В одной стране… название не помню.
Случилось жить в укромном уголке.
Там каждый день из радио льют волны,
Переворачивая пол на потолке.
Но вверх в небеса, плавно скользя,
Я покинул тот дом-уголок.
И остался лишь в списках судей,
Без друзей… и свечей, никому и ничей.
И был шелест дождя. Было то, что нельзя.
И босою ногою на шляпку гвоздя.
Синь небесных равнин – в руках кокаин.
И развёрнутый круг Ян и Инь.
Снова прах на губах, снова смех в головах.
Полумрак, как дурак… и набитый кабак.
И прокуренность стен, и разбитый кулак.
Смыло за борт волной, под винт, под резак.
Речи тёмной воды под глазом звезды,
Мне открыли глаза, и не стало беды.
Стал дышать под водой, и искать новый мир.
И возник предо мною разбитый кумир.
И спросил он – зачем я увлёкся травой?
Почему не пошёл мексиканской тропой?
Не отведал пейотля ещё почему?
В этой дивной стране под названием Му…
Мы пошли, и кого-то сожгли.
Только дым в небеса, и жухлость травы.
Заметая следы… в сладкий дым.
Только стражи границ с ирокезом седым.
Каждый час – один раз, открывал я глаза.
Свет струился в окно, и журчала слеза.
Континент неизвестен на этой Земле.
Нет на картах его, он в твоей голове.
Голубые снега – его берега.
Жёлтый жаркий песок – его исповедь сна.
Чапараль и пейотль – непременный пейзаж.
Дон Хуан с Кастанедой – все их имена.
Я иду по воде, негде больше ходить.
Что-то в небе зелёном обратно кружит.
Птеродактель иль гриф над моей головой…?
Страж границы знакомый ирокез, что седой.
Вдруг пейотль шевельнулся – неестественный стук.
Кактус вздрогнул и вышли пара ног, тройка рук.
Смех под небом пронёсся – в моей голове.
Есть дороги, их две, что в колючей траве.
Он протягивал руку, но мимо лица.
И не мог я понять жест его до конца.
То ли путь мне пророчит, то ли хочет сказать?
Что мне делать с пейотлем, и что надо узнать.
Это будто мираж – с этажа на этаж.
Я вдруг понял его, и вошёл в новый раж.
Был кураж и мандраж, и новый вираж.
А в конце я как следует – выдал форсаж.
Я взлетел к небесам, в ясность солнечных стрел.
Пустота и покой, и… некого бить.
Да и нечего пить, кроме тех облаков,
Что кружились со мной в танце всех дураков.
Мягкость лож в этих кружевах белых вершин.
А внизу Му лежит… и не знает звук шин,
Тормозов и запретов, ни визга ни лжи.
Я спускаюсь обратно в её миражи.
Ослепительный сад – я вернулся назад.
Кастанеда встречает, Дон Хуан тоже рад.
Позади западня прошедшего дня…
Впереди неизвестность поджидает меня.
Налегке, на песке. Отдых будто бы тир.
Я стреляю глазами в этот призрачный мир.
Я исследую небо под своими ногами.
Это яркое пламя что живёт внутри, с нами…
Из этой тюрьмы – то, что есть здесь все мы.
Должен выйти свободно человек огня, и…
В небо, птицей взметнувшись, унестись в светлый мир…
В свете глаз это есть – всё открыл мне кумир.