Поэм в том году написано ТРИ. Все они сугубо романтические, богатые вседозволенностью и безграничным вымыслом. И над строками их витает дух Байрона, которого Лерма желает превзойти и, конечно, уверен, что это ему удалось – за счет супер-мело-драматических сцен и характеров. Словом, прогресса художественности мы и тут не дождемся.
Первая поэма – «Моряк». Она дана как «Отрывок» (с.159 – 163). Перед ней – эпиграф по-английски, Байрон – «Корсар».
Поцитирую начало:
В семье безвестной я родился
Под небом северной страны,
И рано, рано приучился
Смирять усилия (!) волны!
(«Чистейшего романтизма чистейший образец! Волны мыслятся живыми!)
…
О детстве говорить не стану.
Я подарён был океану,
Как лишний в мире, в те года
Беспечной смелости, когда
Нам всё равно, земля иль море,
Родимый или чуждый дом;
Когда без радости поём,
И, как раба, мы топчем горе,
Когда мы рады всё отдать,
Чтоб вольным воздухом дышать.
(Узнали Онегинскую строфу? Так и остальное написано!)
… Найдите счастье мне другое!
Родными был оставлен(??) я;
(что? почему? - бог весть! Сказано – и нате вам!)
Живет на корабле, друзей множество.
Новый-де мир открылся. ..
Безумны были эти лета!
Но что ж? ужели был смешней
Я тех неопытных людей,
Которые в пустыне (!) света(!)
Блуждая, думают найти
Любовь и душу на пути?
Далее идет гимн вольнолюбивым волнам…
Как я люблю их дерзкий шёпот
Перед летучим кораблём;
Их дикий плеск, упрямый ропот,
Когда утёс, склонясь челом (!),
Все их усилья презирает…
(Окончание отрывка под стать: чистейший вымысел отшельника)
Сколько раз
На корабле, в опасный час,
Когда летала смерть над нами,
Я в ужасе творца молил,
Чтоб океан мой победил!
(Конец! А суть последней строки да будет понята понятливыми, я же думаю, что он молил За волны, хотя это и нелепо, зато «поэтично»! Еще не раз Поэт будет «оживлять» то Волны, то Ветер, то еще что-нибудь).
Поэмища «Измаил-бей» занимает с.164-242. Она была бы романом, будь автор пощедрей на число персонажей и на десяток-другой страниц… Поэма мне далась тяжко, она меня и сейчас угнетает: вижу множество нелепостей, «комнатных» выдумок, невиданных страстей. И при всем при том Автор слит с идеальным героем как его альтер эго.
Да, скажут мне, чего вы хотите от юноши? Он уже гениален во всем, так что не придирайтесь! А не могу! Вот к Пушкину я не придираюсь даже в «Руслане…», хотя это тоже «юношеское» произведение.
Поэма названа «восточной повестью». В примечаниях сказано, что она написана по рассказам и легендам, а потому-де не нам судить об ее качестве… Но несомненно, что «рассказ» тот был разукрашен и «развит» до беспредельного.
Прошу простить меня, но юношеский романтизм здесь гипертрофирован, герои идеализированы, чеченцы поданы как гордые враги русских угнетателей своего народа и его соседей.
Поэма разбита цифрами на фрагменты и сверх того венчается еще и эпилогом .
В первой «частке» вскоре заявлено:
Прекрасен ты, суровый край свободы (!!)…
И это будет лейтмотивом поэмы: противопоставлением гордых свободных горцев несвободным русским. Потому-то Лерма позднее напишет:
Прощай, немытая Россия,
Страна рабов(!), страна господ(!).
А доброхоты будут уверять, что «великий национальный поэт такого поклепа на Россию написать не мог!».
Вторая «частка» открывается так:
Как я любил, Кавказ мой величавый,
Твоих сынов воинственные нравы (!!)
И затем идет описание за описанием: небеса, горы, облака и замки из них…
3
… И дики тех ущелий племена,
Им бог – свобода, их закон – война,
Они растут среди разбоев тайных,
Жестоких дел и дел необычайных;
Там в колыбели песни матерей
Пугают русским именем детей;
Там поразить врага – не преступленье;
Верна там дружба, но вернее мщенье;
Там за добро - добро, и кровь – за кровь,
И ненависть безмерна, как любовь.
Вот вам одни из истоков лермонтовского демонизма!
Далее повествуется, что «старик-чеченец»… «про старину мне повесть рассказал». 5
Его рассказ, то буйный, то печальный,
Я вздумал перенесть на север дальный:
Пусть будет странен в нашем он краю,
Как слышал, так его передаю!
Я не хочу, незнаемый (!) толпою,(!!)
Чтобы как тайна он погиб со мною;
Пускай ему не внемлют до конца
Я доскажу! Кто с гордою душою
Родился, тот не требует венца(!!)
Любовь и песни – вот вся жизнь певца…
(Певец, понятно, наш Поэт)
6
Когда-то черкесы жили свободно,
«Аулы мирные цвели ..
Черкес счастлИв и волен был…
Они тогда еще не знали
Ни золота, ни русской стали!»
7
Бежали от русских подальше в горы, и когда те пришли, то увидели
Пустой аул, пустое поле,
Едва дымящийся костер
И свежий след колес – не боле.
8
Не покорились даже жены, у которых есть кинжалы, которыми они заколют себя, но не позволят их насиловать.
9 -12.
Готовят месть, жаждут крови джауров, т.е. русских.
Явился некий воитель с «орлиным взором» - из России, где провел некое время, но обычаев ее не принял.
13- 17
Он молод и прекрасен. Слышит выстрел и видит казака, которого и убивает:
Глаза его – и в этот миг
Душа и ад – всё было в них.
Оборотясь с улыбкой злобной
Черкес на север кинул взгляд;
Ничто, ничто смертельный яд
Перед улыбкою подобной.
(Демоническая и любимая автором фигура.)
Мститель ищет дела:
«Я знаю вас, - он шепчет, - знаю,
И вы узнаете меня;
Давно уж вас я презираю;
Но вашу кровь пролить желаю
Я только с нынешнего дня!»
(ибо он не ведал, что сделали они с его родиной)
18 и сл.
Добрался до родных мест, которые подробно и пространно описываются. В старой сакле дымной он заводит речь со старым горцем, который рассказывает ему «новости». И тут же появляется «дева гор», «пери молодая».
(Герои, словом, на подбор, идеальны).
Она ставит ужин, и он готов влюбиться, но у русских научился не верить женщине:
Притворством вечным утомлен,
Уж и себе не верит он
(после этих русских женщин!).
Деву зовут Зара. И она предлагает ему остаться с нею в их сакле навсегда. Он отказывается (как Онегин), ссылаясь на его долг – мстить русским (с. 186). И это лишь конец первой части, предельно и неоправданно растянутой.
Вторая часть полна описаний местности, реки Аргуны (с.192)
На берегу ее кипучих вод
Недавно новый изгнанный народ
Аул построил свой, - и ждал мгновенье,
Когда свершить придуманное мщенье;
Черкес готовил дерзостный набег,
Союзники сбирались потаенно,
И умный князь, лукавый Росламбек,
Склонялся перед русскими смиренно,
А между тем с отважною толпой
Станицы разорял в тиши ночной;
И, возвратясь в аул, на пир кровавый
Он пленников дрожащих приводил
И уверял их в дружбе, и шутил,
И головы рубил им для забавы (!!!).
Легко народом править, если он
Одною общей страстью увлечен;
Не должно только слишком завлекаться,
Пред ним гордиться или с ним равняться;
Не должно мыслей открывать своих,
Иль спрашивать у подданных совета,
И забывать, что лучше гор златых
Иному ласка и слова привета.
(Прекрасно звучит, не так ли, живо напоминая наказы Полония Лаэрту)…
Народ – ребенок: он не хочет дать,
Не покушайся вырвать, но украдь!
(4 - в этой части)
У Росламбека брат когда-то был:
О нем жалеют шайки удалые;
Отцом в Россию послан Измаил,
И их надежду отняла Россия.
Четырнадцати лет оставил он
Края, где был воспитан и рожден,
Чтоб знать законы и права чужие!
С. 197 – 198
Князь приводит Измаила к воинам. И вскоре все внимание джигитов переключается с князя на его брата. Росламбек уже не рад. Князь готовит тайное нападение на русских: перережем в темноте.
С. 201- 242.
Согласны все на подвиг(!!) ратный,
Но не согласен Измаил...
Он от русских набрался «толерантности» и потому против тайного набега, но за честный славный бой. И ночью подает костром знак русским... Далее следуют бесконечные рассуждения автора о чувствах и чести. И речь уже о новом герое, русском, который идет тоже мстить обидчикам . Следуют пространные разговоры и монологи. Пересказать их нет сил и места. В финале Князь убивает Измаила, но тайно от всех. А князь, как демон, рубит русских.
Слава великому воину!
Композиция поэмы крайне рыхлая, логики художественной кот наплакал, ибо юноша автор все выдумывал без оглядки на эту «художественность»… Читать поэму – тяжкий труд, дорогие мои! Но если кто-то захочет свершить сей подвиг, кто ж его остановит? Возможно, он откроет множество красот там, где я видел лишь нелепости. С Богом!
Однако у нас осталась еще поэма – «Литвинка»! Тут уже пенять автору устанет любой литературовед или требовательный читатель. Здесь романтизм бьет прибоем и произвол Автора становится беспределом.
Для начала не грех молвить, что литвинка – это столько же «литовка», сколько и «полька» - словом, нечто европовидное, но в то время большим почтением пользовался у нас Адам Мицкевич, сосланный в Россию после известных бунтов. Это был большой поэт, который очаровал русских поэтов – и Пушкина, и Лермонтова, и многих иных. Так что в поэме виден и польский след.
Поэма названа повестью – считай, с претензией на документальность. Поэма, на радость нам, невелика: с. 243- 260 и разбита цифрами на 24 фрагмента. Начинается она с привычного романтического описания «обстановки» (у раннего Бальзака такое описание было обязательным и объемным, а позднее у Гюго (великого романтика!) вступления доходили до 60 и более страниц (вспомните его «Собор…»)
1
Чей старый терем на горе крутой
Рисуется (?) с зубчатою стеной?
Бессменный царь синеющих полей,
Кого хранит он твердостью своей.
Кто темным сводам поверять привык
Молитвы шепот и веселья клик?
Его владельца назову я вам:
Под именем Арсения друзьям
И недругам он был знаком
И не мечтал об имени другом.
Его права оспаривать не смел
Еще никто; - он больше не хотел!
(Изысканное имя Арсений явно взято из «Бала» Боратынского, где он супермен и красавец)
Не ведал он владыки и суда,
Не посещал соседей никогда:
(Да это же Онегин, который «не посещал» никого!)
Богатый в мире, славный на войне,
Когда к нему являлися оне, -
Он убегал доверчивых бесед,
Презрением дышал его привет;
(«всё это к Лерме очень близко»)
Он даже лаской гостя унижал,
Хотя, быть может, сам того не знал;
Не потому ль, что слишком рано он
Повелевать толпе был приучён?
2
На ложе наслажденья и в бою
Провел Арсений молодость свою.
Когда звучал удар его меча
И красная являлась епанча,
Бежал татарин и бежал литвин;
И часто стоил войска он один!
(«Богат и славен» этот супермен!!)
3
Пришел с войны, жену не целовал, подарков ей не привез, не спросил о сыне: «Он изменил ей!»
4
Два дня прошло, - и юная жена
Исчезла…
Арсений полюбил, как это и положено , - неистово:
… Арсений был готов
На жертву принести жену, детей,
Отчизну, душу, всё, - в угодность ей.
(Вот как надо любить-то, «римлянки и римлянцы»!!)
5
И тут появляется ОНА – Клара (по имени так немка).
Она томится в неволе и даже лютня ее не утешает, ибо она добыча Арсения.
6
Она должна с покорностью немой
Любить того, кто грозною войной
Опустошил поля ее отцов…
Младую грудь к волненью принуждать…
Она должна ... но мщенью будет час!
7,8
Арсений пирует, потом идет к ней. Она же холодна. Он рассыпается в романтических словесах любви. Она отвечает, что не любовь это, ибо она в плену, военная добыча.
9, 10.11
В ворота стучат, просят приюта. Арсений привечает. Клара взволнована, узнала в одном кого-то. Бледнеет и прикрывает лицо руками . - Что с тобой? - Я больна.
12,13, 14
Ночью она слышит пение, - понятно, что так поют лишь в Литве. И Клару – увели, она бежала.
15 и сл.
Едва-едва Арсений не умер от тоски, а потом пошел войной на Литву. И в бою его тяжко ранит некий юный воин. И он узнает в нем Клару. (Привет В. Скотту!)
Да здравствует Певец Свободы и Любви!
Прошу прощения, но не мог долго цитировать, оставляя удовольствие прочтения тем, кто не верит разным критикам. А мне заметно полегчало, ибо я давний поклонник не-романтической семейной долгой любви.
К сему ваш не-романтик Карин.
Прошу простить возможные повторы и опечатки:глаз замылен и проч.