… А я была надменна и проста,
и глядя в никуда, и стиснув руки,
тихонько выдувала изо рта
стихов стеклянных медленные звуки.
Они звенели тонко, как бокал,
в котором стыла кровь, вину подобна,
рука ласкала гладкие бока,
ложась на них уютно и удобно.
Но, что-то изменилось и слова,
вот только что – прозрачно-невесомы,
сгустились, и пригрезился провал
моих стихов. Давлением несомый,
стеклянный стих, царапая гортань,
наружу вытекал, окрашен красным,
больным. И я шептала – Перестань!
Напрасно… Оставаясь неподвластным,
он тёк и тёк из онемевших губ,
придерживаясь ритма колдовского,
а мне казалось – я ещё могу
остановить. Он прорывался снова,
он колдовал, шаманил, усыплял,
он заставлял и плакать, и смеяться…
А где-то вдалеке плыла Земля,
и ветры обрывали цвет с акаций,
морской прибой облизывал песок,
и убегал, оставив клочья пены…
Стеклянный неустанный голосок
стихал и удалялся постепенно.
И я проснулась, там же, посреди
чужого дома, где собрались слушать
мои стихи… Мой рот был невредим,
но я оглохла, будто бы беруши
в ушах застыли. Хлопанье ладош
беззвучно, как в немом кино, а титров
совсем не видно. Слышен только дождь –
когда подкрался этот ливень хитрый?
Когда в окне созреть успела ночь,
перескочив небес вечерних алость?
Всё было сном. Лишь красное пятно
печатью на платке моём осталось.
30.10.16.