-- Вот на фига нам эти садо-мазо игрища! -- ворчал я себе в усы, готовясь к регате закрытия сезона. Помянутые, а также не помянутые тут перверсии приходили на ум в связи с тем, что регата, судя по прогнозу, обещала проходить практически без ветров, зато со снегопадами. Такая погода, возможно, порадовала бы каюра собачьей упряжки, но никак не шкипера парусной яхты. Однако, по ряду политических причин участвовать было необходимо, поэтому оставалось только как следует подготовиться к суровым погодным испытаниям.
Подготовка заключалась в том, что надо было выписать на работе достаточное количество спирта гидролизного высшей очистки и прикупить на Рижском рынке много чеснока и, главное, страшного стручкового красного перца, именуемого в обиходе "змей горыныч". Затем надо было совместить ингредиенты и дать им как следует настояться. Признаком готовности волшебного напитка служило приобретение им темного коньячного цвета, а также деревянное постукивание в нем долек чеснока при встряхивании. Это колдовское зелье имело в наших кругах имя собственное "солоуховка", ибо нечто подобное, хотя и гораздо менее свирепое, поминалось где-то в повестях популярного в те годы писателя-почвенника Владимира Солоухина.
Ранее испытание пробной партии на людях было мною проведено при поездке в командировку на Южно-Украинскую атомную электростанцию. В одном купе со мной оказались трое могучих комбайнеров Херсонщины, которые сразу же после отправления поезда стали раскладываться на предмет выпить-закусить. Пригласили и меня. Ломаться я не стал, вытащил из сумки пакет с бутербродами, заветную фляжку и присоединился к компании. Ну, спору нет, моим бутербродам было далеко до их сала и домашних колбас. Разлили их "самограя". Глядя на мое субтильное (в сравнении с ними, естественно) сложение, меня честно предупредили -- с оттенком снисходительности -- мол, осторожней, человече, продукт крепкий. Впрочем, ничего страшного в нем не оказалось, неплохой самогон, вполне приемлемо.
Улыбнувшись и похваливши добрый продукт, предложил отведать моего. Только вот с этим, мол, вправду поаккуратней, ибо вот это -- точно крепко. Скептически усмехнувшись и чуть ли не похлопавши насмешливо меня по плечу, -- дескать, нашел, кого предупреждать! -- мои добрые попутчики лихо опростали свои емкости. Далее была продолжительная немая сцена -- ибо все они надолго утратили дар речи, стараясь сначала восстановить нарушенный дыхательный рефлекс, а затем унять обильное слезотечение. После восстановления речевой функции самый старший из них лаконично молвил: "Мощно!"
От предложения повторить все под различными предлогами отказались, хотя на словах охарактеризовали напиток чрезвычайно положительно.
Вот такое замечательное снадобье я и приготовил к регате в противовес превратностям суровой погоды. А погода полностью поддержала реноме синоптиков: после того, как мы с невиданной скоростью пересекли стартовую линию (по субьективным ощущениям мы переползали ее примерно полчаса), ветер скис -- от слова "совсем". Московские яхтсмены знают, что из Чивиревского гирла дует всегда -- ага, как бы не так, в этот день не дуло! Зато вместо ветра погода порадовала нас первым снежком сезона, за что ей, конечно, большое человеческое спасибо.
В зависимости от условий яхта может лететь, бежать, идти, ползти, двигаться... В нашей ситуации яхты перемещались, причем еле-еле. Плюнувши за борт, можно было долго наблюдать след своего малоэстетичного поступка, болтающийся все тут же, у борта.
Несомненно, такая погода деморализует экипажи. Потому вокруг постепенно разворачивалась непринужденная обстановка цыганского табора: где-то звенели стаканы, где-то смачно чмокали пробки, откуда-то доносились гитарные переборы и слова как нельзя более подходящей к случаю песни: "... И пили спирт, болтаясь между льдин!"
С одной из соседних яхт слышалась оживленная дискуссия: не пора ли выпить компАс. Дело в том, что в чаше яхтенного компаса обычно содержится около бутылки водки -- в те времена предпочтительно "Сибирской" -- это необходимо для его работы. Выпивание компаса во время сезона свидетельствовало о крайней степени деградации команды, но это же деяние по завершении сезона на многих яхтах стало красивой традицией.
Апофеозом этого праздника жизни было появление на палубе одной из яхт граммофона с колоссальной трубой, размером мало уступающей пароходной, в результате чего акватория Пироговского водохранилища огласилась хрипло шуршащими звуками песни про славное море, священный Байкал.
Атмосфера всеобщей расслабухи и обреченности была очень заразительной, к тому же, конечности уже начало сводить от холода, организм передергивало крупной дрожью, а жизнерадостно летящие в лицо танцующие снежинки как бы намекали, что в жизни всегда есть место празднику, и потому я решил: -- Пора!
На расстоянии двух протянутых рук от нас болталась дружественная яхта. Поэтому, наполнивши кружку наполовину, я вежливо предложил ее друзьям-соперникам. Кэп отказался под смехотворным предлогом, что он за рулем (хотя все его рулевые функции сводились в этой ситуации к тому, что он держался за румпель), матрос же, озверевши от безысходности, охотно согласился. Я честно предупредил его, что эта штука довольно крепкая, он понятливо кивнул, залпом выпил и бросился вниз головой за борт. Кэп поймал его за штаны и поинтересовался, с чего это он вдруг решил самовольно покинуть судно.
-- В-в-в-водички п-п-попить, -- невнятно ответил тот.
Коварно определив на соперниках дозу, выводящую из строя, своему матросу я налил поменьше. Тут надо сказать, что у нас с утра при постановке парусов возникла проблемка на верхушке мачты: трос соскочил с ролика, что помешало бы уборке паруса. Обычно такая неполадка устраняется либо подъемом матроса наверх (как правило, с помощью имеющихся тросов и лебедок), где он приводит все в надлежащий порядок, либо уже на базе, где до верхушки мачты можно достать иными способами. Мой матрос не отличался особой ловкостью, а погода не предвещала скорого шторма с непременной уборкой парусов, потому я решил дотерпеть до базы.
Каково же было мое удивление, когда после принятия порции эликсира матросик шустрой белочкой взлетел к вершине мачты, поправил трос на ролике и кое-как сполз обратно, из последних сил попросивши закусить.
Учитывая последствия только что проведенных экспериментов, себе я налил еще меньше. Ну что я могу сказать о результатах? После того, как улеглась ударная волна термоядерного взрыва во рту и в глотке, окружающая действительность радикальным образом переменилась. Хмурое небо стало благородного серого оттенка, свинцовая вода приобрела праздничный отблеск, окружающие нахрапистые соперники стали милейшими и деликатнейшими людьми, неуклюжий и неумелый матрос -- замечательным парнем, с которым можно вот прямо ща отправляться в кругосветку. Захотелось немедленно построить коммунизм и БАМ, освоить целину, выполнить исторические решения партии и правительства, полететь в космос -- и все это одновременно.
Гонку все-таки отменили, да и нелепо было бы называть гонкой торчание на водной глади подобно вилам, которые забыл в навозе крестьянин, ушедший к куму отмечать праздник первого снега.
Я долго держал в тайне рецепт чудесного эликсира, при умелом использовании гарантированно выводящего из строя соперников и возносящего своих к недосягаемым ранее вершинам. Но сейчас, как я вижу, наши спортсмены вступили в затяжную полосу неудач, так что, наверное, настало время поделиться с ними своим секретом: главное, надо перцу побольше!