И в какие не смотрел глаза я,
И какие плечи не ласкал!
А теперь в душе моей роса ли,
Или смерти чувственный оскал.
И смотрю, смотрю заворожённый
Золотыми точками в глазах.
Так сейчас, и так во время оно.
В сердце тает неподвижный страх.
Пусть придёт, придёт она за данью:
За цветами синими души,
За живой водою и за ланью,
Что всегда от смерти убежит.
Застучат точёные копыта,
Улетит, как серая стрела.
Ну, а души не боятся пыток.
Это души, души- не тела.
И потом в обличьи незнакомом
По дорогам мира, по волнам.
Так сейчас, и так во время оно-
Это изменять уже не нам.
А душа- талантливая серна,
Ураган и серая метель.
Даже в теле чёрном, даже в скверне
Всё равно и небо, и апрель.
…
Марципаном щека тугая,
Ты сегодня совсем другая,
Разалелась, поди, неспроста.
Ночи пали в колодец ночи-
Братство умерших одиночек,
Где надмирная чистота.
Ледяное ласкает пламя, -
Я коснулся тебя губами,
Видя влажно- сияющий глаз.
Отчего на душе морока,
Что-то умерло в мире до срока,
Что-то умерло- не сейчас.
А тогда, когда только снилось,
И небес монаршая милость
В виде дождика пролилась,
Я украл на двугривенный счастья,
Но осмелился б разве красть я,
Если б ты от меня не зажглась.
Всё предбывшее - всё уходит.
Как у нас говорят в народе:
С глаз долой и из сердца вон.
Только как с тобой разобраться:
Ты не смела ко мне являться
И подолгу смотреть вдогон.
Ты исчезнуть должна на вечность,
Проявив ко мне человечность.
Во второй лишь вечности час,
Час свиданий и час рыданий,
Ты пришла бы ко мне с цветами,
Иль тебя привели цыгане,
Иль ты заново родилась.
И глаза окунала в туманы,
Продолжая свои обманы,
На которые я не горазд.
И была бы женой иль забавой, -
Я не знаю этого, право.
Может, просто со мной бы сошлась.
Все цветы обнимая руками,
Всё, что ты таила веками,
Отдавала б, как море- янтарь.
Я не знаю ещё о многом,
У чужих слоняясь порогов
Не богаче, чем был я встарь:
То есть я имею толику
Солнца, неба и птичьего крика,
Невозможность тебя обнимать.
Все о чём-нибудь да судачат.
Наша встреча близка, не иначе,
Не иначе, близка, как знать.
Всё ещё, авось, обойдётся,
Ведь на самых неверных лоциях.
Мыс надежды вписан мечтой.
А покамест иду кругами,
Разгребая беду руками
И терзаясь своей слепотой,
Будут новые слезы и луны,
Всё, что было когда-то « втуне»,
Может, станет просто « вотще».
Матерком про себя ругаясь,
Никогда ни в чём не раскаюсь,
Я, как перец чёрный в борще.
Но кончаю: рука устала.
Ты о чём-то меня пытала
В сновиденья блаженный час,
Час, когда умирают лица,
Покрываются ямбом страницы,
Казаки запирают станицы,
Затирают для блинчиков ржицу,
Пропускают меж рёбер спицу.
Нагло, дерзко и не таясь.
…
Существованье моё растительно:
Синтез стихов под воздействием света и любви.
И это для меня зело упоительно
И падаю на колени с воплем: « Благослови!»
Но дщерь земная лишь усмехается,
Совсем-совсем другому она улыбается,
И на лице её сожаление,
Смешанное с каким-то космическим удивлением,
Источник которого всё удаляется, удаляется,
И ничего на свете не повторяется.
Ничего и никогда.
….
Опять предутренний бред,
Похмельная галлюцинация,
Вроде летающей кошки,
Приснившейся летающей мыши,
Которая, может, потому только и встала на крыло,
Чтобы поменять среду обитания,
Уйти от своего извечного врага.
…
Приспело горячее время:
Писать, писать и писать.
Ушли покой, полудрёма.
Вопросов нет: как начать.
Начни, конечно, с начала.
Даст бог, дойдёшь до конца.
Твои гекатомбы, причалы,
Твоё ожиданье гонца.
То ветрено, то студёно,
То пасмурно, то дожди.
На улицах оживлённых
Её появления жди.
Тревоги, сомненья, грусти
Уходят-приходят вновь.
Как ты, стрелок, неискусен,
Пославший такую любовь.
…
Когда б студёнистой амёбой,
Когда б комком прохладной слизи,
Не понимать, не видеть чтобы,
Не говорить с тоской: « Спасибо».
Как червь, на почве извиваясь,
Холодной пучеглазой жабой.
На этом белом свете маясь,
Всего не понимать хотя бы.
А так: живёшь, пронзён стрелою,
Мильон других в тебя вонзают.
И думаешь, что жить не стоит,
И всё живёшь, не умирая.
Вот это- горшая наука:
Живи, когда уж всё постыло.
Лет двадцать- тридцать до разлуки
И счастья явно не хватило.
…
Все в этот вечер были с нами;
Директора, кондуктора.
И наши недруги с друзьями,
Инспектора и доктора,
Доценты и приват-доценты,
Премьеры - вице и без виц.
С гортанным фраера акцентом
Из самых тех кавказских лиц.
Там был гаишник полупьяный,
Вполне заквашенный ОМОН.
И в этом шуме, в этом гаме
Пришёл на всех Армагеддон.
И тотчас ведьмы и русалки
В пространство алое взвились.
И, пользуя, кому не жалко,
Всех сих раскованных девиц,
Толпа рванула к водопаду,
И был роскошен водопад.
В жемчужной судороге ****и
Кричали грешникам: « Виват!»
За ними плыли педерасты
И лесбиянки, и коты.
Кричала проститутка: « Здравствуй!»
Когда мы перешли на ты?
Смеялись пьяно онанисты,
И наводили жуткий страх
С клещами жуткими дантисты,
И в алом зареве рубах
Спешили палачи с кнутами,
Воры, факиры, циркачи.
И ****ь, к устам припав устами,
Шепнула страстно мне: «Молчи».
И я молчал, а все кричали.
Должно быть, все сошли с ума.
А ****и вместе с циркачами
Плясали здорово весьма.
Но вот прошли толпой блатные
И разметали фраеров.
И враз открылись все пивные,
И все орали: « Будь здоров!»
Хотя какое тут здоровье!
Не лучше, чем похмельный сон.
И всей во мне застывшей кровью
Я знал: сие - Армагеддон.
И враз открылись все могилы,
Все трупы зашагали враз.
Кого любили- не любили,
Кого не любят и сейчас.
И шли толпой магометане,
Цыганский табор, взвод солдат,
Что шли в обнимочку с ****ями.
Кто ближе воину, чем ****ь?
А вот архангелы толпою,
А вот фанфар небесных звон.
И враг мне крикнул: « … … … с тобою!»
Я не был этим удивлён.
Друзья потерянно бродили,
Соображая на троих
И череп мне насквозь долбила
То ль проза, то ль какой-то стих.
Я спьяну враз не разобрался.
Все сорок сороков: « Дин-дон».
И дьявол с богом целовался,
Армагеддон! Армагеддон!
…
В темноту скользили тени
Невесомых привидений,
Пробегали в лунном свете
По стене и по паркету.
Пробегали босиком
И летели кувырком.
И сказать мы можем смело,
Что, лицом белее мела,
Что с глухими голосами,
С близорукими глазами,
Натыкались на буфет
И роняли табурет.
Щекотали нас под мышки,
Из компота ели вишни,
И звонили в телефон.
Заводил магнитофон
Самый шумный домовой
И ещё кричал совой.
И звенели колокольчики
Тихих смехов и смешинок,
И сморкалися в платочек.
По доске водил рейсшиной
Самый шумный домовой.
Чёрт с тобой.
Самый старый шлепал в тапочках,
Заводил свои порядки.
До утра играли в салочки,
А потом играли в прятки.
До утра водил
Самый тихий из задир.
Разжигали самовар,
На боках его блестящих
Пот горячий выступал,
Пили чай из синих чашек
В привиденческом пиру-
Слово честное, не вру.
Мы узнали их повадки
Про пирушки и про салочки,
Что совал свой нос в тетрадки
И в диктантах ставил галочки
Самый вредный домовой-
Не впервой.
Исчезали в лунных бликах,
Забирались с тихим криком
В дребезжащий клавесин
И в настенные часы.
Или в старом радио.
Засыпали на день.
…
На вкус, на цвет, на вес, на зуб,
На едкую печаль, на радость,
Качать младенцем на весу,
Как тайну древнюю отгадывать.
На тихий голос окликать,
Как плёнку на свету просвечивать,
Как глину разминать в руках
И поступать неопрометчиво,
Бросая кошкою на воздух
И зная: упадёт на лапы,
Срывать с лозы прозрачной гроздью,
Как плитку, в мозаику втапливать.
Её лечить, как лечат раненых,
По ней скучать, как по любимой,
И лавой, в кратере оплавленной,
И неразгаданной доныне,
Ушедшей в воду Атлантидой,
На небесах, как Данте, гидом,
Как Нельсон, на волнах морских,
А под водою быть, как Немо.
И песню, как сухарь, просить
И солью быть в воде соленой.
Молиться ветру, верить звёздам,
Как джинн, лежать на дне морском,
Росой на виноградных гроздьях
И на песке ногой босой,
Рукою на воде холодной.
И быть весной в любом из годов,
В любой из свадеб быть невестой,
Но не обыденным, не пресным,
Не злом, не хитростью, не лестью,
А значит… оставаться песней.
…
Когда мы были птицей, ветром,
Когда мы были тишиной,
Когда, не думая о смерти,
Мы были всем и ни в одной
Не повторились пляске, ветке
И у солёного ручья
Молчали, и молчало лето,
И лишь поток воды, журча,
Напоминал о том, что бренны,
Что не настали холода,
Чтоб льдом сковало постепенно
Тебя, журчащая вода.
Чтоб снегом завалило чащи,
Что листья сгинут в листопад.
Что мы рождаемся не чаще,
Чем этих листьев аромат.
Что ветры солоны и терпки,
Прекрасна светлая вода,
Что мы, не думая о смерти,
К ней приближаемся всегда.
И с каждым мигом смерть всё ближе,
Что друга не было верней.
Она друзей, как чётки, нижет
В сумятице летящих дней.
И вот уже твоя костяшка,
Твоя в прощании рука.
Жить было, может, и не тяжко,
Да ведь не целые ж века.
И вот пришла пора прощаться.
Ты должен, как багряный лист,
От ветки милой оторваться
Под вьюги вой, под ветра свист,
Мелькнуть своим багряным ликом.
И падать, медленно кружа,
И мир, потерей невеликой
Не очень, может, дорожа,
Опять готовится к расцвету,
К весне, к теплу- уже без нас.
И в этом смысле смерти нету.
Есть только увяданья час.
…
Повсюду пролегли дорожки темноты,
Пятнами пульсирует свет,
Грозно рокочет воронка Мироздания,
Но время ещё есть.
….
Для меня идеал- не Джульетта,
Для меня идеал- не Тристан.
Я не делаю, в общем, секрета:
Что мне тонкий и льющийся стан!
Я люблю тебя с костью широкой
И с румяным веселым лицом.
Я пешком бы прошёл издалёка
Чтобы рядом с тобой под венцом
Стать. Но это, увы, невозможно,
Это- область несбыточных грёз.
Я- кандальник, я раб твой, острожник
Задыхаясь до всхлипа, до слёз,
Я люблю, и с моею душою
Я никак совладать не могу.
Но представить, что стала другою
Ты, такого я даже врагу
Не желал бы, всё верно- простая.
Да, крепка и широка в кости.
Но о счастье другом не мечтаю.
Мне другого вовек не снести.
…
Уходящему лету- спасибо.
Уходящему лету- привет.
Как течение Куросио
В океане, - теряется след
Драгоценнейших воспоминаний,
Всех любовей, мечтаний и дружб
Обменяемся адресами,
И в зимы опостылевший гуж
Потихоньку впряжёмся. И диво ль,
Что душа над собой не вольна.
Уходящему лету- спасибо,
Царству ярко-зелёного сна,
Где летящие велосипеды,
Чертят яхты по волнам крылом.
Там, где я о тебе и не ведал,
Где не ведал ни духом, ни сном.
…
Весной линяют девушки и зайцы,
И не решают ничего слова.
Как можно беззаботно так смеяться,
Ведь без того кружится голова?
Весной немного девушки шалеют,
И зайцы тоже этим заняты.
Скамейка, в небе облака, аллея
И девичьи нехитрые мечты.
Ну, право слово, грешно не влюбиться.
Хотя бы и в дурнушку, может быть.
Ведь это в духе пушкинских традиций-
Писать стихи весною и любить.
…
Сияют небеса, промытые дождём.
Промытые дождём, сияют небеса.
И нега облаков течёт в меня ручьём,
Течёт ещё в поля, течёт ещё в леса.
И плачет летний день,
Как тонкая свирель,
Мелодию свою в печаль небес вливая.
Когда-то был январь,
Когда-то был апрель-
Форпост ненаступающего мая.
Теперь уже июнь, а впереди июль.
Как люди говорят: макушка лета.
И облак в небесах- мерцающий патруль,
И скрип сырой травы и шелест веток.
И рыбы плавники в мерцающей воде,
И ветер заструит подводную позёмку,
И в чашах лепестков мерцает по звезде,
Полна, как никогда, июньская котомка.
И в лодке- по воде, ногами- по земле,
По небесам- своим беспечным взором…
Всё – буйство, всё- расцвет,
Всё- ярь, всё- веселей:
И бабочка в траве, и зелень на озёрах.
Куда-то канет в тень беспечнейший игрок,
Что эту карусель заводит, не подумав.
Опять июнь бежит по тысячам дорог
В красе неповторимых полнолуний.
И утр своих, и полдней, и звезда,
Что светится почти в любом колодце,
Колеблется, как светлая вода,
Как девушка прекрасная, смеётся.
…
Слабеют звуки год от года,
И всё туманней по стеклу
Твоё дыхание, свобода,
И притороченной к седлу
Уедешь ты в улус татарский,
Чтоб стать наложницей мурзы.
Зачем тебе подарок царский-
Огонь нечаянной слезы.
…
Все бризы были прошлым бризом,
Все игры- прошлая игра.
Всего лишь пустячок, реприза,
Лишь ахинея и мура.
И сказка, что из синих спален
Сбежит в хрустальных башмачках,
Из тех забытых готовален,
Что, помня лунный свой размах,
Очертят малую толику
Из всех несбывшихся чудес,
Что наравне с удачей дикой
Для нас и мерь, и чудь, и весь.
…
Невостребована любовь,
Невостребована душа.
Как в степи, не поднята новь,
Как видение миража.
Отливающая янтарём,
Отливающая бирюзой
Со пророческим- « мы не врём»,
С состраданием- со слезой.
Родниковой была она,
Как весенний негромкий дождь,
Вся насквозь, до самого дна,
Аж по сердцу проходит дрожь.
Аж морозом холод струит
Меж лопаток до самых пят.
И не помнит она обид.
Как в лесу затерянный клад,
Залежалась она в земле,
Вся в рубинах и янтарях.
И не видят огня в угле,
Не за совесть, и не за страх
Не заметил её никто,
Ни один её не поднял.
И не снял по-мужски пальто,
По-мужски её не обнял.
Хоть за плечи, хотя бы так
Не открыл перед нею дверь.
Вся в холодных белых цветах,
Ну да что говорить теперь!
И морщины струят по лицу,
Точно дождь, запоздалый дождь
И никто никогда к венцу.
И красивая броская ложь
Усмехается, говорит:
« Зря ломалась и принца ждала,
зря копила любовь и стыд
Зря такою честной была.
Зря хотела детей иметь,
Зря хотела мужа ласкать.
Надо было не так глядеть,
Надо было не то сказать.
И гульнула б, когда сошло
Половодье девичьих лет.
И кому оно нужно, добро-
Всё равно ведь в итоге смерть.»
Осмотрела её свысока
И ушла, шелками шурша.
Так и было во все века:
Невостребована душа.
Не нужны ни её тепло
И не мягкость и не печаль.
Так и вянет всему назло,
Пропадает она. А жаль.
…
Ты пляшешь, пляшешь, Саломея,
Изгибом груди, живота.
Вся трепеща и вся немея,
Вся- ложь, гордыня, клевета.
Сосцы твоих прекрасных грудей
Мотаются движенью в такт.
Тебя от пляски не убудет.
Твой алый рот пьянит, как мак.
Вся- ожиданье, вся- движенье
А дальше б- навзничь на спине.
Греху сладчайшему служенье
И плоть твоя горит в огне.
Она податлива, призывна,
Гитана- судорогой ног.
Ты так наивна, так бесстыдна,
Что не пустили б на порог
Тебя. Но той же страсти ради
Взошли б с улыбкой на костёр.
Что грех! И что твоя награда!
Во мраке прячась, точно вор,
Пришли б уста найти устами,
Проникнуть плотью жаркой в плоть.
Виновна ты. Но, между нами, -
Ведь я – не ангел, не Господь, -
Не мне судить. Да не судимы
И в первый день и в день седьмой.
Устам отрадно это имя.
Приди и ноги мне омой.
Рассыпав волосы, засмейся
И в лоно жаркое прими.
Пусть солнцем станет ночи месяц,
Пусть снова вспыхнут звезд огни.
И я умру от истощенья,
И я опять воскресну вновь.
Всё будет, как одно мгновенье,
По чьей-то воли мановенью
Затопит сердце мне любовь.
…
Холодная, далёкая, заветная,
Я знаю, что тебе меня не жаль.
Да и зачем такая безответная,
Такая беззаветная печаль.
Зачем тебе мечты мои и песни?
Зачем тебе грехи мои и сны?
Ты канула, как точка, в неизвестность
И до се я не в силах обьяснить
Я до сих пор
Твои поступки- женщина! Загадка!
Мятежная и чистая душа!
И все твои забытые повадки,
И вся ты- до йоты хороша-
Не снишься мне. Да и никто не снится
Не вспомнишься мне даже наяву.
И не в чем мне перед тобой виниться.
И как-нибудь я всё же проживу.
…
Боже, храни не царя, а меня
И подари вороного коня.
И подари мне из сказки дворец.
И подари с жемчугами ларец,
И позови меня в сад из мечты,
Где аметистом белеют цветы.
Гурии райские мне не нужны.
Хватит красивой и верной жены.
В тверди небес, средь земного огня,
Боже, храни не царя, а меня
Мчится рысак, удилами звеня,
Боже, храни не царя, а коня.
Боже, я слишком назойлив- прости.
Старче, прощай- никогда не грусти.
Знай, что молюсь на твою седину.
Только исполни просьбу одну:
Боже, храни не царя, а меня,
Белый палаццо, лихого коня.
Злато и жемчуг, а также жену
Всё остальное- сам я возьму.
….
Опять в цейтноте, времени немного,
И ничего, пожалуй, не успеть
Уже охота знает про берлогу,
Уже слышна охотницкая медь
Рожки трубят, и рослые собаки,
Добычу чуя, рвутся с поводков.
И нет уж сил для песни и для драки,
И нет уже железа для подков.
И нет коня. Не было и не будет,
А всё, что будет- это всё равно.
И булькает вода на дне сосуда.
Её лишь чуть, и это не вино.
Лишь только воздух дармовой, бесплатный.
Пейзаж: в лесу охота на меня.
И эхо повторит тысячекратно
Лишь ржание небывшего коня.
…
По синему небу плывут облака,
Играет на плесах шальная река.
Дороги уводят опять в никуда
Средь неба дневного мерцает звезда.
Дождями прибита белесая пыль,
В деревьев молчанье древесная быль.
В качанье травы позабытый покой.
И жребий мне выпал совсем никакой.
Такой же, как эта средь лета трава,
Как эти в расцвете своём дерева.
Как эти качели, как эти цветы,
Уже облетевшие вовсе мечты.
Как эти холодные злые ветра,
Что душу мне студят почти до утра.
…
В этом месте картошка
Поливная цвела.
Рядом с пышною рожью,
Как картинка была
В небе плавали тучи,
Обещая дожди.
Но на всякий на случай
Мы шептали: «Не жди»,
Заходили в пшеницу
Целовать колоски.
Не дай бог, прояснится-
Ведь помрём от тоски.
Ночью снилась элита,
Снились суперсорта,
А дожди-то, дожди-то!
И дожди, как мечта.
Дома дети взрастали,
К ним мы были нежны.
Ночью стан обнимая
Плодоносной жены,
С ней мечтали, чтоб дети,
Как ячмень на парах,
Чтобы теплое лето
Подарил нам аллах,
Чтоб стеной кукуруза,
Чтоб гречиха цвела,
Чтобы в бывшем Союзе
Самой лучшей была.
Чтобы густо, ветвисто
Колосилася рожь,
Чтоб горох, как монисто,
Чтоб пшеница, как дождь.
Чтоб сам- двадцать, сам- тридцать,
Получать урожай,
Ну а хочешь жениться-
Только к нам приезжай.
Здесь такие девчата,
Видно бог- агроном.
Ночью- ландыш и мята,
И подсолнечник днём.
….
Я забыл этот город и год,
Я забыл это птичее имя,
Что мне не дал господь от щедрот,
Поделив по-библейски с другими.
Я забыл ту волшебную тьму,
Где слова твои, губы и очи.
То, что ты не дала никому-
А ведь сколько их было охочих!
Я забыл звон брусчатки твоей,
Фонарей пузыри в полумраке,
Миллионы вечерних теней
Одиссеев, спешащих в Итаки.
Я забыл тот божественный код,
За которым желанная встреча.
Я забыл сумасшедший тот год-
Всех печалей и бедствий предтечу.
Как ходил за тобою, боясь
Подойти и начать разговоры.
На меня ты сердилась, смеясь,
И упрёки сияли во взорах.
Я летел за тобою вослед,
Как летит по морям каравелла.
Твой плывущий во тьме силуэт
Никогда не увижу. Не верю!
Я не верю, что всё отошло,
Что напрасно всё было, всё втуне.
В каплях звёзд синей ночи крыло,
И луна, словно таз из латуни.
И звенит, точно колокол, он
Возвещая грядущую встречу.
Или вдруг зазвонит телефон,
Иль прорвётся письмо через вечность.
Дай мне знать о себе. Дай мне знать,
Донеси своё слово, Марина
Отучи меня, грешника, лгать,
Отучи целоваться с другими.
И кивать непонятным словам,
Точно все говорят на латыни
Для двоих лишь речей синева,
И совсем они мертвы с другими.
Этот город я в сердце храню,
Эту дружбу и юность, и горечь,
Раз по сто вспоминаю на дню-
Вспоминаю его я и , то есть,
Вспоминаю, конечно, тебя.
Как тебе там живётся с другими?
Напиши мне, хотя б не любя.
Всё равно напиши мне, Марина.
Расскажи обо всём, обо всём
Обо всём расскажи мне, не плача.
Слышишь, сердца несбывшийся звон,
А могло б всё сложиться иначе.
Но умчалась фортуна в края,
Где мужчины живут- не поэты.
Что с тобою- не знаю, а я
Буду помнить былое до смерти.
Видишь: падает с неба звезда.
Это наша звезда, не иначе.
Блещет тёмного неба слюда,
Всё сияньем покрыв негорячим.
…
Ты- Золушка. Колеблется вуаль,
Влекомая и танцем, и дыханьем.
Принц- глуп. И он не угадал, а жаль.
Ах, принц… ах, принц…. Минуточку вниманья
Вы узнаёте в сказочной красе
Простую замарашку, что встречали
В лесу, когда по утренней росе
Её ножонки бойко топотали.
И пробегала, глазками стрельнув.
Мордашка в саже, грация, кокетство.
Вы морщились небрежно- ну и ну.
К чему ещё опасное соседство?
А жаль. К лицу ли принцу простота.
Тем более, когда она святая.
Примерьте туфельку. Не та… Не та…
А где же та, изящней горностая?
Где та? Где та, в которую влюблён
Почти заочно. С одного лишь взгляда.
Ну что же, принц, в каморочку войдём,
Где ждёт вас высочайшая награда.
Достойна принца, короля… Точней,
Король и принц сей Золушки достоин.
А ты, моя красотка, не робей.
Принц ценит красоту- он муж и воин.
Он ценит верность, сердца чистоту.
А что небрежен- это просто фронда.
И в свадебных огнях уже ротонда.
И взгляды прожигают пустоту.
И пальцы в пальцы вплетены уже,
И в самом сердце холодок щемящий.
Наверно, есть у счастья протеже.
Тем более, коль чувство настояще.
Сюжет банален: счастливый конец.
В любой из сказок правда торжествует
А вот уже выводят под венец
Чету младых. И вот уже ликует
Толпа. И повод ликованью есть:
Незлой король встречается нечасто.
От здравицы шатается дворец,
И счастьем новобрачные лучатся.
….
Ты, мне приснившаяся, с синими, как небо, глазами.
С глазами такой глубокой, неистовой синевы,
Что я, беспечный и глупый, вдруг ахнув: «Ах, мама!»-
Такой громогласный и резкий – стал ниже травы.
Ты с волосами цвета спеющей ржи в июле.
С тонким лицом, носом прямым и ямкой на подбородке,
С тонким и сильным телом- раскинулась вольно на стуле-
Или нет!- волейболистки упругой походкой
Идёшь ко мне или уходишь- это неважно!-
Смеёшься- смешливая- ослепив белозубым ртом,
И сама- сама!- признаешься в любви отважно
Или сразу, но лучше- если потом.
И я тебя беру за руку, после за талию, после…
Или просто руку кладу на твоё плечо.
Упругое, тонкое- кожа да кости-
И потом целую тебя горячо,
Голову грубо твою назад откинув,
Чтобы ты билась пойманной рыбой в моих руках.
И затихала, мягчела- не так, как с другими:
Мне проще считать, что остались они в дураках.
И всё равно, под одежду рукою ныряя,
И всё равно, погружаясь в Марианскую впадину твоих глаз-
Я всё равно о прошлом твоём не узнаю:
Ты мне не расскажешь о нём ни потом, ни сейчас.
И это будет, наверное, за красоту твою плата,
Оскверненную ими и очищенную моих касанием губ,
Потому что мы были вместе- я помню это!- когда – то,
Потому что только один- ты знаешь сама!- тебе люб.
….
Мои рукописи- как вещдоки жизни ненужной,
Потраченной – и это правильно- на себя самого
Этот мир и без них печалью и злом перегружен.
И, в сущности, я не могу ему сказать ничего.
Но они создают иллюзию жизни и света,
Имитируя борьбу за истину и добро,
Выдавая бессовестно осеннюю слякоть за лето,
И мелкий никель за злато и серебро.
В сущности, я понимаю эту абракадабру
И знаю истинную цену другим и себе самому.
И мне не нужны ни натужный мой стих, и ни дутые лавры,
Но я, к сожаленью, и дружбу уже, и любовь не приму.
…
Московская зарисовка.
Такая трепетная, такая нежная,
Такая красивая, что просто нет слов.
Прямо на Тверской, у выхода на Манежную-
Вот и вся любовь.
….
Издалёка, издалеча
Шёл солдат, других калеча.
А за ним толпа калек
Разгребала мордой снег.
…
Когда я умру в кабаке,
Зарезан веселой рукою.
И все повторяя в тоске
Твои имена, и такою
Представив, какою была
Уже и не помню когда ты.
Когда и холодная мгла
Была безнадежно крылатой.
Улыбкой светились уста,
Глаза, точно звезды, сияли-
Всё это совсем неспроста,
Но к вечному счастью едва ли.
….