Куда то делся авангард, -
Ни в ком нет тонуса протеста,
Какой секрет, что наугад
Мы прём без мимики, по жесту.
Мы прём, как тихие стрижи, -
Инстинкт нам заменяет компас,
Как будто до черты дожить,
С нутром зависшего в нас компа.
Нас вынуждают хохотать
(Хотя не хохотать не можем),
Дают канкан, как воровать, -
Свои же ангельские рожи.
И хохот наш уже не в тон
С отхохотавшим коммунизмом,
Не водевильный черкизон, -
В нём злая участь нашей жизни.
Ушел с мирской помойки, Бог,
Поднялся выше, чтоб не видеть,
Как этот человечий стог
Последнюю эпоху нижет.
Языческий, оживший пласт,
Страницей Броуна живого,
Повесткой шлёт слепых солдат,
Машинным кликом, а не словом.
Пришла эпоха языка,
Бездарная трибуна речи, -
Ни капли яркого мазка
В годинах не рисует вече.
И нет пророчества вперед
По Дарвину или Завету, -
Глотаем мы за годом год,
Как дети глупые конфету.
Язычный идол не дрожит,
Он зверь безжалостный, кровавый, -
Ему дано, - он говорит,
Он дьявол в силе и во славе.
И грех наш даже не закон,
Подшитый в номерное право, -
ХотИшь, - тебе аэродром
И не обидно за державу.
И горлопанят горюны,
Предательски хохочут крысы, -
Балдеют и кричат войны,
И тут же бегают пописать.
Крестам дано пока болеть,
И каются они без меры,
Дворцы, как ступы на метле, -
Летят куда то, страх похерив.
Всё происходит наугад,
Как по сочащейся трясине, -
Нет больше красных октябрят
И Ленин спит, - мол я не с ними.
Грустят таблички на стене,
Лубянка гонит тень Гулага,
Лишь у станков молчит кремень,
Молчит и юная ватага,
Но может холод кисть держать,
И будет в площадях не хохот, -
Ты,"дума" можешь всё проспать,
Ты жаждешь под окошком грохот.
Сметёт улыбчивый позор,
Не стерпит Сергий над Россией,
Придёт небесный прокурор,
Рвануться кони вороные.