В Черное море вторгся английский фрегат. Ракетный. Наглый. Правда, название у него было какое-то пивное - «Портер». И вел себя, как подвыпивший эля английский мужик. Может, у них он и назывался джентльменом, но у нашего командования уважения к их перечеркнутому флагу не вызвал. Фрегат вызывающе близко подошел к Крымскому полуострову, и хотя территориальных вод не нарушил, но простить англичанам эту дерзость было невозможно.
Поднявшиеся с Качи «Сушки», пикируя на корабль, заставили «Портер» одуматься, а вышедшие из Севастополя строем уступа три МРК обратили его в бегство. Позорно дымя трубами пивной фрегат бросился в сторону Турции, под прикрытие их береговых батарей.
Уже на следующий день командованием флота был предпринят демарш. Три корабля Балтийской дивизии ракетных кораблей, поднятые по боевой тревоге, вышли из Лиепайской военно-морской базы с заданием описать береговую черту островного государства.
На Эскадренном миноносце ЭМ «Степенный» в качестве «особиста» был и я, автор этого рассказа.
Стояла середина октября. С севера дул свежий ветер, который поднимал волну. Балтика - море мелкое, и волна была короткой. Для эсминца длиной более ста метров такая волна не несла какой либо угрозы. Корабль неограниченной мореходности мог выдержать любой шторм. Для несведущих. Мореходность корабля – это его способность сохранять плавучесть и возможность использования всех видов вооружения в сложных метеорологических условиях.
Северный ветер дул в корму, как бы торопя корабли. Рассекая волну, наш эсминец поднимал высокие брызги, падающие на палубу. Было скользко и неуютно. За кормой широкой лентой разваливался кильватерный след. Все моряки были заняты на своих боевых постах. Я, как особист, выбирал место по своему усмотрению. Естественно, что им была командирская рубка. Командир корабля капитан второго ранга Шастин, несмотря на непогоду, находился на мостике. Что-то его волновало и тревожило. Спрашивать было неудобно.
Благополучно прошли датские проливы Большой и малый Бельт. В этот раз праздно шатающихся любителей маломерного флота, яхт и катеров практически не было. Холодный ветер остудил их романтику.
Два наших эсминца шли в кильватерном строю. Было видно, как они преодолевают волнение. Редкий дым их труб прижимался к водной поверхности. Примета к ветру.
Северное море встретило неприветливо. Волнение приближалось к шести баллам. Волны выстроились в валы, которые шли навстречу кораблю. Преодолевая их эсминец вздымало, потом опускало в глубокую впадину. Палубу уже заливало. Брызги достигали остекления ходовой рубки. Вращающийся иллюминатор сбрасывал капли. Но видимость была затруднена. Вернувший в рубку командир снял промокшую фуражку. В свете ходовых огней его волосы отливали красным. Шедшие следом корабли почти пропали из видимости.
Вошли в пролив между Англией и Францией. Ла-Манш. Здесь было спокойнее. Попадали встречные торговые суда. Гудком они приветствовали наш эсминец. Уважают! По возможности держались ближе к английскому берегу. Надо было беспокоить спесивых англичан. Демарш - это вызов. Почувствовали, супостаты! Низко пролетел «Орион». Замаячил корабль береговой охраны. Наши локаторы вращались во всю мочь. Надо было засечь английские пункты наблюдения за морем. Работы хватало всему экипажу. Осназовец ( разведка), над чем-то колдовал в своей рубке. Штурман наносил на карту новые объекты. Старпом обходил боевые посты. Доктор развернул походный лазарет. Пока никто к нему не обращался.
К утру проливы миновали. Восходящее солнце было зловеще красным. Оно появлялось в разрывах быстро бегущих тучи и вызывало какую-то обеспокоенность. Так и есть! Штурман доложил о передаваемом англичанами штормовом предупреждении. Корабельный барометр стремительно падал. Но приказ есть приказ.
Миновав Ла-Манш повернули на Северо-Запад. Пока волнение неи усиливалось. Достичь самой северной точки королевства рассчитывали к утру следующего дня. Не так уж велика Великобритания, как они думают про себя. К вечеру ветер усилился. Надвигался шторм. Волна пошла длинная, качка, в основном, бортовая. Слева Атлантика, справа скалы Ирландии. Командир корабля Шастин принял решение идти мористее. Связались другими нашими кораблями. Те поддержали наше решение.
Ушел в свою каюту. Спать не хотелось. Да и уснуть было невозможно. Бортовая качка. Чтобы не упасть с койки, пристегнул ремни, специально приспособленные в этих целях. Вы могли бы уснуть на качелях? Ну, вот и я об этом. Кое - как задремал. Проснулся от странных и пугающих звуков. Корпус корабля вибрировал и громко трещал. Казалось, что разрушаются сварные швы. Будучи инженером- кораблестроителем по первой специальности сразу вспомнил давний спор. Одни доказывали, что клепаный шов надежнее, другие ссылались на сварку. А я то знал, как варят корпуса на заводе!
С трудом, держась за поручни, а то и повисая на них, поднялся в ходовую рубку. Зрелище было ужасающим. Огромные волны били по корпусу. Корабль вздрагивал, словно упираясь во что-то твердое. Палуба корабля была покрыта слоем морской пены. Море кипело. Волны перехлестывали через ходовую рубку, которая высилась над корпусом метров на восемь. Через неплотно закрывающиеся двери рубки пробивалась морская вода. Она перекатывалась по палубе рубки. Казалось, что корабль терпит бедствие, он на грани катастрофы. Впрочем, так и было. Командир корабля дал сигнал СОС. Спасите наши души. А души - то что спасать! Душа бессмертна. Это тела бренны. По горизонту шли огромные водяные столбы. Смерчи. Встреча с ними была бы последней.
С ужасом вспомнил теорию корабля. При такой длине волны корабль становится на одну из них, и нос и корма висят в воздухе. А когда он попадает на две вершины, то корпус прогибается в обратную сторону. Серию таких прогибов не выдержит и титановый корпус. А тут железо восемь миллиметров толщиной. Над морем стоял невероятный шум. Чтобы что-то сказать, надо кричать, приблизившись к уху собеседника. Да и о чем тут говорить. Молиться надо.
Спасение было в одном. Достигнуть центра огромного циклона. Там нет таких волн. Вцепившись в поручни командирского кресла, Шастин неотрывно смотрел вперед, но кроме бушующего моря там ничего не было!
Штурман, выбрав момент, когда корабль замер перед очередным ударом волны, выбрался в рубку и прокричал: курс 270. Глаз циклона! Командир дал приказ, но вцепившийся в штурвал матрос, белый от ужаса, не слышал его. В этот момент огромная волна накрыла корабль, и от мощного удара рулевой, выпустив штурвал, повалился назад, ударившись о корпус компАса. Я находился ближе, и схватив штурвал, попытался направить корабль на нужнй курс. Куда там! Корабль валился на бок. Конец! Выпавший из кресла Шастин оттолкнул меня, и с огромным трудом выправил крен, а потом направил корабль по нужному курсу 270.
Сейчас главное, достигнуть глаза шторма. По переговорному устройству механик доложил, что температура двигателя достигла критической отметки. Дизеля могут встать в любой момент. Это означало, что потерявший ход корабль ляжет поперек волны и неизбежно затонет. Шлюпки спускать в такую погоду бессмысленно, да и вряд ли они сохранились, оторвало! Шастин по - мужски отреагировал на доклад механика. Повторять его слова в хорошую погоду не стоит.
Влетевший в рубку штурман доложил, вернее проорал, что глаз циклона уходит, и чтобы его догнать, нужно прибавить ход до двадцати пяти узлов. То есть двадцать пять миль в час! Эсминец этого проекта и в хорошую погоду по ровному морю с трудом набирает такую скорость.
Это было началом конца!