полуобжиг - полуслог

Александра Герасимова
***
на кухонном столе
заварки горькой крап
секундная в сто крат
раздухарилась стрелка
тебе я рада ночь
а кто тебе не рад
когда белее дня
непарная тарелка
когда стакан един
и льётся кипяток
на жертвенную плоть
оплавленной клеёнки
за шторою ни зги
где брат мой муж мой бог
мой нерождённый сын
ты где мой птенчик звонкий
уж за полночь черна
расселина стола
прожжённая насквозь
цейлонскою лучиной
изверглась глубина
где белая была
тарелка там темно
ничто неразличимо

***
соседских спичек неправдив огонь
нелеп и краток как скороговорка
и не согреет сонная конфорка
ознобом изможденную ладонь

так холодны колени батарей
и остры радиаторные плечи
что два глотка вина в июльский вечер
нам были бы сейчас всего верней

но ложно переплясыванье спички
секунды до в мгновение потом
необогрет и неприютен дом
и жизнь берёт горчащий «совиньон»
в кавычки

***
ещё – бывало – запоёт сверчок
за мокрыми перилами балкона
и выльется парное молоко
на темя ночи
застоится в кронах
луна небесный край перетечёт
и было тихо в доме и в душе
предчувствие ещё не клокотало
с нетронутого солью одеяла
струилась тишина и опадала
негромкой мыслью на паркет
студил
полночный ветер округленья кружки
ещё под сердцем ощущавшей чай
и стрелка стрекотала и плеча
касалась тонким звуком невзначай
и было так нестрашно потому что
был непрерывен перепев сверчка

***
как будто на щеке ожог
как если б тихий стон
а просто снег
всего снежок
в прослезинах окон

и будто плач
и словно блик
мерещится – всё вздор
но как январский обелиск
чернеет талый двор

среди белил
троллейбус стыл
и сипло вороньё
деревьев сложены персты
на шествии моём

спешит
– взвесь кофе и духов –
студентка в политех
покрой главу
платок пухов
подчас простуда и покров
единственны для всех

***
поговори со мною дворник
смети в холщовый тюк листву
смотри пускает небо корни
в суглинок пара на мосту

трамвая нет
и ходят тени
промеж продрогших с ночи рельс
как очертания растений
случайных в вечном пустыре

вчера был снег
ты слышишь дворник
ссыпалась манная крупа
так тропы от листвы не торны
так изморозь в ветвях крута

так неспокойно отчего-то
так неприютна синева
и путь трамвайный незаштопан
и ветка синяя мертва

тогда пешком
а ты не балуй
туман все реже на мосту
сверкает рельс
скрежещут шпалы
трещит тугой холщовый тюк

***
незарубцованный ожог
полы неметены
мятежный чайник голосит и выдувает пар
покуда снег не изошёл
и нет ещё зимы
скажи мне громко о любви
и пальцы сердцем искриви
мне глухо
я слепа

я – опрокинутый стакан
покинутый птенец
перекати гранёный грай мой громко по столу 
так режет воздух свысока
огрызок-леденец
неокруглившейся луны
что скулы света сведены
в распутный поцелуй

и без плеча и без ключа
второго на брелке
у одиночества на год прописаны ходы
и сукровица горяча
ожога на руке
и выкипает кипяток
жизнь – полуобжиг
полуслог
клок пара у воды

***
роился снег под лампой
ночь меня вела
по нескончаемым чернеющим тоннелям
в воскресный полдень
где черёмуха бела
и скрип качели

там улей жалился и кожу жёг репей
и дребезжала помпа скважины вполслуха
и на арбузный дух всё слаще и смелей
летела муха

там будто слышалось и виделось едва
как в кадке ссохшейся расплёскивались сливы
и как закатывала мама рукава
неторопливо

ночь уводила след
переплетая в жгут
пути домой
снег сыпал непреодолимо
я ускоряла шаг
–  меня к обеду ждут –
стыл чай с малиной

я пропускала час и отпускала год
из обезволено раскрывшейся ладони
и клокот скважинных разверзнувшихся вод
тишал в бидоне

всё замолкало вновь –
колодец и оса
терялись в снежной пыли контуры и канты
лишь над завьюженной рябиной нависал
свет лампы

***
как отнимают от кистей тугую спелость винограда
так отними меня от сердца моё вчерашнее быльё
и на консоли книжный том и хрусткий цокот рафинада
и легшее на тонкий прут скрипучей свежестью бельё –
моей случившейся внезапно неразделённости жнивьё

а было прочее – звенел фужер о сестренность фужера
и разливался в пиалы на всё родство поспелый суп
и под стопою всякий раз так половица тяжелела
как поселковая вверяет узкоколейка колесу
свою изгорбленную спину – напруженную полосу

теперь всё бывшее и лёгок паркетных досок праздный поскрип
и пиала пустеет гулко ни хлебана ни солона
и вьюга-декабристка воем белужьим пробирает кости
из мухи пятничных известий раздув газетного слона

и снадобье из непокоя
моё креплёное сухое
испито
выспело
сполна