Ты встала утром,
Растревожа память…
Все правильно, ведь ты теперь одна…
Одна…
Все дико!
Неужели вправду – одна…
- Я вижу зеркала – ты говоришь мне.
- Зеркала?
- Они повсюду, подойди сюда.
Сквозь сумрак мутный и напрасный
Ты отвергаешь бренные слова.
- Он умер…
- Не хочу, не надо!
- Он умер,
- Но зачем же!?
- Посмотри сюда…
И ты бежишь по полю:
Шелковистый клевер, седой,
И от промокшего сукна бледнеют пальцы.
Клены и безмолвие.
Ты раздвигаешь бледные тона.
Кругом туман.
- Вернись же!
- Я не в праве … я мать!
У обгоревшего сука сидела женщина
В простом шитом наряде,
И забирала локон,
И коса была растрепана,
Полуприкрыты веки.
Она молилась, может быть, спала…
Но холод отступил,
Когда дыханье из розового тонкого сукна создало жизнь.
- Я мать!
…- И ты должна!
…Не внемли горестям и скорби и страданью,
Лишь опусти на веки теплоту руки,
Благослови Его так, как благословляла Матерь,
Прости нас и его прости.