первое утро, и в следующий вечер, и затем весь день – он всегда был на одном из «столбов» и зорко охранял болото. Напротив этого чуда, справа от дороги я увидел поляну (полуболото), выходящую «широкой грудью» на дорогу, и лежащую на этой поляне кучу толстых брёвен. Вот прямо на этих брёвнах я и поставил палатку, замаскировав её срубленными кустиками там, где не хватало густоты растущих вокруг брёвен кустов. Подмёл веткой свои следы на дороге – чтоб не демаскировать позицию ночлега. Поужинал творогом с вареньем и уснул.
8. Спал до 8 утра с чудесными снами про городскую жизнь и незнакомых мне людей. Солнце так и не выглянуло, дождь почти постоянно шёл в виде «капель из тумана».
На двух брёвнах, в ложбинке между 40-сантиметровым и 20-сантиметровым (переложенным мной в нужное положение) я прекрасно проспал всю ночь, засунув ноги в рюкзак и укрывшись полиэтиленовым плащом. Велосипед был положен под палатку. И оказалось, что в палатке на брёвнах удобно не только лежать, но и сидеть – ноги свободно свешиваются с бревна, а палатка, хотя и имеет пришитый пол, но послушно подаётся давлению – благодаря пружинному каркасу.
Утром с жестяным ведром, термосом и котелком в рюкзаке съездил за 5 км в Глазаниху за водопроводной водой (из колонки). Расплескал почти половину, но хватило на весь день. Из луж и болот брать воду не рискнул. Самым «наглым» образом обозначил свою позицию на поляне – выставил на вид велосипед, разложил по брёвнам и развесил по кустам одежду, развёл на видном месте костёр – чтобы никто случайно не спланировал привал в этом месте. Накипятил чаю, испёк в костре картошку, наелся копчёной оленины на рёбрах (Дина прислала из Нарьян-Мара).
Но был на той поляне и совсем особый момент. Я вспомнил, что 3 июля – сто дней с момента ухода Риты, и такой звериный рык вырвался из меня,что эхо повторило его несколько раз.
На поляне с брёвнами я отдохнул по-туристски и к 15-00 снялся «с якоря» и покатил на станцию – ждать поезда в 17-20.
Да, ещё: рабочий полукомбинезон оказался очень хорошей дорожной одеждой – свободно, тепло, сухо, ничего не боится.
9. Ну, а теперь – про Каску!
Свернув с дороги у знака 94\121, я сразу понял, что это – Вазенцы, а слева за рекой – Каска. Как мама рассказывала. Только сами Вазенцы состоят из трёх деревень на длине 1,5 км: маленькая деревня Горка (меньше 10 домов), средняя деревня (домов 20…25) – Вазенцы, и Верхняя деревня (5 домов) – ближе к переправе.
В Горке поговорил с женщиной лет 60 – дачница, с мужчиной лет 60 – дачник. Они Показали дом Алуфёровых (почти самый первый встреченный мною при въезде дом). В него на выходные приезжает из Онеги Саша Алуфёров лет 45 от роду. Он должен быть моим родственником по бабушке Фёкле Ивановне, но ввиду малых лет мне он в данной поездке не интересен.
Да, после бесед с жителями Горки, выбравшись с велосипедом на дорогу, я решил сделать привал и остановился около колхозного сеновала немного в стороне от дороги.
Выпил водки с поминанием всех известных мне маминых родных, живших в этих деревнях, и закусил овощами.
В деревне мне сказали, что самый старый житель Вазенец – 1935 года рождения. Зашёл в указанный дом, но ветеран был в отъезде. Я прошёл через все три деревни, а затем ещё 1 км через овраг и по полю до переправы в Каску. Как оказалось: на Каску есть отдельная отворотка у знака 96\119. К переправе ведёт длинный пологий спуск, что позволяло развивать достаточно большую скорость, чтобы оторваться от стаи слепней, одолевавших меня.
10. На переправе стояла моторная лодка, хозяин которой согласился перевезти меня со всем барахлом через Онегу. Я разулся, снял штаны и погрузился на «Казанку». Переправившись в Каску, я сел на берегу на большой привал. Я решил не идти сразу в деревню, а дождаться, когда деревня сама придёт ко мне.
Развёл под прикрытием берега костёр, наварил жидкой гречневой каши с банкой «тушёнки». Разделил варево на суп и на кашу. Кашу сложил в солдатский котелок, сцедил с неё воду ( эту кашу я хранил почти сутки и съел уже при отъезде за рекой ). Не спеша съел «суп» с хлебом, салат из помидора, огурца и луковицы, выскоблил песком котелок и накипятил чаю. «Выкупался» в Онеге ( плавать не решился – холодновато ) – побродил по илистому дну. Прополоскал в реке всю одежду, в которой был в дороге, разложил всё на просушку по огромному плоту из брёвен. Позагорал, побродил по камням и суглинкам берега, сделал несколько фотографий.
Осмотрел ближайшие окрестности с целью выбора места ночлега. Рядом с берегом стоит прекрасный сарайчик, но это бывший водозабор колхозного коровника – внутри сарая – глубокая яма без настила. Вниз по течению, напротив Вазенец – очень красивый луг, но если ставить там палатку, то это не обеспечит спокойного сна, так как слишком близко к деревне и у всех на виду.
11. Подъехал трактор – за товаром для магазина. Я поговорил с трактористом о старых жителях Каски. Он назвал мне двух старушек: одна 20-х годов рождения, другая – 30-х.
Я оделся во всё чистое сухое, сложил рюкзак, прикрепил его к велосипеду и поехал искать самую старую касканчанку. Женщина в деревне указала дом «тёти Паши Давыдовой». Зашёл во двор дома и «пошумел» в открытое окно. Выглянула сухопарая старушка довольно высокого роста.
- Вы – тётя Паша Давыдова?
- Да, я…
- Можно с Вами поговорить?
- Заходи в дом.
Сперва представился кто я есть, показал фотографии деда Семёна, бабушки Фёклы, мамы, дяди Пети, дяди Вани, дяди Юлия. Она их всех знала в гораздо более раннем возрасте, чем на этих фотографиях, но вспомнила всех. Вдруг тётя Паша говорит: «А это ведь мы купили ваш дом».
И тут я всё понял: эта тётя Паша Давыдова и есть та самая Паша Задворная, которая, пользуясь моментом смерти бабушки Фёклы и бедственным положением мамы и деда моего, купила дом за малую часть его цены. Ей тогда было чуть меньше 30 лет. И оказалось, что эта «сделка с совестью» тяготит её уже 60 лет. Она вела себя так скованно и неловко, будто я пришёл требовать с неё уплаты долга за наш дом.
А из-за продажи дома мама больше никогда не ездила в Каску – не хотела быть гостьей в своём же задаром отданном доме.
Я попросил тётю Пашу показать хотя бы место, где стоял дедов дом. Николай, сын тёти Паши, отвёл меня на середину деревни.
12. Уф! Угнездился на месте в вагоне. Глазаниха – поле чудес! Когда я приехал сюда в прицепном 31 вагоне, пришлось топать по щебню насыпи метров 200 – аж от входного семафора – до лестницы схода с путей. Сейчас, не зная, где окажется очередной 31 вагон, я встал у самой лестницы. Вагон оказался у входного семафора станции с мурманской стороны – те же 200 метров по щебню, но в другую сторону. Проводницам говорю: «Подержите состав, пока добегу до хвоста!» Отвечают: «Прыгай в ближайший и иди по составу». Запрыгнул и шёл. Уже проехали Мудьюгу, а я всё шёл по составу (больше 20 минут), неся перед собой сложенный велосипед с прицепленной к нему палаткой и имея за спиной рюкзак, равный по ширине проёму дверей. Аналог такого движения – быстрая езда по песку на велосипеде на дистанцию 5 км – употел так, что сев на место, выпил 0,5 л воды.
13. И продолжаю про Каску.
Мама всегда говорила мне, что дом таты (деда Семёна) и мамы (бабушки Фёклы) сгорел давным-давно.
А оказалось: Дом на своём месте простоял до 2005 года. И в нём всегда жили люди. А потом дом раскатали и перевезли на новое место, так как на прежнем месте земля стала очень сырой – с невысыхающими лужами ( автомобили и тракторы очень уплотнили дорогу и ухудшился сток поверхностной воды с участка ).
На своём месте остался лежать нижний венец сруба – весь! – обозначая полные контуры дома. Увидев этот венец, я не удержался от слёз. И решил, что ночевать буду только здесь – в доме деда и бабушки. Николай, показавший мне место дома, не понял моих слов, но, увидев слёзы, не стал возражать.
14. Я выбрал место в юго-восточном углу «передней избы» и решил поставить там палатку. Прошёл по «дому» - набрал 6 крепких плах: боковину лестницы, два куска матиц ( или узловых брусов ) – с вырезами, да ещё три подходящих доски из комплекта дома. Уложил всё на ширину 1 м вдоль восточной «стены».
Подошли два парня и женщина: «Что ты тут делаешь? Это – наше место – будем ставить гараж». Я им сказал, что я внук хозяев этого дома и намерен провести ночь в гостях у дедушки и бабушки. Они меня не поняли – решили, что мужик «с тараканами», но ушли.
Привёз охапку сена ( Никто как Бог: сено это лежало у парома на берегу – там, где я готовился к «взятию Каски»! ). Накрыл сено занавеской для ванны ( вёз с собой из Ритиной квартиры ) и поставил сверху палатку, закрепив её на колышки. Затащил в палатку рюкзак и сложенный велосипед ( стал накрапывать дождь ). Сел в палатке на «подушку» ( круглый палаточный рюкзачок, набитый одеждой ) и мне стало так хорошо и спокойно, как будто я действительно пришёл в дом к деду и бабушке.
Особенность этого состояния - успокоенности в присутствии твоих старших
родственников – хорошо объяснил Илья Алейников в своей книге, которую я
прочёл уже в 2012 году: ушли все, кого я любил, и теперь меня окружают те,
кто любит меня – а это совсем другое. Это совершенно другая форма жизни.
И хочется, чтобы рядом всегда находились и те, кого ты любишь сколько
себя помнишь.
Лёг и поспал два часа. Переоделся ( за сутки пребывания в Каске я переодевался несколько раз: синий комбинезон; джинсы с голубой рубахой; тёмные брюки с красной рубахой; «пятнистый» лёгкий прорезиненный костюм из штанов и рубахи – от дождя ) и обошёл деревню и берег вдоль деревни. На берегу встретил валун высотой сантиметров 80 – такого и лёд не утащит, обнял его – он должен помнить Нюшу Большакову и Талю Вахрамееву.
Дома в Каске все довольно новые ( послевоенные ) – Каска за 70 лет после отъезда мамы изменилась полностью. А валун этот, если и переехал, то не далеко – за 70 ледоходов.
В 23-40 я забрался в свою палатку, выпил водки – отдельно за каждого жившего в этом доме Большакова, наелся творогу с вареньем ( вёз из Архангельска ). И уснул сном праведника, одевшись не слишком тепло и накинув на себя голубую куртку комбинезона и полиэтиленовый плащ.
15. Проснулся в 8-20. Солнце светило в восточную стенку палатки, коровы мычали в деревне, лаяли собаки, каркали вороны, куковала кукушка и пели «райские» птицы.
Вообще звукоряд в деревне совершенно отличается от того, что я слышу повседневно: ни радио, ни телевиденья я не слыхал все эти дни. А птиц наслушался таких, каких с рожденья не слыхивал.
И ещё про касканских коров. Стадо более 20 голов: 6 – 7 взрослых коров, телята, 2 лошади, 2 свиньи – постоянно топчется в грязи на одном и том же месте в деревне. Эта грязь их и привлекает, и они сами её поддерживают своими «стараниями» вероятно уже не меньше ста лет – они вываливаются в этой грязи, спасаясь от мошкары и слепней, заедающих скотину «до костей». Пару раз видел это стадо пасущимся у железных бочек на южной окраине деревни около реки.
Мама говорила: в Каске коровы дают молока столько же, как и козы – они всегда недоедают из-за слепней и мошкары.
16. Так вот:
Проснувшись утром, я больше часа «приходил в себя»: лежал, сидел, лежал, надев одну штанину брюк. После этого ещё час завтракал и брился. Получилось в результате, что я 12 часов провёл в палатке, вообще не показывая носа наружу – так комфортно я чувствовал себя в своём доме.
После этого я дошёл до того плота-парома, где был вчера утром, и удивился: плот стоял метров на 5 ниже по течению и на 1,5 м дальше в реку – оказывается на нём перевозят через Онегу трактора и машины. Но как мужики вообще сдвигают с места такую махину ( 8м х 4м х 0,6м ) из десятков толстых брёвен, имея из плавсредств только «Казанки» и «Прогрессы» ( в плоту минимум 5 тонн веса да плюс перевозимый груз )? А «хранится» плот целиком вытащенным из воды – чтоб не намокал. Плот имеет стальные аппарели и какое-то буксирное устройство на «носу» - вертикальное бревно, подкошенное другим бревном и слегка подвязанное проволокой.
Так вот, дойдя до плота, я опять «выстирал» всё, что было на мне надето, «искупался» сам, высушил на ветру и лёгком солнце одежду и пошёл на кладбище.
17. В Вазенцах кладбище стоит между Горкой и средней деревней – в виде еловой рощи, спускающейся узкой полосой от дороги к реке. Касканское кладбище – точно такая же роща, стоящая ребром к реке за северной окраиной деревни. Прямое расстояние между этими «рощами» вдоль реки 2 км. Там и там покоятся прахи моих прямых и дальних родственников, живших там в нескольких поколениях. Они растили хлеб, разводили скот, ловили рыбу, ставили сено, плотничали и столярили, заготавливали строевой лес и дрова, тачали обувь, пряли и ткали, делали одежду, воевали, ходили на заработки в разные ближние и дальние города, растили детей, молились богу – приходили, жили и уходили. Большаковы ушли из Каски все.
Последним покинул эту деревню мой дед Семён Александрович Большаков 1880 года рождения, бывший первым председателем колхоза, отсидевший срок за своё председательство - по злому навету, комиссованный из лагеря – умирать - домой в 1936 году и проживший после этого ещё 21 год.
18. Названия:
Каска – холм, гора, бугор, возвышенность;
Вазенцы – от «важить» - тянуть, поднимать, «важко», «важно» - тяжесть;
то есть, скорее всего, Вазенцы – пологие подъёмы;
Горка – то, что на бугре, выше остальных по положению;
Верховье, Верхняя деревня – то, что выше данного места по течению реки
( а по высоте расположения такая деревня может быть и ниже соседних ).
То есть весь этот блок деревень назван по форме местности, на которой каждая из них расположена. Каска стоит на невысоком холме на крутом повороте реки.
Вазенцы расположены на пологих длинных склонах восточного (правого) более высокого берега. Но Вазенцы стоят на нижних частях склонов ( ближе к реке ), а Каска стоит на вершине холма ( подальше от реки – чтоб не топило в половодье ). И скорее всего все эти деревни появились одновременно и построены переселенцами из другой местности. Большинство деревень в округе имеют странные современному уху имена или связаны с личными именами людей ( Пияла, Хачела, Чекуево, Пачепельда, Воймозеро, Лавозеро, Букоборы, Филява, Ковкула, Кялованга, Семёновская ).
19. И продолжаю: к кладбищу нет какой-либо торной дороги ( во всяком случае я её не увидел ), есть только след в траве от проходившего трактора. По этому следу я и пошёл. Кладбище обнесено забором из досок – по типу изгороди: стойки и доски в 2-3 ряда горизонтально. Там, куда привёл след, изгородь имеет две съёмные доски, лежащие в «вилках» свободно. Я снял верхнюю и вошёл за забор.
От забора до рощи 10 метров. И я понял, что не смогу войти туда, так как могил ни бабушки Фёклы, ни прабабушки Анны, ни других моих предков не сохранилось. Но они точно лежат на этом погосте. Я прошёл по траве вдоль забора метров 30 в сторону реки, позвал бабушку Фёклу и прабабушку Анну. Сказал им всё, что случилось с их детьми (внуками ), прочитал «Богородицу» и «Отче наш» - всё, что знаю. Поплакал. Вышел и закрыл за собой изгородь.
20. После этого я понял, что уже могу уезжать из Каски – сделал практически всё, что должен был сделать. Кроме одного, очень важного, дела: взять касканской земли для деда, для мамы и для дяди Юлия.
Накануне вечером, обходя Каску, я смотрел, где может быть та земля, которая должна «помнить» деда Семёна и Нюшу Большакову. Сама земля деревни – грязь непролазная и дороги из засохшего суглинка (супеси?). Песок и камни на берегу – заезжены тракторами, осыпаются каждый год новым слоем и смываются ледоходом. Валуна колоть не стоит. А в лес или в луга идти нет смысла ( участки были всегда поделены между семьями, а где чей я не знаю ).
Утром я окончательно решил: взять землю из дома. Та земля, что есть по всей площади дома, всегда была под полом и не может помнить жителей дома. Помнит всех печка! Даже если её перекладывали, нижние слои – изначальной кладки, а именно низ печки и сохранился. Я взял печной глины, которая заросла травой и возвышается над всеми остатками дома. Скрёб глину железной полосой и собирал в мешочек. Уверен, что эта печная глина обогревала и кормила всех, живших в этом доме – от момента его постройки и до разборки в 2005 году.
21. А дальше: про Совпадения.
Прабабушка моя Анна Ивановна Большакова, мать деда Семёна, была ведунья: она могла «звать на ветер» - и сын её Александр (старший, самый любимый) приезжал из Дагестана (куда ушёл ещё молодым). И не хотел ехать, а приезжал. И ругал свою мать – не зови больше. Она могла «заговаривать руду» - остановить заговором кровотечение. Указывала, где искать пропавшую корову, и делала много других «волшебных» вещей.
Мама моя просила её: «Бабушка, научи меня всему, что умеешь». Та отвечала: «Рано».
Умерла прабабушка Анна около 1933 года (она была 1850 года рождения) и последние два года лежала, лишённая речи – только мычала и плакала. Маме моей было не больше 12 лет на момент смерти её бабушки – слишком мало для обучения.
И я уверен (иначе быть не должно): прабабушка Анна заговорила свой дом от бед и напастей, от злых людей, от огня и от воды, и от всех прочих бед. Все члены её семьи, ушедшие на войну, вернулись живыми ( и дядя Ваня, и мама моя, и дядя Юлий). Мама моя, попав в армию по добровольному заявлению, пройдя подготовку на санинструктора, вообще не попала на фронт: майор на распределительном пункте в Архангельске тянул с её назначением больше двух недель, отправляя прибывающих девушек санинструкторами и медсёстрами на фронт. А определил её тот майор писарем в штаб бригады НКВД, дождавшись, когда пришла такая разнарядка. Надо учесть, что на момент призыва в армию мама моя работала нотариусом и секретарём судебного заседания в Нарьян-Маре.
Заговорила прабабушка Анна дом накрепко-навечно. И все, кто в нём жил и после Большаковых, любили дом и он им нравился.
И вот теперь о Совпадениях. Бабушка Фёкла умерла в октябре 1950 года ( родилась 1 сентября 1884 ). Моя мама забрала тату (деда Семёна) к себе в Архангельск. Ни нормального жилья, ни денег для нормальной жизни у мамы не было. А у деда Семёна была только мизерная пенсия. Решили продавать дом – срочно, чтоб не ездить в такую даль специально для продажи.
Паша Задворная (Давыдова) и купила дом «за копейки». А через 7 лет (в 1957 году) продала его Алексеевым.
Совпадение: в октябре 1957 умер дед Семён Александрович – остановилось сердце.
В 2005 хозяева дома (Алексеевы?) продали дом новым хозяевам. А те решили его разобрать и переставить на новое место, так как нижние венцы дома следовало заменить полностью.
Совпадение: осенью 2005 моя мама чудом осталась жива после катастрофического ослабления сердца. Участковый врач и медсестра спасали её в течение нескольких месяцев. И более чем через полгода мама более-менее окрепла.
В начале осени 2008 года, дом, собранный на новом месте, сгорел. Мама моя всегда мне говорила: наш дом сгорел – а он стоял себе и люди в нём жили.
Совпадение: сгорел дом от удара молнии. Не было ни дождя, ни грозы. Одна молния «жахнула» над Каской и сожгла бывший наш дом, переставленный на новое место. Люди в деревне долго гадали: от чего сгорел дом.
Мама моя Анна Семёновна умерла в ночь на 10 января 2009 года – остановилось сердце. Я дотащил её до постели, вызвал «скорую», и мама ещё реагировала на мой зов, но сердце больше не пошло.
И ещё одно совпадение: касканский паренёк из соседнего дома решил летом 2010 года строить гараж на прежнем месте нашего дома – для этого он сейчас (в июле) расчистит площадку от остатков сруба. И я, никогда в жизни не бывавший в Каске, вдруг бросил работу и решил, что непременно должен поехать на мамину родину – в Каску. Не иначе, как позвала меня прабабушка Анна, чтоб я сберёг хотя бы память о нашем касканском доме.
Вот я и исполнил этот свой долг: и съездил, и сфотографировал всё, что увидел, и записки составил.
20 часов 00 минут 03.07.2010
Запись завершил 19.02.2012
Папка 25 - 16