Взметнулась пыль и тучею повисла.
И там, где только лейтенант пописал,
вошла воронка аспидным дуплом.
А по лицу унылого поселка
закапал дождь, заглядывая в щелку:
молилась мать, окрещивая дом.
И сотни голосов из ветра свитых,
кричали нам, живым, о них – убитых,
чертили окна огненным штрихом,
но тщетно.
Наши уши были глухи…
Лишь о войне напоминали мухи,
закапывая алтари грехом…
Нам крови вкус, разбрызганный с экрана
не солон был.
Не утеревшись, рано
ложились спать до самого утра
и обнимали теплые постели,
мы заповедей слышать не хотели;
кумирни погасив, мы у костра
по-прежнему выделываем шкуры,
лишь мамонтов адепты профессуры
сгоняют в шурфы взорванных ракет.
…И только мать потерянного сына
все помнила, молилась и просила
простить нам грешным.
Да прощенья нет.