***

Тревожной птицей – осень, кружит в рощах,
Весь мир, как пред усопшим - поскорбел.
В неверии, быть может, сердцу проще,
Когда уже не веришь и себе.

Всегда есть тот, кто с прикусом опасным;
Кому дано легко нас обязать
Любить, не видя ни небес, ни спасу,
Как мне слепец однажды предсказал.

И, потому, от страха, полужив я,
А, может быть, напротив – полумёртв,
Что снова, мерзкий насквозь и фальшивый,
Приходит в сон тот козлорогий чёрт.

Когда листвы гниющей запах бражный,
И в жижь луны вороны истерят,
На сердце вновь он шевелит коряжник,
Багровую расплёскивая гать.

Нет облика у этого ублюдка,
Нет, как и сердца, даже имени.
И я встаю… да вот стою, как будто
Со скрипницами* на ногах больных.

Он что – то шепелявит мне на ухо…
Но разобрав лишь слово: «Анатоль»,
Я бью ему чернильницею в брюхо,
Крича: «возьми враньё с собою, шлюха!
Проваливай! И персть мою не тронь».

И с тем проснусь. На удивленье, жив я!
Мой чёрный кот залез вновь на планшет.
Но вот глазами дьявольски чужими
Глядит он, будто я в чистилище.

Есть сердцем богословы, есть паяцы,
И есть в нём притягательное зло, -
И тот, кто мог нам лживо улыбаться,
Своё знал козлорогое родство.
 
И пусть поэт в житейский рай не верит,
Где в рощах лишь затворнику восторг,
Но он, осмыслив варварское время -
С туманом или с дымом револьверным -
Быть может, страшный отведёт итог.

               
*Скрипницы (устар.) – деревянные колодки.