Вашему вниманию несколько дневниковых записей о школе. Чтении. ОГЭ.
Сейчас, особенно с прошлого года, я сталкиваюсь с проблемами обучения, очень своеобразными. Честно говоря, я до сих пор не могу сформулировать суть их и для себя самого. Вижу, а что это – не пойму до конца. Тут бы нужны другие профессии. Врачей дисциплин редких…
Чтобы подтянуть вас к пониманию переживаемого мной и многими сотнями учителей по стране, обращусь к поэме Гоголя «Мёртвые души». Процитирую место из начала второй главы о слуге Чичикова Петрушке:
«Характера он был больше молчаливого, чем разговорчивого; имел даже благородное побуждение к просвещению, то есть чтению книг, содержанием которых не затруднялся: ему было совершенно всё равно, похождение ли влюблённого героя, просто букварь или молитвенник, – он всё читал с равным вниманием; если бы ему подвернули химию, он и от неё бы не отказался. Ему нравилось не то, о чём читал он, но больше самоё чтение, или, лучше сказать, процесс самого чтения, что вот-де из букв вечно выходит какое-нибудь слово, которое иной раз чёрт знает что и значит».
Герой Гоголя имеет ещё преимущество перед многими из нас тем, что он имеет собственное побуждение к чтению, которого у наших учеников почти перестало быть, иссякло. А вот сам ПРОЦЕСС чтения Петрушкой книг пугающе напоминает процесс чтения рядом наших учеников, в том числе и отбывших из девятого класса в нынешнем году.
Это ИМЕННО скольжение по поверхности текста, узнавание букв, мучительное собирание их в слова, которые «чёрт знает что и значат»!
Когда я столкнулся с таким способом чтения, я внутренне оцепенел, потому что почувствовал за «петрушкиным» уровнем бездну, из которой ребёнку уже никогда не вырваться, так как легче его заново родить… И тогда же я почувствовал опаляющее изнутри меня бессилие что-либо изменить, как-то спасти человека и человеков. Да, я работаю. И с охоткой (чаще всего, поверьте, с охоткой!) хожу на уроки. Бьюсь. Никого не бросаю. На ложь, что бросаю худших ради лучших, не отвечаю.
Но когда я вижу детей, перебирающих буквы, из которых «вечно выходит какое-нибудь слово», мне становится не по себе. И тогда я снова говорю себе: твоё время вышло.
Мы пришли к ситуации – все, все вместе! – когда ПИСЬМЕННОЕ слово перестаёт быть объектом информации, центром чувства, настроения, мысли, источником эстетического (человеческого глубоко!) наслаждения. А в виртуальном пространстве СОЦИАЛЬНОГО ЯКОБЫ общения оно усохло смертельно, исказилось до неузнаваемости, опустошилось и сдулось, как лопнувший шарик.
Даже с сотнями так называемых поэтов (что там ученики!) не хочется общаться после первого же приобщение к их перлам высказываний в различного рода отзывах, рецензиях: выхолощенная, скудная и убогая речь. Мёртворождённая.
(продолжение следует)