Смелее, подлецы! Вас заждались вокзалы!
Воздушным, жгучим паром растопило солнце зло,
Кощунство, скверну, грязь -- святых её бульваров,
Всё, что глумленье варваров бесчувственных несло!
Идите, дикари! все площади пустуют,
Пожар, сверкая бешено, теперь её не жрёт,
В лазурь у крыш её домов, так нежно голубую,
Уж больше бомбы звёздные тьма ночи не швырнёт!
Ни одному дворцу, что мёртв, что заколочен,
Кошмара дня минувшего не возвратить в ваш ад,
Но сумасшедший, сколь забавен -- столько же порочен,
Кто позовёт, качнув бедром -- того любить он рад.
Как течных сук для кобелей в пристанище собачьем,
К себе вас требует вертеп, чтоб брызнуть золотым
Хозяину; и только тьма, бродя по тропам злачным,
В агонии жмёт... Нелюди! дерзайте! пейте в дым!
К чему распущенным скотам следы зари румяной?
Где в бликах вашей роскоши купается восход,
Глаза паскуд -- всегда мертвы, тупы, пусты, стеклянны,
И никогда живая в них струя не промелькнёт!
За королеву пейте, зад её, что с целлюлитом;
Рыгания смакуя до утра, с лихой тоски
Вы мечетесь и пляшете в угаре ядовитом,
Марионетки, сволочи, пьянчужки, дураки!
Сердца, что грязью подавились, как и рты, пожалуй, --
Глотайте, свиньи, эту грязь, она доступна вам!
Вот победителей вино! нутро -- какая жалость! --
Одним позором залилось -- не выдержало срам!
Вы висельные петли смело стягивайте крепче,
Вдыхайте полной грудью дрянь, бездушные, как рай;
Поэт благословляет вас отчаянною речью:
"Предайся же безумию, скотина, начинай!.."
Ведь вы, ругаясь с дерзостью над Женщиной ехидно,
Боитесь её судорог, боитесь разбудить
Ту горечь её слёз, что, вспыхнув яростной обидой,
Всех вас, упавших извергов, придушит на груди!
Но, прихвостни и деспоты, придурки, сифилитики,
Париж -- блудница гордая, и вас не пощадит.
К чему, каналий, ваш ей скарб, и жизнь её губителей?
Безжалостно стряхнут ей будет каждый паразит!
И, трусы, жалко всхлипнув, и убиты униженьем,
И утирая в нищите разбитые бока,
Сорвётесь вниз -- не защитит ничто от пораженья!
От осквернённой девки ведьмовского кулака!
Когда ревёшь и мечешь ты, несчастная столица,
Париж! когда звенят ножи, не слушая молитв,
И ты беспомощным лежишь пред силой кровопийцы,
В глазах мерцает доброта, и жажда правых битв.
О мой скорбящий город, мой почти убитый город!
Но голову свою теперь смелей поднимешь ты!
Страданием твоим открыты тысячи затворов,
И Время тебя вновь благословит из темноты!
Кипит живая кровь твоя -- для боли, что безмерна!
Ты чувствуешь, что в венах, где блуждали ток и гром,
Опять гнездятся роем бледно-мертвенные черви?
Подонков клешни льнут к тебе с отвратным холодком?
Но это -- не конец. Проклятые эхидны,
Не сжать державный пульс, чтоб всё остыло в нём!
Так не похитить тьме -- очей Кариатиды,
Так злобной Стикс не совладать с небесных звёзд огнём!
Пусть страшно мне смотреть на синяки, на язвы;
Что стелешься пред каждым, что искажены черты;
Чем зеленей леса твои -- тем язвы безобразней,
Зловонней и мерзлей... но я скажу: "Прекрасна ты!"
Гроза тебя толкнула в недра музыки высокой,
Поэзия священна -- о беде когда кричит;
Пусть смерть бранит; спасёт Любовь тебя в беде жестокой,
Париж, мой избранный Париж, в груди -- труба гремит!
Поэт возьмёт рыдания у проклятых и сирых,
И ненависть у каторжных, и вопль у бедняков,
И женщин уязвит -- святым любви лучом красивым,
И закричит строка: "Ублюдки, суд для вас суров!"
Вот всё вернулось вновь -- опять хрипит и стонет
Яд бесконечных оргий, прежняя резвится дурь,
И серебристый газ зари, в стенах пылая сонных,
Взвивается зловеще в бледно-синюю лазурь.