В 2011 году в 100 километрах от города Астрахань на армейском полигоне произошла трагедия. Я обещал написать об этом и о том, что произошло после. Прошло пять лет. Я выполнил обещание.
Светлая память погибшим.
Мне сложно написать хоть пару строчек,
Колотит что-то бешено в груди
Как вспоминаю тот бомбардировщик,
После удара скрывшийся в дали.
Он нёс в своём железном мертвом брюхе
Груз боли, слёз и траурный саван,
Но из-за грязной круговой поруки
О судьбе груза мало кто узнал...
Одиннадцать парней в году таком же
Ушли с этой планеты навсегда.
Остался нам лишь холодок под кожей,
А от воронок нет уже следа.
Дыханья нет, сердец нет больше стука,
И списан искорёженный фургон.
И в бледно-мертвенной пустыне Ашулука
Травою зарастает полигон.
А помните, когда все были живы? -
Мы ценности того не понимали.
Ученья, вроде, где-то проходили,
А где - секрет, но позже мы узнали...
Случилось всё так быстро, как-то сразу,
Ростов был, Таганрог и Краснодар:
Бойцы курили около КамАЗа,
Как вдруг ракетно-бомбовый удар.
Спасла их только бронь своей машины,
И то, что взрыв с другой был стороны,
Но ужас развернувшейся картины
Не пощадил их юные умы:
Погибли все, кто были на поляне...
Кто сразу, кто тихонечко стонал...
Мир превратил вдруг в смрад кровавой бани
В осколки разлетевшийся металл.
И, после тишины, как гром звенящей,
Опомнившись, один вдруг закричал:
"Врача скорей!" и будто бы из спячки
Все пробудились в поисках врача.
"Здесь рядом полигон, в округе пусто,
И мы здесь находиться не должны,
Уйдём отсюда,"- с неприятным хрустом
Сказал второй. - Но мы ведь тут нужны! -
Не унимался первый, - будем вместе!
И пострадавших отвезём к санбату.
- Кого везти? Они - уже "груз двести".
Влетит и нам, и роте, и комбату, -
Так третий отвечал боец из страху,
Лицом то белый снег, а то свекла.
Вскочил в кабину и давай ругаться,
Пробило бак, соляра утекла.
Солярки было мало не случайно,
Её продали, слили чабанам.
Куски снарядов собирали тайно,
Чтоб как латунь сдать - пятка/килограмм.
Трагедия их бизнес подкосила
Стремительным и быстрым марш-броском,
А дальше словно дьявольскою силой
События вертелись кувырком:
Дым чёрный, чья-то ругань, чьи-то стоны,
Сапёры перепуганной толпой,
Молитвы, мат, высокие погоны,
Грозящие расправой и тюрьмой.
Кровь красная в брезенте стала чёрной,
Реальность стала тягостно густой.
Допросы и вопросы - кто виновный?
Не я, не ты, а кто-нибудь другой...
А после построенье батальона -
Угрюмых и подавленных солдат.
И слухи из-за "порчи телефона"
Ужаснее ползут во много крат.
Орёт комбат на всех безбожным матом,
Винит во всём погибших пацанов.
Кричит, что выдаст каждому лопату,
Чтоб хоронили глупых мертвецов.
Зачем, мол, те попёрлись на ту горку!
Какой приказ? Так не было его!
Пришить спешит им чуть не самоволку,
Но было ясно - всё это враньё.
Кричал комбат, что "сфоткает их трупы",
Оторванные части сей момент,
Чтоб не повадно было больше "глупым",
Повесит у палаток фотостенд.
Ещё звучало много междометий,
Пафосных воплей, жалкого вранья.
Я только покаянья не заметил,
Равно как будто хрюкала свинья -
Не человек, ведь человек не может
Визжать так много грязных бранных слов
И в адрес глупо и неосторожно
Погибших знойным летом пацанов.
Одиннадцать парней в году таком же
Ушли с этой планеты навсегда.
Остался нам лишь холодок под кожей,
А от воронок нет давно следа.
Дыханья нет, сердец нет больше стука,
И списан искорёженный КамАЗ,
И вновь на полигоне Ашулука
Взрывается очередной фугас...
***
Проходит время, дело то замяли,
Наш батальон вернулся в Волгоград.
Кто виноват? Так мы и не узнали.
Под следствием находится комбат,
Но это ему сильно не мешает,
В казармы приезжает отдохнуть.
Всем говорит, что он неприкасаем,
Сам растекаясь ядом точно ртуть.
И в самом центре города-героя,
Где смотрит свысока Родина-Мать,
Сдались казармы злу совсем без боя,
Никто не попытался помешать,
Когда спортзал вдруг превратился в баню
Всего за пару месяцев и дней,
Как к сатане на пир и на закланье
Водил комбат к себе туда ****ей.
О, Сталинград! Ты видел много горя.
Остался смертью ты не покорён.
Но в ужасе закрыл лицо я,
Когда Ты спасовал перед жульём,
Когда в немом, безумном, страшном крике
Лицо застыло Родины моей,
С кургана просят Лик и базилика:
"Верните матерям их сыновей!"
Но не вернут, виновных не накажут.
И, злобно ухмыляясь, негодяй
Продолжит пошло, мерзостно куражить,
Давая за молчание "на чай".
Он думал, что незыблемы основы,
Что деньги если есть, "дела идут".
Там то ли было дело в Сердюкове,
А то ли снова слухи чьи-то лгут.
Он всё же сел на нары, хоть и поздно,
Хоть не за то, что пацанов сгубил.
За что-то посадили за другое,
Видать, он многим где-то нагрешил.
Но суть не в этом, ведь сейчас так модно
Учения военных затевать,
Вокруг враги, а значит и быть может,
Мы с ними даже будем воевать.
Но ведь один такой комбат вонючий
Гораздо хуже внешних всех врагов,
ОН губит жизни, а не "случай",
Как любят думать среди дураков.
Пускай не гибнут больше на ученьях,
Не правит в жизни денежный карман.
Не предавайте умерших забвенью,
А совесть не меняйте на обман.
Одиннадцать парней, что так хотели
Не расставаться с жизнью никогда
Забыть мы не должны и не посмеем,
Пусть от воронок нет уже следа...
Дыханья нет, сердец нет больше стука,
И списан искорёженный фургон,
Но мы в себе храним зной Ашулука
И помним тот кровавый полигон.
24.10.16 В память о трагедии 2011 года.