«Мой письменный верный стол»-
Стихов моих знойный атолл,
Прибежище волн голубых,
Пассатов певуче- тугих.
Где пальма, качая кокос,
Поёт колыбельную роз.
Где рыба, сверкнув плавником,
Горит в темноте ночником,
Мелодия зыбкой волны
Слышней посреди тишины.
Мелодия белых лагун
Как память растаявших лун
И плачет, и плещет волна.
И светит, и светит луна.
1-я строка из М. Цветаевой.
…
Ночь рассветом поправ,
Хлынув, как решето.
Свет от небесных трав,
Мерцающих шапито,
Перетекает в день,
Утро, журчанье воды,
Белого облака тень,
Чьей-то силы следы:
Кто-то строит, гремит,
Кто-то верит, поёт.
Чем-то в небо дымит,
Чем-то в поле встаёт.
Где-то поёт вода,
Где-то рычит тепловоз.
Блещет в отвалах руда,
Мерцает, как капли звёзд.
Где-то, палкой стуча,
Идёт столетний старик.
Где-то, жадно урча
Зло обнажает клык
Стая диких зверей-
Ну что ж, на то и зверьё.
Если б были добрей,
Не стали б кричать «моё».
А день останется днём,
А ночь всё та же ведь ночь,
Поросшая звёзд тряпьём,
Не смеющая помочь
Ничем. Пустые слова
Не лучше пустых ночей.
И даже неба трава
Своих голубых лучей
Пожалуй, не всякому даст-
Не всякому этот почёт.
Совсем почти, как Мидас,
Но только наоборот.
…
По этой тропе не снега вразброс,
На этой тропе не синее пламя,
Не жидкий огонь белокурых волос,
Не смелая кепочка над глазами.
Не ног упругость, растущих из шорт,
Не сами эти пижонские шорты.
А что? Не скажет вам даже черт
Не всё ведь в мире понятно и чёрту.
…
Чёрный кот с манишкой белой
На руках моих урчит.
Очень толстый, очень смелый,
Респектабельный на вид.
А хозяин, как бродяга,
А хозяин, как бандит,
Льёт в тетрадь свою бодягу,
Всех знакомых веселит.
Извини меня, котяра.
Я не стою лап твоих,
Твоего хвоста. Устало
Я граню средь ночи стих.
И надежду я лелею:
Буду я таким, как ты.
Стану толстым, осмелею,
Все соседские коты
Будут лопаться от злости.
У тебя же хвост трубой.
Мной гордиться будешь просто
Так, как я горжусь тобой.
…
Какая одежа- обужа
Для света и песни нужна.
Хватило бы хлеба на ужин,
Хватило б для пира вина.
Хватило бы темени – света,
Хватило бы ночи и дня.
А всё, что ещё не воспето-
Уже не дождётся меня.
…
А когда прокуратор всесильный
Свои белые руки умыл,
Было больно сначала несильно,
И с ленцой меня воин губил.
А потом, в том далёком нисане,
Через город продажных рабов
Нёс я крест, как проносят и знамя,
И златого чекана любовь.
Через вопли бушующей черни,
Через очень немногих любовь,
Зная всё, что случится не вчерне.
Проливая невинную кровь.
Понимая, что этого мало
И готовясь терпеть до конца,
И под тяжкою ношей шатаясь,
О терпении бога- отца
Умоляя. И с братьями рядом
В высоту вознесённый на крест,
И в горячке беспамятным взглядом.
Озирая всю скудость тех мест,
Всех прощать и любить всех, прощая,
Всё прощать, всех любить до конца,
С богом- сыном навек сочетая
Бога- духа и бога – отца.
…
С тобой мы хоть вместе,
Но кровь у нас не одна.
Ты мне не невеста,
Тем более, ты не жена.
Мы разные сутью,
Своим потаённым огнём.
И держат нас путы
И ночью холодной, и днём
Меж нами заборы
И всех отчуждений стена.
Меж нами заторы
И чья-то глухая вина,
И голос невнятный,
И ложью изжёванный слог.
А как на попятную-
Знает, наверно, лишь бог.
Меж нами и чарки,
Что выпиты будут до дна.
И чьи-то подарки,
Несметна которым цена.
И чьи-то удачи,
И вечные чьи-то табу.
А нам- не иначе,
Как вместе лишь только в гробу.
А нам не иначе,
Как там, за пределом судьбы,
В обьятиях плача,
Где нет недостойной борьбы,
Где плавятся свечи
Всех сосен закатным огнём.
Где нежные речи,
Где плачется ночь соловьём.
Где будет нам встреча,
Где нам не вздыхать: «Не судьба»,
Где раны залечат,
За всё подарив мне тебя.
…
То ли шапка волос, то ли шапка манкурта-
И душа леденеет навек от испуга.
Прозодежда обычного серого утра
Вызывает теперь ощущение друга.
А ночные кошмары клубятся, клубятся…
Чьи-то смерти за сердце рукою хватают.
И проносишь стеклянное тело паяца,
Как о том балерины во сне не мечтают.
И сгорает душа в чьих-то душ звукоряде,
И листву всё теряет, теряет, теряет…
Скоро вьюги воздвигнут свои баррикады,
И природа «отбой» до весны проиграет.
…
Я-большой и серый обезьян,
Я-владыка в обезьяньем царстве.
Нежные подруги лебезят
И самцы моё выносят барство.
Подставляют зад под тумаки,
Тяжелей не сыщете руки.
Я-большой и серый обезьян.
Амулетом на груди банан.
Я-владыка острова Суматра,
Я-владыка по отцу и матери.
Цепкая мохнатая рука
Держит крепко скипетр самодержца.
Пропастью бездонною разверзся
Страшный гнев, и обломав бока.
Подданых привёл в повиновенье.
И скользят неслышимою тенью
Серые покорные стада.
Есть рабы, а значит господа.
И сладчайшей мякотью манго
Услаждаю нёбо и язык,
Увлечён любовною игрой,
Но уже, к несчастию, старик.
Просят ласку у других самцов.
Я-детей бесчисленных отцом-
Ими же оставлен и забыт.
Этот горький обезьяний быт:
Изгонять уставших храбрецов
Для моих потёршихся резцов
Не под силу грубая кора.
Видно умирать уже пора.
Я- большой и серый обезьян.
Сытость и утехи потерял.
Я один под пальмовым шатром,
И уже теснят со всех сторон
Обезьян бесчисленных стада.
Счастье не вернётся никогда.
…
Баллада о цвете кожи
Корабль из Чёрной Африки плыл.
Невольников вёз на плантации.
И глаз португалец Алонс положил
На деву стройнее акации.
Жемчужные зубы и выпуклый бюст,
Пылающий зноем взгляд
Алонсо в сердце почувствовал грусть,
Свиданиям с девушкой рад.
Она полюбила: ведь он- хорош,
Красавец- мужчина в цвету.
И с проседью кудри как летний дождь.
Она же- Африки знойная дочь,
Ей девственность невмоготу.
И шёл под парусом жаркий роман,
Двое сгорали дотла.
И тёмную кожу белым перстам
Доверить она смогла.
Но всё кончается. Всё ж побыстрей
Осыплется алый цвет.
Однажды его попросила: «Согрей»,
Алонсо ответил: «Нет».
И вот уже гавань. И сразу торги,
Кто выжил- судить не берусь
Лишь скованных цепью две чёрных руки
И нитка дешёвых бус
А чёрная дева уже зачала,
Забыты Алонсо и путь.
И тот, кого она родила,
Сосал материнскую грудь.
Он был не чёрен, он был не бел,
Но этого к счастью не знал.
А вырос и звался как прочие: «Негр»,
Улыбкой роскошной блистал
И плети ему, и похлёбка ему,
Вода и чёрствый маис.
Ещё добавим:
В хозяйском дому
Влюбилась одна из девиц.
И он не сдержался, и он переспал.
Её был застрелен отцом.
А сын белее белого стал,
Похожим на мать лицом.
Царили горе и радость в дому,
Смешались с отчаньем вера.
Теперь уже не сказать никому,
Кто- чёрный был, а кто-белый.
И с той поры в тех краях повелось:
Жениться на чёрных наложницах
Хоть это вполне расистский вопрос,
Об этом знает судейская кость,
А Баия1- всегда беззаконница.
1- штат в Бразилии
…
За что же мне столько везенья?
За что же мне столько любви?
За что мне даётся спасенье
И лёгкое жженье в крови?
За что же тебя обозначил
Спасительный сумрак и день?
За то, что неможно иначе.
За то, что отныне, как тень,
Хожу. Оторваться едва ли,
Едва ли по силам теперь.
Горящие взоры, слова ли,
Открыли в блаженство мне дверь.
И ты: и чиста, и небесна,
И ты: и огонь, и вода-
Не пламя желаний телесных,
Не жгучее пламя стыда,
Но тихо моё упоенье,
Восторги мои негромки.
За что же взимается пеня-
Пожатие слабой руки?
За что мне твоё ожиданье,
За что мне твоя красота,
За что мне и нега, и тайна,
И тихая прелесть стыда,
И самые первые взоры,
И самый негромкий намёк,
За что мне твои разговоры,
Журящий и нежный упрёк,
За что мне твои ожиданья?
За что мне твоя красота?
Лишь самую малость отдай мне,
И робко коснутся уста
Твоих, что неведенья полны
И полны и страсти, и тьмы.
Такой вот негромкой, спокойной
Меня в своё царство прими.
И будет спокойная нега,
Текущая в вечность вода.
Возьми же хотя бы до снега,
До самого первого льда,
Возьми, не жалея об этом,
Возьми же, возьми же, возьми.
Прими в свою ночь до рассвета
И тихо меня обними.
О скромная, тихая сказка
И с неба сошедшая быль.
И вся ты и нега, и ласка
И вся, как под ветром ковыль.
…
В королевстве моём Кирарту
Начинается новый день.
Водоносы играют в нарды,
Призывает шашлычник в тень
На отменное нежное мясо,
Аромат золотого вина.
Точит с каждым шашлычник лясы.
А кувшины пустеют до дна.
В королевстве моём Кирарту
Не увидеть печальных лиц.
Здесь любой из бродяг азартен.
Простираются молча ниц,
Если видят хромого дервиша,
А за ним идёт янычар.
Это я- и ниспосланной выше
Властью джиннов лишаю чар.
Здесь чадра укрывает надёжно
Ароматные розы Востока.
Здесь скакун пасётся стреноженный,
Что домчит в мгновение ока
До страны, где живут кяфиры,
Правоверных враги мусульман.
А в садах цветенье аира,
И акын слагает дастан.
В королевстве моём Кирарту
На отшибе стоит дворец.
Здесь хитрейший раскроет карты,
И теряет голову льстец
Пред портретом красы луноликой-
То красавица Малхуан.
Щиплют бороды в страсти дикой,
На коленях стоят до утра.
На базаре и перс с завитой
И окрашенной хной бородой.
И афганец, шейх родовитый,
И звучат зурна и гобой.
Здесь танцовщицы – розы Востока,
Чей живот и нежен, и впал.
Утешенье найдёт одинокий
За один золотой динар.
Здесь халва и миндаль, и чашу,
Где прохладный щербет, поднесут.
И алмаз, и муслин редчайший.
И втирает в кожу кунжут
Банщик с голым и потным торсом,
И тоскливо поёт зурна.
И ковры с удивительным ворсом.
Пьяных возгласы: «Пей до дна!»
Здесь бродячие канатоходцы
На канате вершат чудеса.
Мореход, продающий лоцию,
Вам расскажет за полчаса,
Как доплыть до горы жемчужной,
До страны кяфиров доплыть.
Здесь певцу со страстью ненужной
Начинают в ладони бить.
И зовёт муэдзин к молитве,
И полна правоверных мечеть.
Здесь сардар готовится к битве,
И ослы начинают реветь,
Если слышат звон ятаганов
И бряцанье медных щитов.
Здесь рабов и невольниц стегают,
Не жалея для них кнутов.
В королевстве моём Кирарту
Не житьё- настоящий рай.
Водоносы играют в нарды,
И веселье бьёт через край.
Здесь бросают динары нищим
И имеют роскошный гарем.
Ниспослал благодать всевышний,
Расскажите об этом всем.
…
На ветках тьмы повисли звезды,
Налившись светом и теплом.
Среди мерцающих созвездий
Приходят мысли об ином.
И ты, и ты была со мною,
И выходила в звёздный сад.
Я награждал тебя звездою
И сыпал звёзды на наряд.
И ты мерцала, ты мерцала,
Невеста, звёздная душа.
Ты таяла и трепетала
И затихала, чуть дыша.
Всё звёзды наши, звёзды наши,
Стволы шершавы сих дерев
И не была душа ни ржавой,
Ни подлой, многое презрев.
Ты, ствол обняв, смотрела в небо,
А я же обнимал тебя.
Всё те же звезды, те ж деревья,
А поэтичней- дерева.
…
В мире перепутаны
Следствия с причинами
В мире перепутаны
Вымысел с мечтой.
В мире перепутаны
Женщины с мужчинами.
Где граница резкая,
За какой чертой
Та, что слыла дерзкою,
Гордой недотрогою,
Та, что стала ласковой,
Самой дорогой?
Где граница резкая,
Где причина веская,
За какой неведомой
Господу чертой?
И теперь обыденно,
Всё равно невиданно,
Ты идёшь спокойною,
Тихой и родной.
Ты ко мне с обидами
И со всеми видами.
На чужую горесть
И на свой покой.
Ты моя со всячинкой,
И, как будто маленькой,
Обьясняю разное
Тоже, как могу.
Всё, что не растратили.
На пиры, на платья ли,
Наше хоть навечно,
Навсегда в долгу.
Все мои желания,
Все мои страдания:
Не теряй, прошу я
Царственность свою.
Нет мне оправдания,
И одна лишь мания,
И одно присловие:
Я тебя люблю.
Потому и сбудется,
Только б не распутица,
А одно хорошее-
Значит: для тебя.
Хоть немного мужества,
Радости и дружества,
Просто, по-семейному,
От души любя.
Потому и прежняя,
Потому и вешняя,
Что совсем ты взрослая
И совсем дитя.
Есть страна чудесная,
Синева небесная,
Но туда желания
Вряд ли долетят.
Ты в любом обличии
Не теряй величия,
Будь всегда такою же,
Той же, что была.
Все мои обычаи,
Все мои отличия,
Только в том, что рядом.
Ты со мной жила.
…
Там, в заповедном краю,
Где синие, синие сосны,
Где пламенем синим горю,
Спиртовкой где стыну морозной,
Где радости- только тайга.
Да гнус, да гольцы, да туманы,
Туда я пустился в бега,
Залечивать раны.
Туда, где затесы бегут,
Да только заводят-то в топи,
Я тихую прелесть найду
Своих запоздалых утопий.
Мне грезить опять о тебе,
О горе моём неприкаянном.
Довериться лучше судьбе,
И всё довершат расстояния.
Билета к тебе не возьму,
Ведь топи, и топи, и топи.
Сказал я себе самому:
«Довольно банальных утопий».
Ты снишься в таёжной глуши,
Где нежат сосновые лапы.
Мой сон, уходить не спеши,
Чтоб снова тебя не оплакать.
Здесь сосны качают ветра,
По месяцу нет вертолёта,
И снишься ты мне по утрам,
И я перенял безотчётно
Движенья и жесты твои,
Твою деликатную прелесть.
Постой, уходить не спеши,
Мечте и заботе доверясь.
Ты та же, всё так же мила,
Распахнута вся и сердечна,
Ты счастьем когда-то была
И памятью стала навечно.
Постой, уходить не спеши,
Мне так без тебя одиноко
И в этой таёжной глуши,
И там, где бегут остановки.
А мне возвращаться пора,
Напрасно зачем обольщаться.
Сейчас ты со мной до утра
И самое время прощаться.
И снова рюкзак за спиной,
И снова работа, работа,
А счастье прошло стороной:
Любовь- то была без расчёта.
И всё ж вертолёта дождусь,
К тебе прилечу на свидание.
О многом гадать не берусь,
Но жду, безусловно, признания.
…
Одинаково мыслим, сосед,
Соревнуясь взапуски.
От июльских календ до календ-
Через год и тоже июльских.
Пожинаем плоды судьбы,
Пожинаем плоды, пожинаем.
Заоконной не видя резьбы,
Всуе мыслим и поминаем
Общих тех, кто зрачку знаком
И знаком перепонке уха,
С кем особенно было легко.
Иль особенно сухо.
Так и ходим. Скрипят ворота
То в одну, то в другую сторону.
«Аз есмь аз»- не другим чета,
Самолюбия поровну.
И амбиции те ж почти,
Только я чуть-чуть эстетичней,
Потому что ношу очки
И не думаю о приличьях.
Я прилизанней и побрит,
И ширинка всегда застёгнута.
Мне- в заслугу, а вам- на вид,
В остальном же- всё поровну.
Не имея того, что есть,
Я имею уже, что будет.
Честь имею, имею честь,
Как и все нормальные люди.
…
Когда расплавлю синий камень,
Животрепещущее пламя
Я растворю в его струе.
Прозрачней воздуха поёт
В мехах усталых вдохновенье.
Ах, судари, всего мгновенье.
Своё уймите нетерпенье.
Я покажу весёлый мир,
И будет то лукуллов пир.
Сквозь декорации рядно
Иное видно полотно:
Здесь козлоногие сатиры
Свои покинули квартиры-
Пещеры низкий грубый свод,
Их братски принял небосвод.
Он дал им чистый свежий облак.
И « как чудище зело, обло»
Его причудливый абрис.
И в тот же миг из-за кулис
Рванулось солнце, словно конь,
И брызнул золотой огонь.
На сумрак скал и глубь реки.
И, взяв прекрасные мелки,
Нарисовал и лес, и поле.
Потом принёс в своём подоле
Щеглов веселых щебетню.
Вздохнув, что десять раз на дню,
Он исполняет чью-то прихоть,
За облако запрыгнул лихо.
И, как мальчишка, подсмотрел
И засвистал, и закипел.
Рванулись вниз протуберанцы.
И в том губительном багрянце
Таилась, верно, чья-то смерть.
И снова всколыхнулась твердь.
И ветер буйный прилетел,
Охапки листьев завертел,
Швырнул их дерзко в небеса
И, наподобье колеса,
Согнул деревья он шутя,
Потом- предерзкое дитя-
Топил на море паруса,
Природы лучшая краса.
Сдувал на небе птичьи стаи,
И вереница их косая
Упала в неба синеву.
И заплескалось наяву,
Загоношилось море крыл,
И птичий гомон осветил
Былую царственность небес.
И, словно разудалый бес,
Погнал озёра, реки вспять.
И горы принялся копать,
Швыряя скалы, как циклоп,
И торжествующий свой лоб
Он вперил в синюю дыру.
- Держи меня, а то помру-
Он куролесил и чудил.
И сотни смерчей закрутил,
Погнал леса, как будто стадо,
Деревья словно были рады,
С корней сорвались и пошли
Дороги новые торить.
Быть может, чтобы стать тайгой,
И, словно кто махнул рукой,
Олени, лоси и волки,
Собравшись в целые полки,
Пошли деревья догонять,
И белки принялись скакать,
Бросать орехами из дупел,
А впереди- таёжный жупел-
Прекрасный , спелый, гордый кедр.
И словно хлынуло из ведр:
Ковры мышей, зайчишек, лис.
И стаи дерзких чёрных птиц,
А дятел бедный, на скаку
Долбил дыру в большом суку-
Ополоумел бедолага,
Разверзлись новые овраги,
Воздвиглись новые холмы,
И взволновалися умы:
Предерзки шалости ль, затеи ль,
Как можно: посреди недели
Творить такое, словно бог.
Медведи из своих берлог
О милосердии взывали,
К благоразумью призывали
И, сжалившись над сей бедой,
На всём скаку, как конь гнедой,
Рванулось всё опять к порядку,
Хотя- увы- пришлось несладко:
Нарушена земная твердь.
А, кстати, начинали петь
Штормы, пассаты, ураганы,
Везде гигантские «цунами»,
Толпа взбесившихся китов
Из миллионов скользких ртов
Пускала синие фонтаны,
И ойкнул бог по-детски: «Мама!»
И стал просить и улещать
И милостью своей прельщать.
И пригласил их на Парнас,
Отныне ветер стал Пегас,
А солнце сразу девять муз
Взяло, как слуг, и этот груз
Они с охотою тянули.
А те, кто в море утонули-
Ожили. На своих местах,
Как будто все они в гостях-
И лес, и реки, и трава,
Свои пернатые слова
Шептали ночью птичьи пары,
И растянулся бог усталый,
Прилёг на старенький топчан,
Укрыв под бархатный чапан
Свою усталую главу.
Повествованье перерву:
Не говорите только: «Ах»,
Бог по рождению- казах.
Он мягок, тонок и лукав,
И посему, понятно, прав.
Кончаю скоро эту ересь,
не то читатель мой, изверясь,
От страха, может, ошалев,
Помчит, как опьяневший дев
И наломает кучу дров.
Кончаю этот ливень слов.
…
Дрожащий блеск, чуть влажный, нежный,
Лазурью отливает глаз.
А я смотрел, смотрел небрежно
И помню это, как сейчас.
Ты говорила, опуская
Ресницы на глаза свои,
Я отвечал тебе: «Бывает»,
А сам глазами говорил.
Ты говорила, говорила,
И был глазами разговор.
Что говорила- то забыл я,
Глаза вот помню до сих пор.
…
Я всегда хотел семьи, уюта
И сиянья голубого дня.
Ждали у судьбы на перепутье
Роковые женщины меня.
И влюбляли и с ума сводили,
И ввергали в тысячу безумств,
Что во мне такого находили,
Я судить об этом не берусь.
И в горячке встреч и расставаний
Второпях совсем не тех ласкал.
И, бывая много раз обманут,
Голову на руки я ронял.
И лежал бесчувственней чурбана.
С сердцем, выгорающим дотла,
И, как пёс, зализывая раны,
Ждал, чтоб просто смертная пришла.
…
Всё, что нами забыто и богом,
Что пошло по своим дорогам,
О прощаньи забыв сгоряча,
Не мечтало о добром боге,
Ни о счастье, ни о чертоге,
Где стоит пред портретом свеча.
Встав на цыпочки, лёгкое пламя
Машет, машет вослед руками,
Безнадёжно сгорает воск.
Слышен ходиков счёт- не минуты,
Не года, не вечер, не утро,
Не в застолье роскошный тост,
Это сердце моё сгорает
И на дерева гладь стекает,
Сколько жизни ещё впереди?
В этом доме закрыты ставни.
Мы забыли о самом главном:
Том, что тщетно прячем в груди.
Сном январским окутаны ели,
Что-то нам подарят метели?
Неужели будет весна?
Что мне делать с портретом старинным,
Чей там облик и чьё там имя,
Чем они волнуют меня?
Снова ветра косые плечи,
Лишь мгновенье одно до встречи.
Что мне блазнится в стёклах окна?
Снова вечер, холодный вечер,
И метели белые смерчи,
Точно струйки живого огня.
Снова стёкла окна отпотели,
Стали выше окна и двери,
Плечи выпрямил потолок.
И потёртая кожа дивана
Об одном поёт неустанно,
Неизвестен лишь только срок.
Птичий след на белой пороше,
Занавески в цветной горошек,
И герани прильнули к стеклу.
Может, надо б чего попроще-
Вон ведь сколько их: юных, хороших,
Размечтался я не к добру.
Снова струйки белых метелей,
На окне цветы асфоделей,
И считает мгновенья кран.
Так и будет. То тишь, то вьюга,
Вспоминай обо мне, подруга,
Ведь не всё на свете обман.
Что-то сбудется, канет в Лету,
И вполне наш спор беспредметен.
Есть ли разница: жил- не жил.
Но на самом большом расстояньи
Четко вижу: свеча упрямо
Машет бликами ясных крыл.
…
Выламываюсь из зигзагов,
Что предначертаны судьбой,
Как по снегу, по следу: шагом
И точно в шаг. Но боже мой!
Зачем? Ведь жизнь и так прекрасна,
И я тянусь за горизонт.
Что жалкий небосвод несчастный,
Что нам напоминает зонт!
А значит тоже ограничен,
Хотя бы той же синевой,
А у меня слова в наличьи,
Что пахнут снегом и травой.
А у меня- весь мир в кармане
И вкупе с вошью на аркане,
Он мне иллюзию даёт
Неограниченных свобод.
…
Бренчал монистами ветер,
Свистел в ладошку пустую
И там, на исходе лета
Шептал он: «Я протестую».
Мне нравятся серенады,
Печаль, цыганское солнце,
Случайные нравятся взгляды,
И чьи-то вздохи: «А помнишь?»
Я помню всё, дорогая,
Что было на белом свете,
И то, что была другая,
И то, что… На то и ветер
Играть на афишной тумбе
Заезженным репертуаром,
Плясать сумасшедшую румбу
И женщин ласкать всех даром,
Лететь по каналам улиц
Быстрей, чем дыхание смерти:
Быстрее ножа и пули,
Быстрее всего на свете.
И там, на исходе лета
Мается, ждёт другая-
Чьи косы, как чёрные плети,
Своей красотой пугая,
Чьи руки как быстрые воды,
Чьи губы слаще малины-
Отнять чтоб твою свободу,
Неотнятую другими.
…
В чеканном тусклом серебре,
В арабских вязи слов ажуре,
Во зле не помнящем добре,
В Баяне- древнем балагуре
Мне проступает лик один
В весенней россыпи веснушек-
Разноречивый мир един.
Кому-то высшему послушен.
Когда в гармонии с моей
Совсем нечаянной мечтою.
Той, что любой звезды звездей,
Той, что сама себе звездою.
…
Ты- вечность,
Я- мгновенье, краткий миг.
Ты- горы, я- лишь малая песчинка.
И лишь тобою в мире я велик-
В безжалостном суровом поединке.
Тобою начинаются моря,
Ты- вечная река, а я- лишь капля.
И ты, свою безудержность даря,
Меня уносишь к вечности- не так ли?
И так во всём, и так всегда во всём,
Всему на свете придаёшь значенье.
Грохочет для тебя июльский гром,
И для тебя меняются теченья.
И пишутся поэмы и стихи,
И связаны с тобой мои надежды:
Что ты мои отринешь все грехи
И сбросишь свои легкие одежды.
И, поверяя истину свою,
Ты приобщишь к высокому святому.
Не о тебе ль я с ночью говорю,
Не о тебе ль пишу и стих искомый.
И верю я тебе, как никому,
Как никому: ни другу и ни брату.
И всё, что мило сердцу твоему,
Уж для меня возвышенно и свято.
И потому пусть в воздухе ночном,
Как трели соловья, звучат надежды:
Однажды ты войдешь женою в дом
И сбросишь свои лёгкие одежды.
…