Стояла женщина. В пыли ее одежда,
И волосы, и руки, и лицо.
Во взгляде – боль, отчаяние. Надежда
Иссякла в нем, оставила его.
Она стояла, молча, ожидая,
Средь тех, кто обвинял и проклинал,
Растрепанная, сникшая, босая,
Без праведности чистых покрывал.
Она стояла пред толпой почтенной
И перед Ним, Творившим чудеса,
Она слыла преступницей презренной
И приговора своего ждала.
Толпа Христа судьей провозгласила,
К решению с ухмылкой призвала.
В ней собрались законники, светила
Духовные, почтенные весьма.
Пылало солнце, жаром изнуряя,
Горячим под ногами стал песок.
Судьбы Вершитель, вслух не отвечая,
На нем чертил ответ из пары строк.
И становилось душно всем читавшим,
Но не от зноя древней той земли.
Им, для народа святость источавшим,
Открылись потаенные грехи.
И всем святым, кто не скрывал презренья
К той женщине, что грешницей была,
Христос позволил взять свои каменья
И бросить их, коль сами без греха.
Толпа умолкла. Руки опустились,
В каменьях больше не было нужды.
Своих грехов святые устыдились.
Святые оказались не святы.
Они себя провозглашали светом,
Дела же их и помыслы темны,
Они кичились благородным цветом,
Но дурно пахли их сердец цветы.
Они ушли, терзаемы укором,
Ни слова о себе не проронив,
Не занимаясь прежним разговором,
Виновницу камнями не побив.
Осталась женщина. В пыли ее одежда.
И волосы, и руки, и лицо.
Во взгляде – удивление, надежда.
Казалось, чудо здесь произошло.
- Что, женщина, - сказал Христос стоявшей,
- Где обвинители? Кто осудил тебя?
- Никто, Господь, – слетело с уст признавшей
В Нем Господина, Судию, Царя.
- И Я тебя, поверь, не осуждаю.
Иди же. Только больше не греши…
Летят дни-птицы - не окликнешь стаю,
Но помнится решение Судьи.
Сегодня в мире словом побивают,
Но бьет оно не хуже тех камней.
Сегодня судьи, что себя считают
Белее снега, омута темней.