НА ДНЕ АМУРА
Тятя! Тятя! Наши сети
притащили мертвеца.
А.С. Пушкин
На дне Амура тихо и темно,
металлолом, резина и клетчатка.
На дне Амура много-много-мно...
Утопленники в траурных перчатках.
Когда пойдёшь утопленным на дно
(приятным утром или в час зловещий),
штаны промокнут, с ними заодно
носки, ботинки и другие вещи.
На дне Амура всяк сосет тоску,
в достатке пища для сомов и раков,
но скучно и ботинку, и носку,
утопленникам без парадных фраков.
Копчёный сом и раки хороши-ыыы!
Как не понять рыбацкую породу?!
- накушаешься снеди от души
и отдыхаешь, глядючи на воду.
...
На дне Амура жизнь уходит в ил.
И раки до весны хранятся в иле.
Со дна подняли мальчика. Я выл.
Поодаль мужики сомов ловили.
ЗИМА
Однажды, в студеную зимнюю пору,
Я из лесу вышел; был сильный мороз.
(Николай Некрасов)
Вы любите зиму? А я ненавижу.
Слегка обморозил фрагменты лица,
На горке сломал предпоследнюю лыжу
Из двух, что достались ещё от отца.
Иду и реву, а в руках деревяшки.
Видал я такие кульбиты в гробу!
Одно утешает – у Фишмана Яшки
Поломаны обе и шишка на лбу.
Вы любите зиму? А я ненавижу.
Сегодня година со смерти отца.
Я каждую ночь просыпаюсь и вижу
Скупую улыбку родного лица.
Он выпивши был и уставший к тому же.
А кто в наше время с устатку не пьёт?!
В таком состоянье утонешь и в луже,
А он - на рыбалке, в унтах, да под лёд.
Так вы говорите, что любите зиму?
Любите себе, если лыжи не жаль.
Отец не воскреснет, чтоб выстругать сыну
Из лыжных останков пиратский кинжал.
Соседи зовут на блины, между прочим.
Конечно, пойду, если мать не убьёт.
А дома – беда, голодуха и отчим.
У Яшки отец, слава богу, не пьёт.
ПРИЗРАК
Папа утром щёки бреет,
мама носит бигуди,
кот лежит у батареи,
в батарее пар гудит,
дед бальзамом мажет спину,
Брат Серёжка пьёт компот.
Эту странную картину
я смотрю четвёртый год.
Помню Витьку, Кольку, Пашку,
я вприпрыжку заодно.
Снял сандалии, рубашку,
берег речки, тина, дно...
И с тех пор я - невидимка
ночью и во свете дня.
Только кот наш старый Тимка
часто смотрит на меня.
КОТ БАЮН
В который раз я пал в бою
за дело правое, и снова
ко мне приходит кот Баюн
из мракобесия лесного.
Садится рядом и урчит,
и смотрит пристально-зловеще
на мой копьём пробитый щит,
на плоть мою, что стала вещью.
Душа стремится в облака,
меня негромко окликает...
Кот станет кровь мою лакать,
когда умру я.
Всё.
Лакает.
Не через год, не через два,
а через сотни тысяч «через»,
когда прогнившая листва
мне отрастит скелет и череп,
я вдруг воскресну и в бою
паду от вражеской десницы.
В который раз мне кот Баюн
на смерть грядущую приснится.
КОТОРЫЙ ЧАС?
- Который час?
(общеприменимое вопрошание)
Продавщица – лицо с кулачок и в морщинах –
велела до срока с покупкой не расставаться.
– Как с женой? – пошутил я.
– Ну что вы, мужчина.
Как с Шерлоком Холмсом доктор Джон Ватсон!
...
С автоматическим подзаводом, фирма – "Tissot",
удобны, неброски, точны, органичны.
До этих с десяток сносил я часов
от командирских и до заграничных.
Обычно вещей дорогих не ношу,
но что-то особое в цацках швейцарских,
без них ты простак, обыватель и шут,
нацепишь и гоголем ходишь, по-царски.
Допустим, вы любите тыквенный сок,
рука потянулась в буфет за стаканом –
заводятся часики фирмы "Tissot".
Держись бодрячком и не будь истуканом.
Бегаешь ли трусцой, культивируешь ли …измы*,
либо просто сдуру рукой немощной машешь вверх-вниз-вверх-вниз-вверх-вниз..,
в часах, как часы, работают механизмы.
В моих - подзаводительный механизм.
...
И всё-таки скучно за временем вслед волочиться.
В часах искрошилась алмазная кладка камней.
В зелёном капоте приходит во снах продавщица.
И два англичанина в чёрном приходят ко мне.
Придут и сегодня, застынут в печальном молчанье.
В глазах миссис Хадсон прочту потаённый упрёк.
Но вдруг ка-а-к подскочат и станут ворчать англичане:
«Так что же ты, падла, до гроба любовь не сберёг?!»
*туризм, культуризм, прочие измы.
ДВЕРИ
If the doors of perception were cleansed,
every thing would appear to man as it is: infinite
(Уильям Блейк)
В конце шестидесятых - начале семидесятых
случалось по-всякому, бывало всякое.
Текло расклешённое время "The Doors".
В те годы я пил простоквашу и морс,
был малолетним босяткой.
Когда в Париже жгли авто
аборигены-гарсоны,
Союз дефицитствовал без пальто,
снашивая кальсоны.
Строил народ коммунизм,
плача, смеясь ли,
но в городах возводились ясли.
Катилась рождаемость вниз.
Нынче женщине не до декрета,
если работа есть,
а раньше работали все –
хотелось и пить, и есть.
И не открою секрета:
в шестидесятых-семидесятых
за тунеядство можно было и сесть.
Какого-то лирика-эстета
осудили за это.
А в деревнях…
Последняя хата в конце
жил я при матери и отце
в Больших Волуях.
Для большинства время весёлое было:
летом отец брал вилы,
шёл на покос,
пока публично целовались взасос
гериартрические правилы.
И так - без яслей и детсадов,
пока родители на работе -
оставался я в доме один до шести годов,
свободный, как сопля в полёте.
Из развлечений - во двор окошко,
журнал "Огонёк" и радиоточка.
Помню, была ещё кошка –
нос с разодранной мочкой.
В наших краях и апрель не весенний.
В один из мартовских дней
я оказался за ней –
за дверью в сени.
Сени – промёрзшая тёмная клетка,
дверь на улицу на шпингалете,
так что попался я - малолетка -
в холодный капкан с мечтами о лете.
Мне бы в тепло назад,
но дверь тяжела, зараза.
И стал я медленно замерзать.
Хватились меня не сразу.
Родители не выясняли – чья и в чём состоит вина,
родичи молились за меня хором.
Вот тогда-то впервые я и вкусил вина –
мать отпаивала горячим кагором.
После – больницы, город большой,
вертолёт вызывали по рации.
В итоге всё кончилось хо-ро-шо,
обошлось без значительной ампутации.
Однако, прозвали меня левшой.
Время в больнице – не явь и не сон,
культяшку лечили до самого лета.
Однажды сосед по палате (странный такой,
тоже с отмороженной рукой)
сказал задумчиво не в унисон,
будто был пророком или поэтом:
"Скоро умрёт Jim Morrison".
Откуда он знал об этом?!
ШАХТЁР-КАРПАТЫ
Один был, кажется, со Львова
(огнём подпорчен документ).
Другий был местный, просто Вова -
геройский парень, бывший мент.
Они - болельщики футбола -
представить даже не могли,
что толкотня дойдёт до фола,
до дна с отскоком от земли.
И вот сошлись "Шахтёр" - "Карпаты".
Когда под вечер бой затих,
не глубоко - на штык лопаты -
зарыли в поле вместе их.
ПОД ИЛОВАЙСКОМ
Под Иловайском скучные луга,
действительность - предсмертная зевота.
Выходишь в поле - суслики, нога,
оторванная с мясом у кого-то.
Здесь воздух с неопознанным душком.
Неможется ни горевать, ни плакать,
когда заметишь, что висит мешком
на проводах обугленная мякоть.
Лежит в пыли танкист без головы,
его машина догорает рядом.
И всем смертям назло живёт ковыль.
Растёт ковыль слегка побитый градом.
ПОСЛЕДНИЙ ЧАСОВОЙ
Разрешено с рождения грешить,
хранит меня от огненной геенны
последний часовой моей души -
отважный воин, трудноубиенный.
Допустим, наломаю кучу дров,
одну-другую заповедь нарушу,
а он молчит, по-рыцарски суров,
по стойке смирно охраняет душу.
Любой затее свой отмерен срок.
Придет конец и этой службе вящей.
За баней часового под шумок
придушит утомленный разводящий.
ЧТО СЛЫШНО ОБ ЭКСПЕДИЦИИ ЛАПЕРУЗА?
— Братец, скажи, что слышно об экспедиции Лаперуза?
(Людовик XVI - палачу)
Здоровый аппетит в конце пути,
достану помидоры из котомки
и метров эдак с двадцати пяти
пошлю улыбку странной незнакомке.
- Ну, здравствуй, пустоглазая, встречай,
ослобони болезного от груза.
И между делом, как бы невзначай,
спрошу о новостях про Лаперуза.
Я НЕ БЫЛ ЗДЕСЬ СТОЛЕТИЙ СТО
Деревня, липы за мостом,
храм с покосившимся крестом.
Ничейный храм, когда-то – божий.
Господь молчит столетий сто,
но, что отрадно, дьявол всё же
сюда не смеет глаз казать.
Пасётся во поле коза,
покос на пойменном лугу
и мой отец в льняной рубахе
на пожелтевшем берегу
скирдует сено. Тенью птахи
я пролетаю над крестом.
Вот дом родительский и липа,
корова с задранным хвостом.
Я не был здесь столетий сто
с тех самых пор, когда от гриппа
вдруг
в детстве
умер.
ОДИН ДОМА
Ужасное несчастье - не иметь возможности
остаться наедине с самим собой
(Лабрюйер)
Мальчик остался в квартире один.
Смирно лежит и не плачет.
Ветер листает за окнами дни.
Сохнет в кроватке калачик.
За стенкой у соседей - шутки-прибаутки,
веселье, танцы, музыка, играет Фрэнки Заппа.
Бабка лежит у порога четвертые сутки.
Терпкий запах.
ТАКИЕ ДЕЛА
Шесть "трёхсотых", пять "двухсотых", в сумме...
И далась нам эта высота.
Ты вначале ранен был, но умер -
два осколка в область живота.
Не припомню, где ты похоронен.
Не кори меня за это, брат, -
я давно в глубокой обороне
мирно сплю с утра и до утра.
Мы погибли оба в той атаке.
Бой локальный – не Бородино.
Павшему вояке не до драки,
не до славы, не до орденов.
Нет заплат на посечённой коже.
Нет страны, что ту войну вела.
И ничто не гложет, не тревожит.
Вот такие, в сущности, дела.
БЕЛЫЙ И ВОЛЬНЫЙ БРЕД
«Как если кислым капнуть в молоко»
(Гамлет. В.Шекспир. Перевод М. Лозинского)
мне снится сон о том что я могильщик
задумчиво стою у края бездны
в которую опущен незнакомец
бродяга с перерезанной гортанью
пока я рыл несчастному могилу
наживку для удачливой рыбалки
неспешно накопал и тем доволен
как много здесь червей слепых и жирных
достаточно для славного улова
рыбалка будет доброй в выходные
из свежей рыбы знатная ушица
в котле глубоком самоварной меди
мной будет приготовлена к обеду
я стану пить отвар из рыбьих жабр
и жмуриться от сытных ощущений
и рыбной костью подавлюсь случайно…
мне никогда не выбраться из бездны
хорошая привычка прятать бритву
во внутреннем кармане за подкладкой
не помогла ведь я сегодня жертва
но я не помню кто меня порезал
шикарный зев от уха и до уха
должно быть это был глухой могильщик
который так неловко размахнулся
отточенной лопатой и с оттяжкой
мне перерезал горло ненароком
могильщики всегда имеют тайну…
здесь много органических нитратов
и кости отдают обильно кальций
удобно мне без света размножаться
в питательной среде полураспада
но даже у червей бывает схизис
а я не видел кто меня урезал
тяжелой и наточенной лопатой
скорей всего загадочный могильщик
есть два взаимосвязанных сегмента
один лежит насыщенный землею
в глубокой яме рядом с незнакомцем
второму интересно на рыбалке
кормить собой отравленную рыбу…
смотрю на небо вываренным глазом
как хорошо во сне быть потрошенной
уснула я в свободном кислороде
поэтому не знаю кто разрезал
мое подбрюшье жирное по жабры
быть может это был больной могильщик
вкушающий уху с моим бульоном
он щерится от осознанья счастья
не зная что к нему подкрался схизис
но я ему готовлю мщенье…
…мне снится сон о том что я могильщик
мне никогда не выбраться из бездны
здесь много органических нитратов
смотрю на небо вываренным глазом
ведь я не знаю кто меня порезал
как здорово проснуться невредимым!
ПЕРИОД ЧЕРНОТРОПА
Голодный ветер выхолостил дачи,
на землю опустился чернотроп.
Больной ноябырь жалится и плачет,
и к декабрю сколачивает гроб.
Пока не выпал снег, но речка встала,
блестит на мелководье тонкый лёд,
под ним плывёт спокойно и устало
утопший дачник ботами вперёд.
Лицо покойного мне кажется знакомым -
сосед Петрович в траурном рванье.
Ещё вчера страдал он от саркомы,
а нынче сгинул в чёрной полынье.
ТАМ
Там вакуум сгущается в желе,
А время осязаемо наощупь.
Там никого не следует жалеть,
Добро и зло понятнее и проще.
Я обошел тот мир за шагом шаг,
Бродил в нём оболочкой пустотелой.
За мной, как верный пёс, плелась душа.
Душа меня покинуть не хотела.
ЧуднО смотреть в себя со стороны,
Не удивляясь истинам без смысла,
Тому, что нет ни мира, ни войны
И память молоком вчерашним скисла.
Я глиной был, податливым, без сил.
Я - пластилин, я - разогретый стронций.
Меня от жизни ветер уносил
Туда, где нет луны и звезд, и солнца...
Иерихонские в тоннель влекли гудки
И мерзкие вокруг роились твари.
Но тут душа – калека без руки -
Меня схватила больно за грудки
И прошептала: надо жить, товарищ.
ПОД БУГОРКОМ
Мой сын седой и повзрослевший пришел ко мне. Не одобряю
его попытку вспрыснуть встречу бутылкой белой. Сын не курит.
А в стороне озябший леший сосет оставленный мне пряник,
а за калиткой недалече летает стая злобных фурий.
Сынок молчит, ограду правит, не замечая паразитов,
ровняет памятник железный. Таким заботливым он вырос.
Я встал бы рядом сыпать гравий, песок просеивать сквозь сито,
но я в работе бесполезный.
Я там, где тлен, и мрак, и сырость.
БОГАДЕЛЬНЯ
Назойлив запах нафталина
и от людей, и от вещей,
старухи бродят в кофтах длинных,
спит старичок - седой "кощей".
Молчат с улыбками благими,
как будто тайну берегут
о том, что дальше будет с ними
на незнакомом берегу.
Всё совершили, всё сказали
и, в узелок собрав года,
как пассажиры на вокзале,
ждут отправления туда.
КАК НА ЛАДОНИ (с высоты птичьего полета)
Видно всё, как на ладони:
горы, долы, дали, лес.
И река. А в речке тонет
то ли мальчик, то ли бес.
Чью-то жизнь волною слижет.
Кто живым не будет впредь?
Подобраться бы поближе,
разобраться, рассмотреть.
АЛЬДЕБАРАН
В Галактике дела идут неплохо -
спираль стабильна, звёзды держат строй.
А на Земле в кустах чертополоха
предсмертно стонет раненый герой.
За что ему достались муки эти?
За что сражался и умрёт от ран?
И странно как-то, что живёт и светит
никчемная звезда Альдебаран.
ПАРАД
В щель детсадовской ограды дети смотрят на парад.
Там проходят ровным строем батальоны и полки.
Грозно бряцают награды, тянут ножки прапора,
шаг печатают герои - автоматчики-стрелки.
Дети прыгают от счастья, веселится детвора.
Только Петенька Зубилин тихо плачет в стороне.
Все понятно, случай частный - у трехлетнего Петра
папку рОдного убили на этнической войне.
В ХОЛОДНОЙ
Дышать отпала надобность и бронхи не сипят.
Дружище, не скули же бога ради.
Летим скорей в холодную, посмотрим на себя -
притихших, приодетых, при параде.
На полную катушку крематорий топит жир.
Скорбят по нам родные голосисто.
Конечно, ты простишь меня, мой бедный пассажир.
Я был неосмотрительным таксистом.