Бутафория

Соэль Карцев
Бутафория

Невесомым фотоном стихи — то ли дар, то ли блажь —
озаряют  по улице детства счастливый вояж
в той стране,  где зима беспокойно быстра на примерке.
Пусть за окнами вновь нам  едят, протезируют мозг
гуманисты в запасе, сминая в расплавленный воск
на вечерней поверке.

Листья ищут тепла. Этих старых парадных уют
как подножье Олимпа, где лифты бессмертье куют,
зажимая дверьми зазевавшихся мам и младенцев...
В них убористый почерк тинейджеров  стенки разъел,
и знакомая клинопись там завершает раздел
понадёжней каденций.

Здесь привычны дела. Многотомные сводки властей
и тоскливые своды судьбы между их челюстей.
Потолки натяжные, работа и взрослые дети:
впятером на квадратах родных. А за выслугу лет —
новый шведский диван да на транспорт бесплатный билет;
и всё те же соседи.

Вереницы домов, иномарки, в метро марш-броски,
а у входа старушки:"Купите — бормочут — носки".
На асфальте реклама: ремонты, Содом и Гоморра;
магазины ночные... Народ тащит с дачи мешки.
Бизнесмены на форумах  наглые ловят смешки
прохиндея и вора.

Променять на свободу селёдку под шубой готов
тут не каждый четвёртый... Сознание своры котов
поглощает сознание Божьих созданий;
хоть коты, вроде, тоже от Бога — орут будь здоров,
если сильно голодные — им не хватает кормов
и без счёта свиданий.

Время смоет следы кафкианских пейзажей на дне
рек, текущих под кожей в немыслимой нам глубине,
всё расставит по полкам... Нулями от доли процента               
 рассчитает свершенья, провалы, законы смертей...
Свойства ангелов, может, а может, чертей
порождает плацента.

Только здесь вроде чёрной дыры; искорёжена ось
обалдевшей планеты и время расплющено вкось.
По дощатым настилам покойники прошлой державы
валом валят в распахнутый мир голубой,
где с открытым лицом нас встречает прохожий любой,
бомб не ведая ржавых.

Что ещё не порвали Европу на сотни частей
радикалы, мигранты, политики разных мастей,
в это веришь с трудом, находясь в окружении хладном
обращённых к живым, мертвечиной смердящих речей,
ворожбы на костях и омоновских крепких плечей —
диссонансом  досадным.

Что в ментальности вечера? Пегая, странная грусть —
словно пёс  ошалелый — и город, в который не рвусь...
Обыватели топают мимо, лелея заботы...
Мне бы в лица вглядеться, но сеется дождик с небес;
вечных луж зеркала отражают  падение бездн
на исходе субботы.

С доброй феей лесною горланить во все времена,
по зелёному лугу бежать и держать стремена
моего удалого коня в дивном сне послезавтра...
Только вряд ли поможет проверенный этот рецепт;
за спиною,  у входа в идиллию тот же концерт
с чашкой кофе на завтрак.

Мы, пожалуй, повсюду,  осколки империи той —
ведь открыты границы — но держится купол литой,
привлекая и тех, кто уехал
и тем более тех, кто остался, как шарик Фуко;
кто-то сводит концы, кто-то смаху вмерзает в юкон
на вершине успеха.

Не пора ли увидеть, как бьётся под кожей река,
дотянуться до сжатой материи материка
и  вернуться к себе? эх, мешает короста:
императоры, ханы, тираны, генсеки, князья,—
всё лишь мы, познающие снова оттенки  "нельзя" —
бутафория просто.