Поймите, не о памятниках речь.
Здесь даже слово сникло и озябло.
Октябрь вне формата минских встреч
рванул в глаза шрапнелью райских яблок.
…Они не выбирали времена,
среди других живя и умирая,
когда их души прибрала война:
кто в этом октябре, кто в прошлом мае.
Здесь не понять: на передке? в тылу?
Здесь не измерить - долгий путь, недолгий?..
И отставник сползает по крылу
доставившей снаряды старой «Волги»
к упрямому стволу на Карачун.
И в том строю - кто на броне, кто пеший -
стоят они: оратор и молчун,
Ромашка-пономарь и снайпер-леший.
Строй поварих и медсестёр седых,
врачей, газовщиков, связистов местных.
Пенсионер с бутылками воды:
один на всех соседей. Три подъезда.
Здесь мальчик: мы с тобой пойдём домой,
я только отдохну немного, папа…
Здесь строй имён - они укор немой.
Земля во рту под звук осенних капель.
Здесь бьёт и бьёт проклятый миномёт,
снимая адом прошенные жатвы.
Здесь женщина с осколочным в живот,
родившаяся ровно в сорок пятом.
Здесь каждый - воин. Посмотри: одно
назло и киборгу-наёмнику, и чёрту,
с луною споря, светится окно
в кромешной темноте аэропорта.
И накрывают залпы годовщин
тела своих и вражеские трупы.
Летящий к югу журавлиный клин
нацелен остриём на Мариуполь
и выкликает поимённо их,
по зову сердца, а не по приказу.
И все они стоят, храня живых,
обняв живущих
безоружным
глазом.