Мостовые твои. Шальной судьбы моей моменты...

Виктория Левина 2
Глава шестая повести "Мостовые твои"

И уж если я пишу о первых годах своей учёбы в Бауманке, то я просто обязана описать, хотя бы частично, "вольности" нашей студенческой жизни! Ведь не просто же так телефонный номер моего папки хранился в ящике стола зам. декана факультета! Иногда на этот номер звонили, чтобы сообщить не только о прекрасной учёбе его любимой доченьки...

И вот ещё что: когда папку спрашивали, сколько он заплатил за мои успешные вступительные экзамены, он, улыбнувшись своими лучистыми, с хитринкой, глазами, любил говорить:

- Пять копеек (столько тогда стоил междугородний конверт), когда писал письмо Тяжельникову! - и победоносно смотрел на своих оппонентов.

Об этой истории с письмом я писала в первых главах. Так вот: это не совсем так, не точно. Ещё было междугородние телефонные переговоры со Строчкиным (Строкин Анатолий Андреевич, мой куратор курса, зам. декана) каждый раз, когда меня "заносило". А "заносило" меня часто.

Посредине ободранной, сто лет не ремонтированной комнаты студенческого общежития на Лефортовском валу, кроме меня и Гелки, моей прекрасной "гречанки", жили крысы... бесчисленное множество! Они изводили нас своим писком из встроенных деревянных шкафчиков по ночам! В этих шкафчиках любая одёжка, любая книжка, ненароком оставленная и беспечно забытая, через несколько дней превращалась в изъеденную крысами труху, как мой "Оксфордский словарь английского языка", который я привезла из дома.

- Давай разведём костёр! - в одну из таких ночей пришла нам в голову конструктивная мысль.

Костёр был разведен на жаровне, взятой на кухне. Сжигалось в нём что-то, чего было не жалко. Всю ночь у этого спасительного костра читались стихи... А Гела потом танцевала вместе с языками пламени... Это было так красиво! Выдало нас предательское дымовое пятно на потолке прямо над костром. Тогда же и прозвучал первый телефонный звонок папке.

На фоне проступков других студентов, разведение костра в комнате показалось деканату незначительным, и инцидент ограничился выговором с предупреждением. А в других комнатах, случалось, и пили, и в покер резались днями напролёт... "Общага", одним словом.

- Слышала, Ланку отчисляют? Воровала бельё с верёвок у девочек на этаже? - Лана, белокурая красавица из Латвии, представлялась всем дочерью генерала, щеголяла в заграничных шмотках, о которых любая девочка нашего курса могла только мечтать, всегда была окружена поклонниками и смотрела на всех свысока... До сих пор помню её затравленный взгляд,когда её поймали "с поличным" и её злые слёзы, когда милиционер сказал, что сообщит о её "художествах" в детдом...

- Хочешь, научу играть в покер? - необъятная "баба Лена" жарит на общей кухне котлеты. "Бабой" Лену называли из-за непомерных объёмов. А вообще-то она - умнейшая девчонка, учится на "пятёрки", режется в покер целыми днями, зарабатывая таким образом на жизнь. К ней ездят играть со всей Москвы и Московской области известные игроки.

- Не-а, спасибо, конечно, но я устроилась на подработку. На жизнь хватает.

Мы все где-то работали. Зарабатывали студенты хорошо: кто в охране, кто в театре на массовках, кто на "смешных" работах, о которых я сейчас расскажу. Деньги, которые слались родителями, я регулярно отправляла назад. Хотелось самостоятельности. Кошелёк не закрывался - так он был толст... Всем этим премудростям нас учили старшекурсники.

На опыты в Институт вирусологии ходили толпой. Даёшь себя укусить какой-то козявке, сдаёшь анализы "до" и "после", спишь в специальной комнатке, где у тебя берут ещё несколько раз кровь, а наутро - половина месячной стипендии - в кармане! О возможных последствиях никто, естественно, не задумывался.

В Институт нейрологии ходили, в лабораторию сна. Вживляют тебе электроды в височную часть и ты засыпаешь. Ночью пишутся твои ритмы сна, твои мозговые реакции, а утром - горячий завтрак "в кровать" и - двадцать рублей в кармане! Чем плохо?

Один раз ходила даже к патологоанатомам, варить неопознанные трупы в кислоте... Бр-р-р-р... Одного раза хватило. Там за ночь платили 80 р. (а наша стипендия исчислялась тогда 40 рублями). Были такие студенты, наши и медики, кто зарабатывали там во все годы учёбы, и неплохо.

- Поедем на Красную площадь? - мой однокурсник и друг Саша Михайлов с удовольствием бросает конспекты в портфель и едет со мной в Александровский сад шуршать листьями, бродить по Красной площади, по музеям, говорить "за жизнь"...

Ездила в Москву на "встречу с юностью" в прошлом году. Собирались в "грузинском погребке" на Арбате... Сорок лет не виделись, - воспоминания, объятия, слёзы... Саша, солидный московский бизнесмен, чуть не ревёт:

- А помнишь, как ты меня водила гулять на Красную  площадь? -
Помню, дорогой ты мой друг юности, конечно, помню!

Помню, как однажды сорвалась туда одна, - погулять, в каком-то немыслимом "мини", тут же познакомилась с курсантами-болгарами Военно-танковой академии, великовозрастными дядьками, отправилась с ними в ресторан "Пекин", "обмывать" окончание их учёбы, выплясывала там с ними, "хороводила" всех, хохотала, а потом - взобралась на балкон над банкетным залом и распевала там украинские романсы под крики "Браво!" моих новых болгарских друзей и их полковника - болгарина Неделко Цокова... Конечно, помню, друг мой! 

На встрече в "грузинском" погребке напротив меня - мой друг, Шурка Суслов. "Маленький" или "Крохотный". Так его звали за полноватую фигуру. Голубые чистые детские глаза, доброта несусветная ты моя! Смотрит, не отрываясь... Шурка, Шура, друг мой дорогой! Помнишь, как много мы с тобой прошли плечо к плечу, сколько всего пережили вместе?

Я лежу без сознания на полу металлургического завода в Подмосковье на первой производственной практике. Гипертонический криз - от перегрузки, от непривычного ритма работы в литейном цеху в ночную смену. Ты поправляешь мне подушку в машине "Скорой помощи", гладишь руку:

-  Крепись, гниль! - Это ты так меня ласково называешь... Звонишь родителям, говоришь, чтобы не волновались, что будешь навещать, держать их в курсе...

- Гниль, выходи! - под окном больницы почти вся группа. Все проходят практики на московских заводах: Алик, ещё один мой замечательный друг юности, Валюшка, Альбинка, Юрка, Зураб.

Зураб Окруашвили - всеобщий любимец, душа коллектива. Он - из нац. меньшинств. Из Тбилиси. В те годы была разнарядка принимать в престижные вузы небольшое количество студентов из союзных республик, невзирая на низкий уровень подготовки. Ах, как же трудно ему приходилось в Бауманке! Талантливый гуманитарий, человек с огромным добрым сердцем, как же нелегко дался ему диплом технического вуза с повышенными требованиями! Знаю, что впоследствии он окончил институт кинематографии и громко заявил о себе, как режиссёр.

- Что ты делаешь на кухне, женщина? - Зураб стоит в проёме кухни общежития в мой день рождения, в ослепительно-белой рубашке на смуглом теле, в отглаженных брюках с острыми, как лезвие, стрелками.

- Ты что, не знаешь, что мясо и вино - дело мужчины? - И Зураб жарит мясо для всей группы, которая приглашена на мой день рождения в общагу, и подаёт его, и открывает бутылки с шампанским, и убирает затем со стола, в своей праздничной одежде... Ах, не забываются такие вещи, мой дорогой друг!

Иногда мы с Шуркой срывались в Ленинград на "Красной стреле". Отъезды эти казались странными и спонтанными всем, но не нам.

- Деньги есть? Нет? Неважно! Бери гитару! - Мы мчимся на Ленинградский вокзал, пробираемся без билетов в поезд-экспресс на последний поезд, подтягиваемся на руках, подсаживая друг друга в карбюраторный отсек вагона поезда, под крышей вагона, втискиваем туда гитару и захлопываем за собой крышку... 

Ехать неудобно, тесно, жарко, но смешно! В шесть утра сходим в Питере, добираемся до первой площади, усаживаемся на асфальт, кладём перед собой кепку и - распеваем наш студенческий репертуар: Визбор, Высоцкий, Никитин, Матвеева, песни КСП - Клуба Студенческой Песни... В кепку на асфальте катятся металлические рубли...

- Рванули в Эрмитаж? На билеты хватит? - Хватает и на Эрмитаж, и на бычки в томате, и на клюквенный морс. Потом, доехав на метро до центра, усаживаемся уже поудобнее на центральной площади и продолжаем орать во всё горло и рвать струны! Нас обступают люди, морячки из местных морских училищ:

- Откуда вы, ребята?

- Из Москвы, из Бауманки! - Нас провожают всей толпой на обратный поезд. Покупаем питерский "Казбек". Иначе в общаге не поверят, что были в Питере. На билеты назад денег тоже хватает.


В положенную наземь шляпу
катились звонкие монеты...
Ах, знала б мама, знал бы папа
шальной судьбы моей моменты!

Как пелось славно на Фонтанке!
Не хуже пелось на Неглинной, -
хватало на бычков две банки
и булку хлеба с белым тмином.

Потом - билет в любимых залов
переплетенья в Эрмитаже...
Потом - преддверие вокзала,
"Казбека" пачка ("made in Russia"), –

для однокурсников, чтоб знали,
что побывала в Ленинграде!
Гитаре на плече мешали
густых волос тугие пряди...

Что ж я волнуюсь так при встрече?
Вокзал Московский, будь мне другом! –
Приобними меня за плечи,
как стародавнюю подругу...


(Продолжение следует)