Желтый вальс
Какие слабые птенцы,
Их ветки сбрасывают с пальцев.
Они летят во все концы,
Их смерть подхватывает в вальсе.
Они пытаются лететь,
В ладонях ветра удержаться,
И до земли не умереть,
И у земли не расставаться.
………
Он будет долго их кружить.
Он будет нежно их качать.
И мертвых с мертвым ворошить
На раз-два-три, четыре, пять.
Собирали меня
Расклевали меня вороны,
Разнесли меня сороки.
Провели меня по городу,
Бросили тебе под ноги.
И назвал меня ты милою,
И назвал меня невестою.
Повелел меня помиловать
Да накинул имя честное
На глаза мои и волосы.
Только волосы острижены.
Обвенчал нас божьим голосом
Ворон с бородою рыжею.
Собирали меня бороды
По лоскутику по камушку
Да несли в руках по городу,
Чтоб жилось счастливо замужем.
За спичками
Двадцатый, сорванный с листа.
Старик, привязанный к горсаду.
И отпустить, как птицу, надо,
И он не хочет улетать.
Бездомный век идет на «бы»,
За «Клинским», вышедшим всухую,
По паспорту не существует,
Но вот имеет место быть.
Прикормишь стайку миражей,
Стоишь при голубиной стае…
И рук, и крошек не хватает,
И листьев памяти моей.
И кота
Тра-та-та
Мы ехали полем, мы ехали лесом.
А поезд, положим, катился в Одессу.
Над рельсами билось вагонное сердце,
И все открывалась и хлопала дверца.
И все за каким-то своим интересом
Тащило нас в драму скучающим бесом.
И все это было почти что похоже
На С. Михалкова, и Пушкина тоже.
Мы ехали к морю – топить, полагаю,
Одну обезьяну и трех попугаев.
Прошел по артерии нож перочинный:
«Здесь были Наташа, и Витя, и Длинный».
Ну ладно, проехали. Весело мне.
Бес расписаться просил на стене.
И о чем-то тихо плачет
Что, крысенок, ходишь робко?
Слишком тихо, чтоб поверить.
Ощущение потери
За грудной перегородкой.
Привкус старого бисквита
У миндального печенья.
Коготочек сожаленья.
Речка ряскою покрыта.
То ли плачет, то ли бредит
И стучит, как в мышеловке,
За грудной перегородкой.
Слишком тихо, чтоб поверить.
Разное
Вышел в небо и летишь,
Пересчитывая крыши.
То ли птичий посвист слышишь,
То ли с миром говоришь.
Все равно кричишь красиво –
Чтоб без дела не летать,
Не забудь сказать спасибо.
А другое не сказать.
Попросить за все прощенье
У товарищей и Бога.
За полетные уменья,
За счастливую дорогу.
Фонарь
Гори, звезда моя, гори
Хотя бы для порядка.
Раз зажигают фонари,
Кому-то это значит.
Гори, звезда моя, гори
На холоде собачьем.
Качайся, пьяная почти,
Попробуй не качаться,
Когда штырем в земле торчишь
И некуда деваться,
А брат-прохожий норовит
Подбить не в бровь с досады.
Пригнись, исполненный любви, –
Кому-то очень надо.
Молния
А поздно оно или рано,
Всегда невпопад постучит
Служивый гонец с телеграммой.
Танцуй. Распишись. Получи.
Стоишь с босоногим и куришь.
Подкинет товарищ огня
С такою намешанной дурью,
Что влет и тебя, и коня.
Прокатятся саночки с горки…
Куда же ты тащишь, босяк,
Их заново вверх на закорках
С любовью, и кровью, и так?
Какого китайского счастья
Намазана лысая дверь?
Завязывай, почта, стучаться.
Ну, адрес хотя бы проверь.
………
В таком померанцевом свете
Качает ладошка кровать:
«За каждое слово ответишь».
И не за что, ять, отвечать.
Проза в ноябре
Под стеною элизийской
Спит труба Иерихона
В ноябре писали прозу.
В ноябре играли в карты.
Перевешивали дозу
Невезенья и таланта.
Отводили морок улиц.
Пал Элизий до осады.
Все, как водится, продули,
И роман дышал на ладан
В окружении химер.
И в рулетку револьвер
Ошибался, где не надо.
………
Как на улицах пустых
Горы листьев золотых…
Филин
Руслану
Все толще пыль на стеллажах,
Все меньше смысла в разговорах.
А время капает за ворот
Смолой из медного ковша.
Прединфернальное тепло
Подогревает позвоночник,
И начищают помело
Гонцы Вальпургиевой ночи.
Гонг полнолунья, сбой часов,
С насеста ухающий филин.
Закрыты двери на засов.
Ах, окна, окна не забили!..
И тыквы едут на балы,
Крысиный дух в каретах сгнивших.
Ваш Фей протягивает лишний
Билет на бал из-под полы.
Для вас задаром, как всегда,
Пока козел ягненком блеет.
Вы ожидали представлений –
Так начинаем, господа!
Conditio
О, как громыхало мечами искусство
Картонным, шифонным, кондицио-нервным –
И падала дама, решительно червой,
Без чувств, но с каким восхитительным чувством!
Как певчие вороны всяко болтали,
С двумя ангелочками сидя в обнимку…
Он ждал. Подождал. Оценили заминку.
Не Гоголь, не звали. Изделье из стали,
Как Вию, глаза раскрывает легонько.
И рядом вот этот, который в деталях.
И веки танцуют веселую польку.
Под небом голубым
Поперхнулись, осудили
Ночь хрустальную и кхмеров,
Хунвейбинов и галеры,
Тех, кто сдуру помогал
И по-умному поможет.
Что на облаке создал –
На земле прожить не может.
Или это ты в Коците
В плащ завернут голубой?
В Рим, покрытый сединой,
Входит новый победитель.
Клио, вы перепишите
Всю себя его рукой.
Из заоблачных олив
Глаз сияет ледяной.
Узурпатор надо мной
Вечно добр и справедлив.
Раковый корпус
…и братство
Наш раковый корпус, сутан не помяв,
Задом вошел наперед
В отбитое небо.
Вокзал.
Телеграф.
«НЕТ ТЧК НЕ ЖИВЕТ».
По праву рожденных землей от сохи
Мы взяли его. Отпускает грехи
В омытые руки закона
Свобода. Торговая зона.
Свобода не знает рабов и рабынь.
Ты против? – в курилке остынь.
Свобода не бляdь дворовая,
Тебя она тоже не знает.
Да ты, брат, расист, шовинист и дурак.
Ну, выберут белого – будет не так?
И черная баба в законе
Читает присягу на зоне.
И Книга лежит под рукой у нее,
Примята ладонью с печатью «Вранье».
Такая любовная сила
В тебя, брат, еще не входила.
А собственно, ч е м тебе думался рай?
Пройдись, докури «Беломор», полистай
Блокбастер «Однажды в Гоморре» –
И можешь наказывать море.
Воспрянувший Демос и слуги его
Клянутся на пепле тиранов-богов.
И белые крылья на солнце скрестил
Взлетающий брат-дрозофил.
Ars vivendi
Просыпаются в городе гуси
Защищать город Рим от гостей.
Мы не гости, мы хуже, эскузи,
Мы привыкли к дразненью гусей.
Носит пеплы по небу без края –
Не по райскому шляху идти.
Пантеоны, стоишь, поминая,
Будто город Москва позади.
Здравствуй, древнее Римское право
И не дрогнувший мраморный свод! –
Где проходит живая орава,
На правах все живое берет.
Есть у жизни багровое знамя,
Есть у крови такие права.
И не город Москва перед нами.
Что нам, варварам, Рим и Москва?
Песня про море
Помыслится в жизни хорошая песня,
Широкая песня над полной волной.
И ветер ей – крылья, и дух – буревестник,
И дышится песне как птице морской.
Ч о м у м е н і к р и л а без сна и покоя,
Тяжелые крылья с тоскою земною,
Где песня соленое море прольет,
Как черное небо и сердце мое…