Поэма «Азраил»… Сказано, что это падший Ангел – опять же Демон, а в мусульманстве – злой демон… И опять Лерма верен себе и своему демону.
Азраил, сидя на кургане, произносит монолог. Он ожидает свою земную возлюбленную, которая должна прийти и принять все его мучения близко к сердцу.
Всё мрачно вокруг.
… Так точно и в душе моей:
Всё пусто, лишь одно мученье
Грызет ее с давнишних дней…
Но никогда не устает
Его отчаянная злоба,
И в темной, темной келье гроба
Оно вовеки не уснет.
Всё умирает, всё проходит.
Гляжу, за веком век уводит
Толпы народов и миров
И с ними вместе исчезает.
Но дух мой гибели не знает;
Живу один средь мертвецов …
Полуземной, полунебесный,
Гонимый участью чудесной,
Я всё мгновенное люблю…
И я бессмертен, и за что же!
Чем, чем возможно заслужить
Такую пытку? Боже, боже!
Хотя бы мог я не любить!
Снова тема Смертности и Бренности в космических масштабах. А он бессмертен. Прекрасно! – скажем мы. А ему в тягость эта Вечность. И еще наказание – не может без Любви…
И тут, друзья мои, отвлекусь: в свое время мне пришлось редактировать книгу одного автора, который жил далеко от моего города. Рукопись называлась «Проблемы личного бессмертия». Автор собрал множество всяческих суждений на эту тему и делал вывод, что человек должен быть бессмертным, - каждый, а не как представитель человечества, которое смертно в частном случае, но бессмертно в общем.
Рукопись у меня сохранилась(у авторов оставались копии). И недавно я увидел в ней ссылку на стихи Р. Рождественского, которые тут будут уместны (как назывались эти стихи, не указано, и я не стал рыться в Инете, просто приведу их):
… Если б только люди жили вечно,
Это было бы бесчеловечно …
Как узнать, чего ты в жизни стоишь?
Как почуять, что такое риск?
В море броситься?
Так не утонешь.
На костер взойти?
Так не сгоришь!
Поле распахать?
Потом успею …
Порох выдумать?
А для чего?
Наслаждались бы ленивой спесью
Пленники бессмертья своего,
Никогда б не вылезли из тьмы …
Может самый главный стимул жизни
В горькой истине,
Что смертны мы.
Стихи – хлёсткие, советские, коммунистические. Но вот и Лерма, жаждущий бессмертия, готов им тяготиться – устами своего Альтер Эго Азраила.
… Азраил пока смакует предстоящее свидание:
Она слезу уронит надо мной.
Смягчит Творца молитвой молодой,
Поймет меня, поймет мои мечты
И скажет: как велик(!), как жалок ты.
(«жалок» тогда значило «вызывающий жалость, сопереживание»)
Азраил готов бороться за Любовь со всем Адом:
Я не боюсь; есть сердце у меня
Надменное (!) и полное огня,
Есть в нем любви ее святой залог,
Последнего же не отнимет Бог.
Опять восстает против Бога, надменный! И что же? Дева приходит и прозой ему объявляет, что она его любит больше жизни и просит рассказать о его жизни...
… Нас было много; чудный край
Мы населяли…
Я власть великую имел,
Летал, как мысль, куда хотел…
Видел сонмы ангелов, которые славили Творца,
И не было хвалам конца.
Я им завидовал: они
Беспечно проводили дни.
А он Возроптал на Бога: Зачем же Ты меня сотворил?
И если я уж сотворен,
Чтобы игрушкою служить,
Душой бессмертной, может быть,
Зачем меня ты одарил?
Зачем я верил и любил?
И был наказан Богом. Но ты, Дева, не поймешь, и я не буду тебя мучить рассказами.
Поселился я на некой звезде, но и она рассыпалась в прах по воле Бога.
Вот такова моя горькая доля. Но ты ведь утешишь меня?
А дева в ответ говорит, что не понимает Азраила:
«Я пришла сюда, чтобы с тобой проститься, мой милый. Моя мать говорит, покамест это должно, я иду замуж. Мой жених славный воин, его шлем блестит, как жар, и меч его опаснее молнии».
Азраил: «Вот женщина! Она обнимает одного и отдает свое сердце другому!»
… И что мы вновь видим: Женщины – коварны, Бог – не справедлив, Страдания – вечны… И некому утешить юного Автора!.. Бедный Лерма-Азраил!
Следом идет поэма «Ангел смерти».
Из посвящения Даме следует просьба:
«Будь ангел смерти для меня» (!!)
Явись мне в грозный час страданья,
И поцелуй пусть будет твой
Залогом близкого свиданья
В стране любви, в стране другой».
Написано уже «по-взрослому», поэтично, но суть остается той же: мука при жизни, муки потом.
«Есть ангел смерти; в грозный час
Последних мук и расставанья
Он крепко обнимает нас,
Но холодны его лобзанья,
И страшен вид его для глаз
Бессильной жертвы….
Жуткая это доля – рано осознать в одиночестве свою Смертность. И тут мне родня не только Лерма, но и Чайковский. И в романе «Выбор» у меня есть такие строки, адресованные ночью Композитору устами героя, едущего в колхоз, помогать крестьянам убирать небывалый урожай:
… А «Каприччио», Ильич!
Это траурное диво
Так мучительно красиво,
Если «дна» его достичь.
Замираю я на дне
Леденящего колодца.
Вот и сердце еле бьётся,
Вот и Смерть пришла ко мне!
В венах – лёд и в мыслях – лёд,
Пустота и мгла повсюду.
Космос яд мне в душу льёт:
Нет меня – и я НЕ БУДУ!
Ты же чувствовал и сам
То же самое, я знаю:
Уносилась жизнь земная
По космическим волнам.
Ужас сердце леденил,
Ужас гибели ЗЕМНОГО,
И тебе хватало сил
Вызывать весь ужас снова.
Но в симфонии Шестой
Поглотил тебя совсем он,
А потом тебя твой демон
Слил с извечной немотой…
Прошу не считать это бахвальством, но «Каприччо» имеет жуткие Траурные стенания, «если дна его достичь». И мне с этим везло в свое время часто… Вот и Лерма бы согласился со мной, если бы слышал это чудо Чайковского. А длинную поэму Лермы пересказывать не буду: в ней - тоже Дева и Ангел-Демон в одном лице…
К сему Ваш Игорь К.