Разрешено с рождения грешить,
хранит меня от огненной геенны
последний часовой моей души -
отважный воин, трудноубиенный.
Допустим, наломаю кучу дров,
одну-другую заповедь нарушу,
а он молчит, по-рыцарски суров,
по стойке смирно охраняет душу.
Любой затее свой отмерен срок.
Придет конец и этой службе вящей.
За баней часового под шумок
придушит утомленный разводящий.