Шесть прогулок с Робертом Фростом

Куликов
1. О видении птицы на закате зимой

Однажды Фрост с прогулки шел домой
(а дело было вечером, зимой),
стояло солнце низко, и под ним
снег белый был как будто золотым.

Фрост шел с трудом, как будто некий воз
тянул (сбивал дыханье мороз),
к тому ж он дал весьма солидный крюк,
когда ему почудилось, что вдруг
сияющая, словно свет в окне,
мелькнула птица в снежной пелене.

Здесь летом тот же ильм шумел листвой,
а Фрост стоял с поднятой головой,
и птица где-то очень высоко,
как ангел, пела сладко и легко.

Не птица пела в зимней тишине.
Лист на суку качался в вышине, -
один всего на весь огромный ствол,
который Фрост два раза обошел.

Зато он видел с этого холма,
как милосердна может быть зима,
кристальной позолоты выдав цвет
за золото, которого здесь нет.

А есть всего один кривой мазок -
то ль облачко, то ль голубой дымок.
И Фрост подумал: "Все понятно мне".
Звезда мелькнула в снежной пелене.

2. О зимнем Эдеме

Не всякому, конечно, повезет
увидеть зимний сад среди болот,
а Фросту повезло: ольха к ольхе,
поднявшийся на кочках и на мхе
там, где сейчас семь кроличьих семей,
резвясь на солнце, делали детей,
тот Фростов сад похож был на Эдем
(каким тот может быть), наверно, тем,
что снегом был по ветки занесен,
а дальше будто погружался в сон.

Он поднимал на снежную ступень
такой обычный и привычный день;
чуть выше над поверхностью земной,
оставшейся под дамбой снеговой;
чуть ближе к сероватым облакам,
прибившимся к пологим берегам,
подобно легким крышам навесным;
чуть ближе к ярким ягодам лесным,
зимующим на зябнущих кустах
в заснеженных болотистых местах.

Он возносил без всякого труда
измученного кролика туда,
где в знак того, что пиру нет конца,
до самого начального кольца
в холодный ствол зеленого дичка
вонзались зубки острые зверька,
не знающего про запретный плод,
который кто-то с яблони сорвет
(никто не должен знать о нем в раю,
пусть даже рай - в покинутом краю).

Все птицы тут не самки и самцы,
а все еще невинные птенцы,
по зимним играм шумные дружки,
похожие и сами на снежки,
когда с ольхи завьюженной взметет
их, словно вихрем, радостный полет
над местом, так похожим на Эдем
(каким он может быть) еще и тем,
что и птенцам откроется секрет,
какая почка - лист, какая - цвет.

Но вот в лесу пернатый молоток
ударил дважды. Так-то, вышел срок
дню этого Эдема. Два часа.
Упала тени длинной полоса.
Как много точных солнечных часов
зимою у завьюженных лесов!
Не потому ли в полдень каждый раз
нам кажется коротким зимний час?
Таким ли мерить жизнь? Хотя порой
хватает, чтобы род продолжить свой.
 
3. О невыбранной дороге

А я вот сначала пошел не той
дорогой, что выбрал потом в итоге.
А так все так же: над головой
шумела роща желтой листвой
и были желанны обе дороги.

Я вдруг захотел - отчаянно так -
пойти по той, что терялась в подлеске,
и даже сделал начальный шаг,
но аргумент: "А вдруг там овраг?"
мне показался более веским.

Я выбрал другую в надежде потом
свести их вместе каким-то чудом.
Как здорово шлось мне в лесу золотом!
И вдруг я сквозь дебри и бурелом
метнулся туда, путь свой начал откуда.   

И вот теперь через много лет
я думаю, как это все совпало:
осенней рощи манящий свет,
а после чаща, где света нет,
зато есть путь и его начало. 

4. О хождении по листьям

Целый день топчет листья осенней хандрою охваченный Фрост.
Сколько листьев истоптано Фростом, для Бога ответ только прост.
То ли жил старых жаль, то ли злостью пытается выдавить страх...
Под ногами еще одни листья легко рассыпаются в прах.

А всё лето они были дальше, чем Фрост, от земли роковой;
и теперь вот должны под ногами его путь оканчивать свой.
И всё лето он думал, о чем они шепчут чуть слышно ему,
а когда пали наземь, - что смерть угрожает ему самому.   

Беглеца своего в сердце бедного Фроста узнали они.
Бились в веки его, губ касались, мол, горечи нашей вдохни.
Но зачем уходить Фросту с ними? Какой в этом, листья, резон,
если новых снегов по колено дождаться теперь должен он.

5. О ноябрьском гостье

С печалью Фроста я знаком.
Всё так же хмарь осенних дней,
клен облетевший под дождем
да грязь на выгоне пустом
ей всех иных красот милей.
 
Всё так же ей любезен тот,
кто строчит вслед за ней с утра:
«О как прекрасен птиц отлет!
О как прекрасен коверкот
тумана с нитью серебра!»   

Всё так же сердится, когда
нет ничего про сирый лес,
про то, что в небе туч гряда,
что нив пожухла череда,
что нет глазам иных чудес. 
 
Давным-давно Фрост объяснил,
за что же любит человек
ноябрь, который так уныл
пред тем как с неба, белокрыл,
вот-вот падет на землю снег.

6. О поздней прогулке

Тропинкой в сад через покос
  он шел в начале дня,
травой, седой, как от росы,
  касалась ног стерня.

Был щебет присмиревших птиц
  у бурта сорняков
в осеннем убранном саду
  грустней всех грустных слов. 

Последний задержался лист
   на дереве сухом,
но вот и он упал, едва
  подумал Фрост о нем.

Из всех последних синих астр
  он выбрал посиней,
и шел, неся цветок в руках, 
  всё думая о ней.