Ванька Чегодаев любил красоту.
Не, ну, не так уж, чтобы, скажем, по театрам ходить, или, не приведи бог, по музеям, но все же…
Он, если хотите знать, и фрезеровщиком стал из любви к красоте. Что, не верите? Да вы прислушайтесь-то, как звучит! Фрезеровщик! Громко, звучно, с раскатистым «р», мягким «ф» в двух местах и легким свистом в конце! Это вам не какой-нибудь токарь или слесарь, это звучит гордо!
Пил Ванька в меру, работал справно и зарабатывал неплохо. А деньги копил на мечту.
Мечта у него, понимаешь, была. Красивая. Как в сказке. Представлялось ему, что накопит он деньжат, и купит шампанского. Да не бутылку. А так, чтобы целую ванну налить. Чтобы лежать, значит, в этой ванне, и отхлебывать. И чтобы блондинка с тугими сиськами сидела на краешке ванной и им, стало быть, Ванькой, любовалась.
И до того он так размечтался, что не выдержал – рассказал бригадиру о заветной своей мечте.
Михалыч, бригадир, почесал в затылке и сказал, что, мол, ни фига у него не выйдет. Ну, сам прикинь: на ванну надо ведер, примерно, двадцать-двадцать пять шампанского. И вообще – бредовая это идея буржуйское пойло хлебать. Кислятину эту. Это все – понты.
То ли дело – пиво.
На 20 ящиков пива можно денег за 2 месяца заработать. Да и пить пиво, не в пример шампуню, и приятнее, и привычнее.
Ванька, понятное дело, поначалу артачился, горячился, мол, а как же мечта. Но в конце концов свыкся с мыслью, представляя себя в пенной ванне, полной жигулевского. Сисястая блондинка также уступила место крутобедрой рыжеволосой бестии, хлопающей накладными ресницами.
Так вы что, думаете, на том все и кончилось? Как бы не так. Долго ли, коротко ли, но накопил-таки Ванька требуемую сумму и заставил весь коридор ящиками с пивом.
Посмотреть на Чегодаевские чудачества собралась вся бригада.
Михалыч, ясен пень, руководил процессом. В ход пошли и открывашки всех мастей, и перочинные ножи, и даже обручальные кольца – Вовка Шляпников, Шаляпин наш, был большой мастак с шиком открывать бутылки обручальным кольцом. Каждая бутылка тут же выливалась в заткнутую резиновой пробкой ванную – как в прорву какую: слишком медленно она наполнялась. Ребята даже заволновались, а хватит ли пива. Но все обошлось, и пиво заискрилось, засверкало белой пеной над золотисто-коричневой жидкостью, куда там немецкому «Бадузану»!
Михалыч охнул: «Мать твою, красота-то какая! Слышь, Ваньк, а ты, никак, единолично решил пивные ванны принимать? Не, так не пойдет. Давай по-честному. На спичках разыграем, кто первым пойдет, кто вторым, и так далее.»
Чегодаев даже опомниться не успел, как оказался в очереди последним.
Он вошел в ванную, истоптанную десятком грязных сапог. На змеевике, вместо полотенца, голубела забытая кем-то из ребят грязная майка. К уголку зеркала стыдливо притулилась фотка какой-то полуобнаженной девицы, безуспешно пытающейся застегнуть лифчик. Пахло потом, мочой и спермой. Ванна была до половины наполнена грязно-бурой жидкостью без всяких признаков пены.
«Попробовать, что ли?» - подумал Ванька и все же рискнул залезть. На вкус пиво оказалось удивительно горьким. Ванька чувствовал себя глубоко обманутым, как в детстве, когда узнал, что никакого Деда Мороза не бывает. Он пил теплое мерзкое пиво и чуть не плакал, жалея себя: «Мечта, блин!»
* * *
Следующий месяц Ванька провел на больничной койке. Ребят к нему не пускали – с больными болезнью Боткина контактировать не разрешается.
Оно и к лучшему.