[rouge et noir]
это было в забытое,
пылью покрытое,
время уставших Пророков и праведных леди, и волнующе рыжих, откровенно бесстыжих,
обречённо бредущих из светского шума и сигарного дыма, опьяневших от славы, фальшивой и липко-плешивой,
безупречно красивых и очень несчастных madammes,
и мелькнувшего солнцем парижского неба
и багетного хлеба и тумана над лондонским кэбом,
где трясётся на кочках дорог дорогой и большой,
не её, а какой-то чужой,
совершенно другой, тёртый днями пути, что за век не пройти,
твёрдо кожаный, грубый и латаный тысячу раз чемодан.
что-то Там Наверху не сцепилось,
и жизнь не случилась,
и не постучалась фортуны удача,
и скаредна сдача с купюры бумажной, дающей девчонке бесстрашно отважной une chance
на какую-то сладость
в какую-то радость,
чтоб хотя бы в сторонке от общего счастья
сбежать от ненастья и от сущей напасти,
успеть на карету и проехать по свету,
забраться котёнком на верхнюю полку,
и найти в стоге прелого сена иголку,
вскочить на трамвая подножку изящною ножкой,
схватиться за край рукава, за подол, за "права",
получить свой карт-бланш
на ночной, уходящий последним с перрона без гудков и без стука вагонов,
растворяясь в проулках Вселенной
и несущийся вдаль и к концу неизменно,
дребезжащий заржавленным мокрым дождём горьких девичьих слёз кружевной отставной дилижанс.
но Там тоже бывает, что и дверь закрывают,
запирая на ключ,
оставляя лишь форточку в старом скрипучем окне - как в сиреневом дне есть оранжевый луч,
исходящий из туч, освещающий гулко души закоулки, отражаясь в глазах, изгоняющий страх, поселяющий свет, раскрывая ответ,
избавляя от бед, покупая билет в Buckingham на обед, сколько б не было лет, сколько б не было дней,
возвращая Его, чтобы встретиться с Ней,
и меняют уставших в дороге коней, чтоб успел на неё посмотреть
и потом, не жалея себя, умереть,
чтобы снова воскреснуть
из источника пресной и сладчайшей как патоки, горькой как мёд и горячей как стужа, когда ты простужен и немил и ненужен и обезоружен
людским наговором, за спиной разговором и неласковым взором и мудрёным узором зашитого бисером в пояс того, что как не назови,
состоит из острейших и колющих до крови мелких частичек разбитой на тысячи дробных осколков когда-то хрустальной и девственно мудрой в светлом платье венчальном из ручьёв перламутра
ослепительно нежной родной безмятежной и верной и прочной и как только что выпавший снег непорочной Любви.
и однажды на стрелках дорог
оступился Пророк,
и упали часы и зарылись в песок,
и зависли слова между букв, между строк, развязав узелок, чтоб успел, чтобы смог, чтобы всё превозмог и дошёл и доехал, и чтобы нашёл, подошёл, подозвал,
чтоб сказал,
что хотел и желал и не спал, и не ждал и не чаял,
растворяясь в отчаянии,
что не мог дотянуться - мечтой прикоснуться,
что боялся проснуться и назад окунуться в океаны тоскливого бурного бурого быта, где карта побита, собака зарыта и дело за давностью сроков закрыто,
но окошко-то всё же внимательным Чудом открыто,
сквозь которое словно парфюм Rouge & Noir аромат de l'histoire лёгким шлейфом втянулся,
и тогда он действительно резко внезапно как будто очнулся,
и слегка обернулся и увидел её, только взглядом коснулся - и весь мир повернулся !!
и тогда он, немного стесняясь, направился к ней,
к той,
что просто была в ожерелье из очень красивых, но очень дешёвых, но безумно красивых и нещадно дешёвых, непонятно откуда нанизанных Кем-то на вечные струны как волшебные руны
ослепительно страстно пылающих светом Той Самой, с которой осколки - что сильнее, чем время, и что глубже, чем море - самых тёплых и самых лучистых счастливой улыбкой абсолютно беЗценных камней.
12 октября 2016.
**это очень странный текст, который зарисован практически начисто за час времени сначала "с конца", а потом - с начала, и потом "они" встретились. на словах Rouge & Noir.