Межсезонье, ноябрь, Москва. Подходящая Манну натура.
Я лежу, безнадёжно больна непонятной японской хандрой.
В голове только Алфи, Огай и немножко Рёсуке Миура.
И улыбчивый солнца восход над Курамой – священной горой.
Может, просто напиться саке и забыться под фильм Куросавы?
Но и в сладостной грёзе ночной для меня различимо одно:
Нежно розовой сакуры цвет у развалин дворцов Окинавы,
И утративший страх самурай в ярко-алом, как кровь, кимоно.
Я, увы, не смогу описать это чувство в восторженном хайку.
Европейских традиций дитя, в малой форме привычно тону.
Но на белом бумажном листе превратившись в прекрасную чайку,
Я опять полечу на восток. И в Киото увижу весну!