Польша в журналистике русских писателей ПМВ

Ян. Орловский
Польша в журналистике русских писателей во время Первой мировой войны

Так называемый польский вопрос - как вы знаете - стал гордиевым узлом внешней и внутренней политики России на протяжении всей истории польских разделов. Он становился особенно чувствительным и драматичным в периоды польских восстаний . После подавления январского восстания его попытались раз и навсегда решить методом интенсивной русификации жителей Царства Польского. Эта цели была подчинена тогдашняя царская административная политика этнических, религиозных, образовательных и культурных мероприятий на польской земле.

Польский вопрос, из-за его политических и моральных последствий, главенствовал в общественном мнение России, что нашло отражение в политике, журналистике и художественной литературе страны. На сегодняшний день уже существует в достаточно обширной научной литературе Польши статей об обращении выдающихся русских писателей девятнадцатого и начале двадцатого века (Вяземского, Пушкина, Герцена, Тургенева, Достоевского, Толстого, Лескова, Короленко, Горький, Бальмонт, Блок, Мережковского) к тому самому "роковому вопросу". Гораздо меньше известно о польском вопросе, поднимаемом в русской литературе эпохи, которая значительно ближе, эпохи Первой мировой войны. Эта проблема должным образом поднята только в последние тридцать лет, и одной из причин такого положения дел является очевидный недостаток исследований российской литературы рубежа 1914-1917 гг,идейно-художественного значение которой - не без оснований - подверглось в межвоенные годы разрушительной, возможно, слишком односторонней правке.
Нет никаких сомнений в том, что русский взгляд на польские дела во время Первой мировой войны, когда поляки приблизились к порогу осуществления идеи о своей независимости, сильно отличался от взгляда по этому вопросу , который можно найти в работах русских писателей ХIХ века. Первая мировая война 1914-1918 обновила польский вопрос, и лица, участвующие в польских разделов стали ключевыми участниками вооруженного конфликта, и попытались представить этот вопрос в наиболее выигрышном для себя, как политическом, так и в чисто военном свете. Этому служили смутные обещания политиков и попытки найти поляков, сторонников своих имперских интересов в других оккупационных странах. Уже с самого начала войны, на польский вопрос живо отреагировали официальные российские власти и широкие круги общественности. О будущем Польши (из официальной и журналистской терминологии исчезло обесценивающее страну название "Привислинский край") задумались политики, общественные деятели, журналисты, ученые и писатели. В этом очерке вспомним о некоторых заявлений относительно Польши, которые пришли из-под пера современных корифеев русской литературы.

В 1914-1915 года тематика Польша давала занимала большое пространство на страницах российских журналов, проявилась также во многих стихах, очерках и рассказах о войне. Их авторами часто были второсортные писатели , но не было никакого недостатка в голосах писателей и поэтов с уже известными именами. Популярная петроградская газета "Биржевые Ведомости" (в атмосфере антинемецких настроений в России Санкт-Петербург изменил свое название на Петроград) в начале войны провела опрос о будущем польско-русских отношений. . Для участия в данном исследовании были приглашены многие видные писатели того времени. Их выступления на страницах имели достаточно мирным тон. Они говорили об исторической вине России к польской нации. Кроме того, они, во-многом, содержали мысли, несовместимые с политикой царского правительства о польском языке, о чем свидетельствуют зачистки и белые пятна в тексте, в результате цензуры. Отрывки некоторых из этих заявлений (Андреева, Мережковского, Бальмонта, Сологуба, Брюсова, Куприна) почти сразу же были переведены на польский язык и напечатанны в Варшавском еженедельном журнале "Мир" .

В публицистических выступлениях русских писателей на польском зачастую повторялись некоторые важные мысли. Чаще всего они подчеркивали необходимость российского-польского братства и славянского единства в борьбе с германизмом. Некоторые авторы писали о разрушительных последствиях войны для Польши, страдания гражданского населения, призывали к организации материальной помощи полякам и показывали свою солидарность в ними в бедственной ситуации. Редко они говорили об ограниченной автономии для Польши, и еще реже о независимости. Нужно помнить, однако, что такие далеко идущие уступки полякам не могли быть озвучены публично из-за строгой военной цензуры, как несовместимые с тогдашней политикой царского правительства в Царстве Польском.

На данный момент стоит напомнить основные принципы решения польского вопроса, который за правительство России сформулировал знаменитый полководец, главнокомандующий русской армией, великий князь Николай Николаевич. Заявленны они были через две недели после начала войны, или 1 (14), августа 1914 г. В них говорится о воскрешении и объединение польского народа и о примирении между Россией и Польшей. Этот манифест содержал среди прочего следующие туманные обещания:

Пусть будут стерты границы, которые когда-то разделяли польский народ! Пусть он будет единым под властью русского царя. Пусть под этим скипетром поляки будут объединены, свободны в своей вере, языке и самоуправлении.

В этом документе, не было и речи о независимости Польши, потому что о таком решении вообще не могло быть и речи в политике царского правительства. Но даже то, что он обещал, будет удовлетворено только после победы России над Германией и Австрией, и то при условии, что поляки в продолжающейся войне будет в военном отношении на стороне русской армии. Упоминавшееся выше принципы четко определяли содержание множества публикаций того времени и выступлений российских знаменитостей (среди них и писателей) по польскому вопросу.

Мнения нескольких известных писателей о Польше были представлены в уже упомянутом опросе о будущем польско-русских отношений. Следует, конечно, помнить, что эти речи были подвергнуты цензуре и не могли содержать такие взгляды на польский вопрос, какие не были бы совместимы с политикой двора Романовых. Это проявляется в нескольких случаях, когда слова "белое пятно" показывали фрагменты текста, которые останавливала цензура.

Обзор мнений русских писателей касательно Польши открывает в этом проекте статья федора Сологуб (1863-1927), поэта, драматурга и прозаика, автор прекрасной поэмы "Шанс для Польши" (1914). Он мыслил польский вопрос в духе славянского братства , настаивая на единстве русского и польского народов. Вот его слова:

Я думаю, что как бы ни сильна была взаимная ненависть, она сдувается под влиянием той мудрости, что наше поколение - а от него это и зависит - внесет в дух событий. Россию и Польшу объединяют общие страсти, так много любви и ненависти в наших отношениях, что сама сложность этих застарелых и возникающих чувств порождает ожидания. "Нельзя сдать Варшаву" - это слова глубокого смысла; нельзя и потому, что только мир Славянского единства способен победить Германию. Славяне должны строить общий дом, союз ... (белое пятно)

В заявлении Ивана Бунина (1870-1953), известного к тому времени поэта и романиста, будущего лауреата Нобелевской премии по литературе (получил ее в 1933 году первым среди русских писателей), проявилось знание польской культуры (Бунин был поклонником таланта Сенкевича, переводи поэзию Мицкевича и Асника). Русский писатель постулировал в своем ответе на этот опрос свидетельства о необходимости материальной помощи пострадавшим от войны полякам. Вот усеченное цензурой его заявление:

Я, как и большая часть русских людей, к которой я принадлежу, убеждена в пользе самоуправления Польши ... (белое пятно). Польская нация сочетает в себе ценные черты европейской славянской культуры и единство с ней для нас особенно ценно. Начало этого единства уже сделано в Москве, и я убежден, что инициированный вопрос увенчается полным успехом. Помощь Польше продиктована страданиями, которые терпят поляки в борьбе России против Германии. В этой помощи я вижу залог будущего единства.

Политическое решение польской проблемы Бунин видел - по его словам - на условиях, указанных для восстановления Польши в вышеупомянутом обращении главнокомандующего русской армии к полякам.
Некоторые ответы на опрос писателей о будущее российско-польских отношений были поверхностные и односторонние. В качестве примера может служить ответ забытого сегодня писателя, романиста и драматурга Евгения Чирикова (1864-1932), который писал в то время:

Русский народ и его культурная интеллигенция всегда относилась к польской нации как к братской и никаких обид между нами не было ... по крайней мере, с российской стороны ... (белое пятно). Общая опасность, общая необходимость проливать кровь вместе и общая угроза со стороны Запада, как ужасный гром заставляет обе стороны открыть глаза, и даже тех, кто, был слеп от рождения, увидеть вдруг всю национальную и политическую правду ...

Подобные искажения в при освещении польские дел были далеко не редкостью в русской журналистике периода Первой мировой войны.

Широко издаваемый в то время писатель Александр Куприн (1870-1938) не вдавался в обсуждение политических спекуляций вокруг польского вопроса. Как и Бунин он подчеркнул важную культурную роль Польши в славянском мире, а также его политической деградации по вине России. Понимая эту ситуацию, Куприн выразил такое желание на будущее:

Провозглашенный манифест великого князя дает шанс надеяться, что польский народ начнет рассматриваться в качестве одного из самых культурных в славянском мире.

Уже известный в те времена в России, а также в Польше, Леонид Андреев (1871-1919), драматург и романист Модернизма, был одним из немногих русских писателей, кто поднял вопрос о вине своей страны к Польше. Эти ноты четко звучат в его словах:

Когда запретят пить, когда закончится болезненное пьянство, протрезвеет русский народ и поймет, какой вред он причинил Польше. Без стыда не сможет думать о прошлом.

Как можно видеть, в своих замечаниях по поводу будущих русско-польских отношений Леонид Андреев также затрагивает введенные царским правительством жесткие ограничения на потребление водки во время войны. Удивляет здесь поиск автором "Жизни человека" связи между трезвостью русского народа и его отношения к Польше и к польскому народу. Этой проблемы не избежал любой народ, любящий сивуху.

Когда-то широко известная в литературных кругах Санкт-Петербурга романистка и поэтесса Зинаида Гиппиус (1869-1945), в частной жизни жена Дмитрия Мережковского отказалась от официальных патриотических лозунгов и от политики российских властей по отношению к чаяниям и правам польского народа. Она хотела возрождения Польши, верила, что это произойдет, и эта вера выражалась в ее стихотворении "Три креста" и в ее кратком ответе на обсуждаемый опрос. Он довольно однозначен в выводах и проникнут симпатией к Польше:

Нет и никогда не было ни одного мыслящего человека в России, который не ожидал бы, не хотел бы возрождения Польши. Страна пережила и Гефсиманскую ночь, и Голгофу. После этого Польша не может не воскреснуть.

В первом предложении этого заявления было, по-видимому , много преувеличения. На волне общего интереса в России к польским делам часто использовались слова возвышенные, иногда окрашенные мессианской верой в пришествие ожидаемого момента выполнения особого призвания России и польского славянского мира (этим призванием должно было стать примирение двух враждующих народов). Это видение решения польского вопроса на основе братства, основанного на учении Христа и постулатов религиозной морали проявилось главным образом в выступлениях Дмитрия Мережковского и Вячеслава Иванова. Дмитрий Мережковский (1866-1941), духовный отец русского модернизма, пропагандист религиозного возрождения России, формировал свою собственную историко-филосовскую систему опираясь на антитезу эллинизма ("религия тела") и христианства ("религия духа"). Не принимая нравственное состояния русского общества и обличая православную церковь, Мережковский проповедовал веру в пришествие Царства Духа Святого. Его заявление по польскому вопросам польскому вопросу проникнуто евангельско-мессианским духом. Стоит отметить, что Мережковский самым решительным образом подчеркивал моральную ответственность и историческую вину России по отношению к польской нации. Его заявление в указанном обзоре ясно свидетельствует об этом:

Осознание вины к Польше тяжелым бременем ложится на совесть России. Давайте позволим Богу, чтобы он дал возможность искупить эту вину не на словах, а на деле. Говорить легко - но действовать трудно

...Мережковский был глубоко затронут трагической судьбой польского народа. Во время первой мировой войны он написал об этом в двух больших очерках "Распятый народ" и "О ложном религиозном национализме." Первый из них содержит обсуждение мессианской идеи Мицкевича. В новой политической ситуации, в которой Европа оказалась в 1914 году, вгляды Мицкевича на роль Польши как крестную жертву, нацию-искупительницу казались Мережковскому очень актуальными (также как и война за будущее Европы разыгрывалась на живом теле Польши). Русский миссионер проповедовал вслед за Мицкевичем о том, что нации должны найти свой путь и прийти через страдания к истине. Эта мысль привела Мережковского к следующим выводам об историческом опыте и нравственной истине польского народа:

Сколько бы не претерпел народ России - польский, тем не менее претерпел намного больше, и если страдание является источником знаний, то и знает намного больше; и мы можем большему научиться от него. Истинный пророк славян в концепции религиозного- человеческой не Лев Толстой и Достоевский, а Мицкевич.

В очерке о религиозной фальши национализма Мережковский поднял тему судьбы и исторического опыта польской нации. Тут еще сильнее автор противопоставил польский мессианизм русскому славянофильству. Вот что он писал тогда:

Польский мессианизм является противоположностью российскому славянофильскому национализму. Суть мессианской идеи не захват , не насильственное доминирование одной нации над другой, но служение,самовыражение, страдание, способность принести жертву [...] Судьба великого польского мученичества - необычная гуманитарная Голгофа [...] Россия страдала за Европу; Польша страдает из-за России [...] Лучшим лекарством от давней русской болезни - славянского национализма будет польский мессианизм, бескорыстное служение нации высшим идеалам гуманизма. Вот почему происходящее сейчас духовное сближение Польши с Россией может стать спасением для обоих народов.

Вопреки ожиданиям властей царской России и широких кругов интеллигенции духовного сближения за годы Первой мировой войны так и не произошло. Вину за это Мережковский косвенно возлагает на давний русский собственнический национализм, который не объединил, а оттолкнул народы друг от друга. К этой мысли Мережковский постоянно возвращается в своей публицистике, в которой писатель осуждается русский национализм с позиций религиозных и морально-политических.

Христианские идеи и христианские ценности, на которые можно было бы опереться в российско-польском примирении, лежал в основе журналистской речи Вячеслава Иванова (1866-1949), выдающийся поэта, драматурга и теоретика литературы символизма.
В отличие от Мережковского он тем не менее, не осуждал национализм русских славянофилов, но искать в их доктрине общие элементы с польским мессианизмом. Это показано в его статье под названием "Польский мессианизм как живая сила."

Вячеслав Иванов (его мыслями восхищался папа Иоанн Павел II) увидел необходимость срочного братания между Россией и Польшей. По его убеждениям это должно было быть сделано на основе идей христианства общих для обеих стран, чтобы искать прежде всего добра и любви, и отказаться от зла и ненависти. Автор надеется, на возрождение Польши как триуфма идей добра и любви в славянском мире, особенно среди двух народов, русского и польского. Вот его вдохновенное видение польского возрождения:

Хочется верить, что над славянами встанет заря любви, и что над Польшей засверкает светит третий день ее сна в могиле - день воскресения. Я слышу от поляков слова уверенности в завтрашнем дне обоих наших народов: любовь тем сильнее, чем тяжелые были перенесенные испытания.

Вячеслав Иванов, провозглашая российско-польское примирение, очень сильно подчеркивал необходимость того, чтобы погасить вину и стереть исторический грех против польского народа, который под руководством Екатерины II был у России по отношению к разделам Польши. Поэт выразил мнение о том, что на фронтах Первой мировой войны эта вина уже смыта кровью русских солдат, которые сражаются на польской земле с общим врагом славян - кайзеровскими немцами. В своей речи на открытии заседания Московского религиозно-философского общества, организованного 6 октября 1914 для того, чтобы почтить память известного мыслителя и поэта Владимира Соловьева, Вячеслав Иванов четко выразил вину России перед Польшей в форме звучащего патетически вопроса:

Останется ли несмытым на теле славянского мира наш неизгладимый грех, наше непрощенное историческое преступление - раздел живой Польши, сольются ли в одно целое разделенные святые тела, или для искупления кровавой вины - подобно телу Польши - будет разорвано и непорочное тело святой Руси?

На волне частых проявлений симпатии к полякам было не меньше и антипольских голосов. Ярким примером стало выступление Василия Розанова (1856-1919), писателя, философа и критика, придерживающегося решительно консервативных взглядов. Он был широко известен как ревностный сторонник политики царского правительства. В 1914 году он поднял голос в защиту самодержавия в статье "Судьба Польши и Слово Главнокомандующего". В книге, изданной во время войны под названием "Война 1914 года и возрождение России" (1915) полностью проявился весь национализм Розанова и его верноподданство царскому двору. Он, с позиции самодовольного захватами великорусского шовинизма трактовал , конечно же, и польский вопрос. Целиком соглашаясь с буквой и духом провозглашенного великим князем Николай Николаевичем манифеста, он утверждал, что поляки приветствуют заявление, содержащиеся в формуле "Объединение Польши под властью России." Встав на путь исторических соображений, Розанов осудил старую аристократическую Польшу, о которой писал:

[...] Велики были преступления Августа Понятовского [...], вместе с коррупцией и распадом целого поколения, которое стало свидетелем разделов Польши.

Критически оценивая историю Польши, Розанов заявил, что поляки являются народом яростным, смелым и талантливым, но им не хватает чувства государства, умения сдать свою индивидуальность на волю правителя, который воплощает в себе более высокую мудрость и политическое право. Видя эти "слабости " поляков, Розанов боялись, что они не могут понять и оценить доброту царя, захотят большего, чем им было обещано в провозглашенном в начале войны манифесте. Поэтому, даже сформулировал против них следующие предупреждения:

Поляки всё разрушат , если пытаются выйти за рамки принципов, изложенных в словах главкома, ничего не добьются,и потерпят неудачу.

Представленные здесь взгляды Розанова свидетельствуют о том, как трудно в некоторых кругах российского общества рождалось убеждение, что в польском вопросе уже нельзя вернуться к ситуации, существовавшей до начала войны, и что нужно сделать новый и решительный шаг на удовлетворение национальных стремлений поляков.

Совсем иные мысли содержали высказывания о тогдашней Польше, которые могли быть найдены во многих фронтовых очерках русских писателей. Военными корреспондентами стали в ту пору многие известные писатели - Валерий Брюсов, Алексей Толстой, Александр Куприн, Александр Серафимович, Виктор Муйжель, Александр Федоров, Григорий Вяткин и многие другие. Эти писатели, корреспонденты, говоря о Польше, не брали исторические сюжеты, но касаясь иногда текущих политических вопросов, чаще всего работали с тем материалом , которым их обеспечивала повседневная военная жизнь. В их фронтовых заметках с польских земель, в их впечатлениях от пребывания в разных разных городах Польского королевства появляются сострадательные описания разрушений, бедствий и несчастий, которые выпали на долю поляков в Первую мировую войну. Хотя, с сегодняшней точки зрения, этот обильный репортерский материал на самом деле не давал нового взгляда на будущий характер послевоенных польско-русских отношений.

Самым известным среди поляков был тогдашний российский военный корреспондент поэт Валерий Брюсов (1873-1924), который служил на территории Польши с начала августа 1914 года до конца мая 1915 года. Он побывал во многих городах Королевства, в Варшаве завязал многочисленные знакомства с представителями польской литературной и художественной жизни. Таким образом, он имел возможность близко познакомиться с польскими делами, о которых неоднократно писал в московской газете "Русские ведомости".

Перед лицом опасности со стороны Германии Брюсов - как и многие его соотечественники - был особенно чувствительным к проблеме единства русских и поляков как двух славянских народов. Он был убежден, что продолжающаяся война посллужит их сближению друг с другом. Он избегал, однако, в своих очерках польских земель дешевой пропаганды оптимизма и пытался глубоко понять те трудности, которые накопились на пути к польско-русскому примирению. За время длительного пребывания в Варшаве он не понаслышке ощутил всю сложность отношений между двумя странами. Свидетельствуют об этом "Письма неофициального корреспондента" (письмо из Варшавы). Он писал, что огромной тенью, которая лежала на эти отношениях был раздел Польши и потеря ее независимости. Но, кроме этой большой тени, поэт видел и другие тени, которые возникли по вине российских властей и вызывали озлобление среди поляков.
Среди других «теней» по мыслям Брюсова: непризнание польского языка в учреждения Королевства и отсутствие католических священников в российской армии, в ситуации, когда не менее чем шесть сотен тысяч поляков воевали в рядах российской армии во время войны.

После отъезда из Варшавы, которая была оккупирована немецкой армией в начале августа 1915 года Брюсов отправился в Армению, где на Закавказском фронте продолжалась русско-турецкой война (именно тогда турки совершали геноцид против армян). Поэт и на этом фронте служил в роли военного корреспондента. После перерыва почти в два года, в очередной раз он поднял свой общественный голос в польских делах, когда после февральской революции 1917 года и краха царского режима издал небольшую брошюру под названием "Как положить конец войне." Он высказался там за продолжение войны с целью получения более выгодных условий мира для России. О польском вопросе Брюсов упоминает в следующем отрывке работы , в котором он пишет о начале войны:

[...] Были надежды, что победа союзников над германскими державами приведет к реализации справедливых ожиданий порабощенной и разорванной на части Польши, что польский народ получит, наконец, независимость, соединится воедино из частей, разделенных между тремя странами и путем самоопределения установит для себя формы государственности и социального порядка...

Брюсов - о чем свидетельствуют приведенные выше слова - частично повторил здесь туманный проект решения польского вопроса, который содержался в манифесте направленном к полякам главнокомандующего российской армии. Но ранней весной 1917 года, когда поэт писал свою брошюру об условиях окончания войны, польская ситуация с российской точки зрения уже существенно отличалась. Вся территория Польши, стремящаяся к независимости, страны Балтии и некоторые западные области царской империи были уже в немецких руках. В этих условиях, жизненно важных для стратегических и политических интересов России, решение о будущем Польши уже не могло базироваться на принципах, определенных в начале войны представителем дома Романовых. В этой новой ситуации Брюсов таким видел польский вопрос весной 1917 года:

[...] В существующем положении дел России, кажется, нельзя рассчитывать на каких-либо территориальные приобретения. Можно говорить только о сохранении тех земель, которые мы имели до войны, и против чего никто не выступал (хотя, по понятным причинам, мы не имеем в виду Польшу, чье независимое существование как будто уже определено обеими сторонами). Вопросом для обсуждения может быть только [...] граница будущего польского государства.

В 1914-1915 годах, когда Брюсов находился в Варшаве, он вряд ли смог бы сформулировать аналогичные утверждения, даже несмотря на то, что он был глубоко посвящен в польские дела. Когда Польша ушла от российских властей, можно было говорить о существовании независимого "будущего польского государства" и начинать дискуссию о форме ее границ.

Взгляды Брюсова отражают характерную эволюцию позиций российских политических и интеллектуальных элит к польскому вопросу.

В начале войны - как уже упоминалось - они совпадали с манифестом о возрождении объединенной Польши под властью царя, который подразумевался знаменем славянского братства, и даже победой среди россиян и поляков христианского духа взаимной гармонии, любви и примирения (идеи проповедуемые Вячеславом Ивановом). В результате неблагоприятной для России картины войны, в российском общественном мнении созревало понимание о том , что Польша должна возродиться в качестве независимого государства. Это произошло в 1918 году в результате благоприятных для Польши исторических событий во время Первой мировой войны, и, прежде всего, тем не менее, благодаря несгибаемой воле польского народа, который никогда не смирился с потерей своей государственной независимости. История, однако, вскоре показала, что все пропольские голоса и жесты россиян в годы Первой мировой войны утратили свое значение в империи, созданной большевистским режимом, где возрождающаяся Польша рассматривается как существо искусственное и временное, сшитое из обрезков соседних стран, чьи земли были когда-то захвачены оккупантами. По случаю столетия со дня начала Первой мировой войны, стоит сегодня вспомнить те мнения о возрождения свободной Польши, которые происходили в стране, в которой сегодня возрождаются опасные для миропорядка в Европе, неоимпериалистические настроения и устремления.