Триптих Маркиз Детсад и Женщины

Артемона Иллахо
I Маркиз Детсад

Маркиз Детсад вышел на площадь
С трубкой в руке;
Трубка была похожа
На зародыш лошади,
Умершей от капли никотина.
В своем плаще старинном
И новеньких кроссовках, -
Словно памятник,
Небрежно реставрированный, -
Маркиз Детсад
Отправился на променад.

На рубеже огней, у берега
Авто, излитых изобильным рогом,
Стояла леди. И была чиста
Как пьянка из куста -
В глазах Москвы, безоблачной под смогом.
Улыбаясь в 32 фарфоровые чашечки,
Она Маркизу открывала
Свой сервиз,
Маня спуститься в винный погребок
"Под красной юбкой"
Безо всяких виз.

Маркиз Детсад
Был встрече очень рад.
В своем двухкомнатном особняке
Хранил он лучший в мире самосад
И ма-аленькую вилочку
Из серебра - потомка родовитых вил,
Которыми прабабка вздела барина...
Короче, в гости леди пригласил.

Достали свечи. Время потекло
В беседе умной и витиеватой.
Но лишь открыла леди наготу -
Маркиз застыл, красней античных статуй,
Уже и позабыв, чего хотел:
Он перенёсся в век соборов кафедральных,
Красот романтик нереальных
И запаха давно немытых тел.

"Маркиз, вы импотент."
Сказала леди - вовсе не со зла.
И разбудила спящего козла!
И полетела как фанера над Парижем
С балкона сто второго этажа...
"Ужасно жаль! - сказал,
Прийдя в себя, Маркиз Детсад, -
Вы были как цветущий сад!
Теперь - сплошная грыжа.
И тем не менее, я вас
Швырнул бы вновь с десяток раз..."

Но леди рассмеялась:
"Я ваш сон!
Какая страсть вас гложет
Швырять с балкона дам?
Пожалуйста, швыряйте хоть вагон!
То не поможет
Вам.
Вы головой ударились в карете?
Вам вышибло мозги?
И нежный плод
Катился несколько столетий,
Превращаясь
В избитых мыслей розовый компот?
О, как печально!

...И вы опять кидаете меня,
В пятидесятый раз, - и вам всё мало.
Взгляните-ка! Вы тоже сон, и вместо глаз
У вас над носом два кинжала!"

Маркиз от страха побелел,
Остановился.
Смеялась леди:
"Паспорта и визы
На что в приюте сонном?
И чья здесь власть?
Ну сколько можно мне летать с балкона?
Пора бы ВАМ упасть!"

Кровоточащими руками
Она маркиза обняла,
Изломанными позвонками
Застрекотала как юла.
Сперва нахлынуло стесненье,
Но грянул в сердце чёрный май!
И в мрачном восхищеньи,
Маркиз воскликнул:
"Девственность, прощай!"

... Наутро, проклиная опиум и книги,
Припоминая сна блаженный миг,
Из койки вытащив свои вериги,
Он обнаружил - нет, не труп, но стих.
Ну что поделать - грезить не позорно...
...Умыв сервиз, начистив свой фасад,
С любимой трубкой и в кроссовках чорных,
Маркиз отправился на променад.
На остановке встретился с приятелем.
Сел на трамвай до станции "Детсад" -
Где он работал воспитателем.

II Печальная Аделаида Морт

Полдня, уткнувшись белой щёчкой в торт,
Лежала грустная Аделаида Морт.
Ещё портвейн не выветрился из
Вороньих кудрей, и бокалы свой стриптиз
Не завершили, оголившись изнутри,
До пояса всего лишь, изнурив
Графины ожиданьем возлияний -
Как вырос, будто в призрачном сиянье,
Гонец на входе в залу, пьян и горд,
С запиской для Аделаиды Морт.

Из торта приподнявши лик поддатый,
Перчатку вынув из прокисшего салата,
Адела погрузилась в чтение письма...
Письмом была поражена весьма!
И затаив его в бездонных складках платья,
Стерев желе со лба, найдя серьгу в салате,
Вуаль и веер в подзастольных закромах,
Пошла на встречу с автором письма...

... У склепа рядом с траурным фонтаном
(Какой-то чаровницей безымянной,
Безносой, и безрукой, и безглазой -
Обворожительней китайской вазы.)
Сидел месье с лицом похожим на аборт
И ждал печальную Аделаиду Морт.
С таким лицом он здесь сидел с утра,
Сонетами исписывал тетрадь:
Про то, как он печалию гоним.

Вдруг - шорох. И возникла перед ним...
Его неразделенная мечта?
О, нет! Глазница мёртвая пуста!
На голом черепе два волоса всего!
Месье присел и прошептал:"Да вы чего?"
Месье присел, ну а точней сказать - упал,
Такой красой сражённый наповал.

Не так он представлял свою мечту!
А девица поправила фату,
Букета мумию, и смрада не тая,
Запела: "О, любовь моя!
Меня вы не узнали, лорд?
Ведь это я, Адела Морт!
Вы вирши посвящали мне:
"Что жизнь моя течёт во сне"
"Пусть небо спящую хранит"
А сердце мёртвых - не гранит.
А сердце мёртвых - не скала.
Меня вы звали - я пришла!"

... Месье, как ни был в декадентстве твёрд,
Упал без чувства от такой Аделы Морт.
Она же, поцелуй запечатлев, -
Поволокла добычу в склеп.

Возле которого в ненастный вечерок
Любила девушка гулять порой;
И прочитав над дверью в царствие Аида,
Что "Здесь покоится Аделаида
Морт" - звучным псевдонимом нареклась.
(В миру же дева Юленькой была)

И в день свидания прождав у склепа час,
Ногтями и зубами отстучав
Какой-то вальс, подол измазав в грязь,
Ушла, под нос тихонько матерясь.
Записку - на клочки разорвала!
Портвейн оставшийся - весь с горя попила!
И с криком "все месье - козлы!", упала в торт
Лицом - печальная Аделаида Морт.

III Песнь о прекрасных сёстрах и несчастной любви

1
Венчал девическое тело
У каждой, голый как юла,
Блестящий череп - что ж поделать?
Такими мать произвела!

Итак, одна звалась Татьяной.
Другая - Ольгой. Чорт возьми!
Но героинями романа
Им быть - и хоть ты ляг костьми!

В обычный день они скучали,
Терзали дружно клавесин:
Гремела музыка печали -
Хоть со святыми выноси!

Потом, исполненные лени,
Брели вдоль парковых дерев
С открытым томиком Верлена,
В немой душе бессловно пев.

Одна - печальная орлица,
Другая - скорбный соловей;
Но одинаковых сестрицы
Чистейших траурных кровей.

Как два серебряных кинжала,
Две чёрных розы на снегу.
Лишь бледных губ им не хватало...
Увы, но не хватало губ.

К рассвету, в полутёмном доме,
Сны у мечтательного лба
Встречали в сладостной истоме,
Но исключительно - в гробах.

Проснувшись в полдень, брали маски,
И выбив моль из париков,
Катили в город без опаски -
Вливаться звоном каблуков

В бульварной брани ликованье,
Фонтаны чистой красоты!
Какой-то нищий оборванец
Им нёс увядшие цветы;

Какой-то старый извращенец
И прифракованный нахал
Им ручки, плотоядно щерясь
От предвкушения греха,

Сжимали, звали веселиться,
Из ложи к ложу перейти.
Но кто бы знал, какие лица
Скрывали маски взаперти:

Два отшлифованных оскала,
Две пары угольных глазниц...
Но большинство предпочитало
Любить, не зрев любимых лиц.

В который раз вернувшись с бала,
Они скучали как могли.
Читали. Спали. Всё сначала...
Незарифмованной печалью
В веках минувших отдавалось
Вращенье черепа Земли.

2
Итак, одна звалась Татьяной.
Другая - Ольгой. Чорт возьми!
Но быть героем без романа
Не выйдет, хоть ты ляг костьми!

Непризнанный, как всякий гений,
С фамильной бледностью лица,
(Как морфинист в аптечной сени)
Ночами что-то там писав,

Он жил, тишайше угасая,
Скрывая лик от света дня.
Лишь тусклый свет огарков сальных
Тревожил старый особняк -

Соседний с тем, где сёстры жили.
(Но заросла к нему тропа)
Вернее - тоже шли к могиле,
С тоской помадя черепа.

...Был вечер тих, как смерть от яда.
(В такой неплохо бы казнить)
И в окнах встретились их взгляды,
На миг отклеившись от книг.

Впервые в жизни покраснел он;
Забыв про этикет и такт,
Воскликнул робко и несмело:
"Люблю обеих, это факт!"

Он покорил сердца сестричек.
С тех пор, по долгим вечерам,
Они, склонившись над страничкой,
Сидели. Изредка игра

На клавесине - сов пугала,
А он чего-то там читал,
Пока заря свой взор устало
Не бросит в полутёмный зал.

Все ожидали дивной сказки,
Никто не знал, с чего начать...
И вот сестрички сняли маски,
И стали друга целовать!

Но слишком остры были зубы,
Но слишком пламенною - страсть...
И только треск да хруст безлюбый
Произвела двойная пасть.

С лихвой насытились мечтами!
И обняла сестёр печаль:
Качали на руках останки,
Но не сумели откачать.

Читали скорбные сонеты,
В слезах уснули как могли...
Кружилась медленно планета
В объятьях траурного лета,
И лунный диск печальным светом
Склонялся к черепу Земли.