Костёр не прогорел —
под сединой золы
жив потаённый жар
и внутреннее пламя.
И я опять посмел
купить из-под полы
иллюзию любви —
всего, что было с нами.
Так, заглушив строкой
почти беззвучный крик,
я в угли жму ладонь
в неистовстве ожога:
Володин приговор
читает Лиля Брик,
и срок почти истёк,
но есть ещё немного —
ещё чуть-чуть секунд,
ещё чуть-чуть строфы,
и поделиться ей —
закон грядущей эры,
но буржуазный быт
на всё глядит с софы
и предвкушает казнь
и смерть СССР'а.
Восходит красный бог
и крепнет красный царь —
и что-то тут не так,
но нас спасает вера
и жертвы на алтарь.
А там, откроют ларь —
а в нём одна труха
и смутный запах серы.
Когда плечом к плечу
и даже не в строю —
куском сплошной скалы
осуществляем волю,
то после хоть в раю,
хоть бездны на краю
мы точно — соль земли,
но сыт не будешь солью.
Володин пистолет
отложен до поры,
Серёжина петля
ослаблена для вдоха,
да в рот вливают яд,
да точат топоры
стареющий проект
и бывшая эпоха.
Нет силы больше жать
и смысла дальше жить,
последние борцы
упали на колени
и ветер перемен
рассеял миражи,
и умер наконец
почти бессмертный Ленин.
Остался только ствол,
лишившийся ветвей.
И, раз уж это ствол,
его покинет пуля...
Апостолы шумят,
и среди них — Матвей,
почти готов писать
и ждёт тепла в июле.
21.11.2016, Челябинск