Затемно вставала в поле тычкою -
До жары б управиться лучш`ей! -
Поле забивали свекловичное
Щирица, мокрица да мышей.
Гладила, глазами землю гладила,
Больше - говорила - не могу…
Это ж не по карте мерять пядями
Степи, чернозёмы и тайгу.
Но махала тяпкой Фёкла истово,
Наводя порядок в бураке,
Землю в горсть брала – Она ж пушистая!
Глянь, как рассыпается в руке!
Глянь, какая рыхлая да спелая,
Что посевам рай, что сорнякам…
И мелькали пальцы загрубелые
Шустро по молоденьким рядкам.
Будто на Мамаевом побоище
Билась, утирая платом рот,
Да куда ж её - такая прорвища -
На какой треклятый сахзавод!
С вечера заправившийся бражкою,
То и дело прятавшийся в тень,
Звеньевой слюнявил карандашик и
Заносил в тетрадку трудодень.
Петушков на палочке племянницам
В лавке в долг просила – обливных!
Мыться шла к ручью, а то – побаниться,
Выпотеть в настоях травяных.
В дом брела, держась за загородину,
Падала без силы на кровать,
Только знала, что земли, как родины -
Никогда в избытке не бывать.
Фёкле Афиногеновне Шеиной, одинокой няне моей Феклуше, попавшей в наш дом после многолетних «свекловичных сезонов» и прижившейся в нём на всё моё детство.