Настало время - беспощадные морщины неизбежно ставят вехи.
В кукушкин счёт, в ромашкин «любит» верится с трудом.
Заплатки на подоле памяти не победят прорехи:
там, в месте тайном, с детства обжитом,
ты некогда построил дом…
Его от мира отгораживают годы частоколом частым,
есть двор и сад – весь небольшой участок
укромно спрятан от дорог, от суетных людей
под тенью старых лип и тополей.
Ты поселяешь там лишь тех, кто был причастен
к твоим дорогам, к линии судьбы твоей.
Перед верандой несколько истёртых добела ступеней -
на них порой не протолкнуться из-за жуткой тесноты,
в которой так легко всё важное забыть и обесценить
до пары медяков,
до пустоты...
Там, на ступенях - должники твои и те, кому поныне должен ты…
Дверь открывают те, кто был всегда радушен,
умел порадовать и радовался сам, и помогал в беде,
а закрывают те, кто обманул, и кто с усмешкой равнодушной
всегда шёл мимо, даже если ты был брошен и ограблен, и раздет.
В твоём укромном доме есть одна из светлых комнат -
сюда ты бережно привёл и посадил
лицом к лицу за деревянный стол огромный
тех, кто любил тебя, и тех, кого ты сам любил.
Там есть ещё одна – в ней сумрачно всегда и тихо,
и в этом некого теперь, кроме себя, винить.
Туда есть вход, но не найти оттуда выход:
там собралИсь те, кто простил тебя, а ты не смог простить...
На чердаке глухом, сыром и тёмном,
на стенах пыль и паутина, как всегда в таких местах.
Оттуда по ночам слышны шаги и смех, и стоны,
ты поселил там тех, кого боялся, – свой давнишний детский страх.
И вот…
Твой дом живёт…
Сад зацветает по весне, а в осень мокнет.
В заветном доме места всем хватает, и на крыше - даже голубям,
а ты подходишь вечерами к загорающимся окнам,
заглядывая внутрь:
там все живут,
но нет тебя…
***
фото: Елена Черепицкая