Был я рад во мраке ночи
Встретить Пушкина воочью.
«Здравствуй, Саша!», - говорю.
«Здравствуй, брат! - Он отвечает. -
Дело, видишь, к декабрю,
И поземка заметает
Все следы, как посмотрю!
И спасибо фонарю, -
Не горит, - кто нас узнает?»
«Да, никто!» - я говорю.
И пошли. За ним след в след
Я иду, сутулясь зябко.
Вышли. Поле. Лунный свет.
У меня в руках тетрадка.
Пушкин тихо говорит:
«Опиши, брат это поле.
Видишь, там звезда горит
Между тучек, словно молит, -
Опиши, брат это поле!»
«Опишу. Да только, что?
Снег вокруг, холмы, поземка».
«А ты видишь, там в дали -
Леса тоненькая кромка!
Приглядись, как корабли
Эти сосны… Стонут тонко.
Там, у краешка земли!»
«Значит, все же поплывем?»
«Поплывем! - Он отвечает. –
Если поле перейдем…
Лес то жив, - не умирает!
Понастроим кораблей,
Паруса наполнит ветер, -
И простор пустых морей
Аргонавтов новых встретит!»
Просыпаюсь. На столе
Остывает чашка чая,
Пушкин, что всю жизнь читаю.
Ночь. И тьма на всей земле.