Фонтанка нас обняла чёрными линиями
перил чугунных—кто их придумал такими?
Сальсу танцует нам силуэтами стильными,
в тепле, за окнами, снегами голубыми.
Как лампочки силуэты эти по форме и по свету.
Ну в общем, ты понял—ты же видел всё это!
А главное, почему—то, там было тепло,
там, где казалось навечно замело.
И мы с тобою, ура! Молодые.
И слова наши заменяют нам годы.
Мы как раньше, опять глупЫе.
И пока не седые.
Открыты нам глаз блестящих зовущие входы.
Ты только войди, не смущайся!
Всю жизнь ведь смущался раньше!
А зачем— сам не знаешь, и попрощайся,
попрощайся, наконец, с фальшью!
Ты и сам это видишь, товарищ долбанный,
мы с тобою оказались вместе от жизни оторваны.
Каждый— по своему, но вместе—одинаково!
Смотрели многое, да не насмотрелись всякого!
Высокие любви песни не нам с тобою судить.
Ты лучше бабочек порхающих попробуй в шёлк нарядить!
Хотя трудно это— шёлк после мордобоя щупать,
и челюстями разбитыми словами нежными хрупать.
Однако— вот она жизнь, в своём многообразном проявлении.
При этом, независящая от чьего- либо мнения.
Силуэты, конечно, сгорят скоро после сальсы своей.
Они ещё не научились считать своих дней!
А мы глядя на них— разучились.
Разбалансировались.
Размякли.
Но подлечились.