Дела давно минувших дней,
преданья старины глубокой...
А.С. Пушкин
Было время, когда на территории Северной Пальмиры, именуемой в ту пору Ленинградом, вольготно раскинуло свои производственные площади объединение «Красный Треугольник».
Построенный ещё до отмены крепостного права производитель резиновых изделий к своему незамысловатому названию «Треугольник» добавил после революции эпитет «красный», который злые языки тут же переделали в «чёрный».
С одной стороны – за сажу, загадившую округу, с другой – за те «чудеса», которые творились на территории.
Все, без какого-либо исключения, преступления против собственности, здоровья, жизни и половой неприкосновенности личности, против общественной безопасности и прочих, защищаемых уголовным законом институтов, с удручающим постоянством совершались в пространстве, ограниченном набережной Обводного канала, проспектом имени комиссара бронепоезда И.И. Газа и улицей имени рабочего-большевика М.Е. Розенштейна.
Середина восьмидесятых годов прошлого века.
На территории СССР лютует перестройка, а на «Треугольнике» решают реанимировать простаивавший несколько лет грузовой лифт.
И вот обычным утром обычного рабочего дня два электрика, гонимые несгибаемой волей своего бригадира, отправились к месту трудового подвига.
Тем же будним утром в слесарке соседнего корпуса маялись от безделья трое коллег наших героев.
Маета, сопровождавшаяся вначале теоретическим обсуждением различных стрелялок, закономерно перешла в «…а не слабО…»
Как нельзя кстати под рукой оказался полуметровый обрезок стальной вакуумной трубы.
Имеющиеся навыки работы с металлом позволили в сжатые сроки нарезать внутри трубы пяток сантиметров резьбы, выточить и ввинтить заглушку, сделать проточку и высверлить маленькую дырочку.
И вот уже получившаяся максипождига закреплена в одном из станков.
Рукоятки вертикальной и горизонтальной регулировок разбудили в слесарюгах артиллеристов, для которых стало чрезвычайно актуальным выполнение приказа, данного, если верить песне, ещё товарищем Сталиным.
То, что у одного из троицы в раздевалке хранился пакет с чёрным порохом, было воспринято как само собой разумеющееся.
Ну, в самом деле, не пацаны же, чтобы спичечные головки соскребать…
…Как ни торопились электрики, но добрались-таки до цели своего путешествия.
Подымили в строгом соответствие с традицией всякое дело начинать с сопоставимого по значимости перекура.
И приступили к ремонту…
– Орудие к бою! Заряжай!
Порох, газетный пыж, куски железа, гайки, болты, снова пыж.
– Прицел 15, трубка 20.
Вращаются рукоятки.
Стрелять в белый свет, как в копеечку, это и непрофессионально, и не зрелищно.
А напротив, всего метрах в тридцати, чудесная стеклоблочная стенка заброшенной лифтовой шахты.
– Пли!
Отважные рыцари подъёмных механизмов не были готовы к тому, что над их головами гулко лопнут стеклоблоки и лифтовая дверь задрожит от сильного удара.
Война закончилась сорок лет назад и, глядя на куски металла, застрявшие в железном листе двухмиллиметровой толщины, они не испытывали ничего, кроме недоумения.
Осмысление происходящего одними нашими героями совпало с заряжанием «орудия» другими.
–Выше 5, левее 10.
Вращаются рукоятки.
–Пли!
Грохот и осколки стекла, посыпавшиеся на головы, пригнули электриков к полу.
Время на обратный путь – от лифта до подсобки бригадира – сократилось раз в десять.
– Михалыч, там стреляют!
– ???
– Стреляют, Михалыч!
– Та-а-а-а-к! Допились! Марш работать, иначе я за себя не ручаюсь!
Примерно так можно перевести состоявшийся диалог на литературный русский.
Вариантов проигнорировать отеческое напутствие не было.
Пока наши герои возвращались к лифту, пока неспешно закуривали, в слесарке не торопясь зарядили и навели «орудие».
– Прицел постоянный, пли!
Стеклоблоки брызнули острой крошкой, несколько гаек со знакомым грохотом продырявили железную, из «двойки», дверь.
– Ох, ё…! – были лаконичны электрики.
– Михалыч, там снова стреляют!
– Что?! Я вас предупреждал…
– Ей-богу, Михалыч!
– Марш работать, лодыри!
– Не, Михалыч, что хочешь делай, не пойдём.
То, что ни убедительность тона, ни образность эпитетов не поколебали упрямство работяг, смутило.
– Идём, посмотрим. Но глядите! – намёк на неблагоприятные последствия в случае несовпадения рассказанного с действительностью был более, чем понятен.
«Какой только ерунды не придумают, лишь бы не работать»,– думал бригадир, отбрасывая из-за кажущейся неоправданной гуманности одну за другой известные ему меры грядущего воспитательного воздействия.
Положа руку на сердце, Михалыч не был готов увидеть пробитые стеклоблоки, рваные дыры в нетонком металле и застрявшие в нём гайки.
Слесари-артиллеристы знали своё дело и не собирались останавливаться.
– Орудие, пли!
Ещё меньше Михалыч был готов на собственной шкуре убедиться в правдивости рассказа.
Давки при покидании шахты лифта не произошло, поскольку электрики благоразумно в опасный сектор не заходили.
– Алло, милиция, в нас стреляют! – по тону, которым это было сказано, дежурный понял, что совет пойти и проспаться будет неуместным.
– Пострадавшие есть? Опергруппа выехала, встречайте.
Осматривая злосчастный лифт, опера с не меньшим, чем Михалыч, удивлением осознавали: обстрел – не белогорячечный бред.
Свёрнутые трубочкой бумажки, вставленные в пробитые стеклоблоки, позволили определить сектор из которого велась стрельба.
Пока суд, да дело, «орудие» зарядили.
Едва все покинули лифтовую шахту, грохнул выстрел и очередная порция «картечи», раскрошив пару стеклоблоков, застряла в металле двери.
В этот раз не успевший полностью развеяться пороховой дым демаскировал новоявленных артиллеристов, выдав с головой орудийную позицию.
Времени, затраченного опергруппой на путь к мастерской, хватило для последнего заряжания.
Грохот открывшейся от удара ногой двери слесарки слился с грохотом выстрела.
Но даже если бы бравые канониры услышали, что на позицию ворвался противник, времени хоть как-то отреагировать у них всё равно не оставалось.
Спустя положенное время самый гуманный суд в мире счёл высокие производственные показатели и положительные характеристики с мест жительства недостаточным поводом для условного срока и трое уже бывших слесарей отправились по этапу в места лишения свободы.
Особо злостное, с применением огнестрельного оружия хулиганство, а также изготовление огнестрельного оружия – статьи на «зоне» уважаемые, и быть бы нашим сидельцам в авторитете, если бы не комизм ситуации.
Да, чуть не забыл: приобщённая к делу максиподжига согласно заключению экспертизы являла собой «самодельное огнестрельное оружие пищального типа».
Выходит те, кто считает, что всё дело в размере, не так уж не правы…