Эпическая поэма Шри Ауробиндо «Савитри» основана на древней ведической легенде о преданной жене царевне Савитри, которая силой своей любви и праведности побеждает смерть и возвращает к жизни своего умершего мужа царевича Сатьявана. Шри Ауробиндо раскрывает символическую суть персонажей и сюжета древней легенды и использует ее для выражения собственных духовных постижений и свершений. При создании эпоса он ставил задачу выразить в слове высшие уровни Сверхсознания, доступные человеку, чтобы помочь всем духовным искателям соприкоснуться с этими уровнями и возвыситься до них. Результатом стала грандиозная эпическая поэма в 12 Книгах (49 Песней) общим объемом около 24 000 строк, являющаяся наиболее полным и совершенным выражением уникального мировоззрения и духовного опыта Шри Ауробиндо с его глобальным многомерным синтезом, а также самым большим поэтическим произведением, когда-либо созданным на английском языке.
Эпос «Савитри» представляет собой глубокий органичный синтез восточного и западного миропонимания и культуры, материализма и духовности, мудрости незапамятных веков и научных открытий настоящего, возвышенной классики и смелого модернизма, философии и поэзии, мистики и реализма, откровений прошлого и прозрений будущего. Здесь мы встречаем и поражающие воображение описания всей иерархии проявленных миров, от низших инфернальных царств до трансцендентных божественных сфер, и пронзительные по своей глубине и живой достоверности откровения немыслимых духовных реализаций, и грандиозные прозрения о сотворении мира, о вселенской эволюции, о судьбе человечества. Это откровение великой Надежды, в котором Любовь торжествует над Смертью, а человек, раскрывая истину своего бытия, побеждает враждебных богов и неотвратимый рок.
На фото Шри Ауробиндо (1950 г., Пондичерри)
* * *
Шри Ауробиндо
Sri Aurobindo
САВИТРИ
SAVITRI
Легенда и Символ
A Legend and a Symbol
Книга II. Книга Странника миров
Book II. The Book of the Traveller of the Worlds
Песнь 8. Мир Лжи, Мать Зла и Сыны Мрака
Canto 8. The World of Falsehood, the Mother of Evil and the Sons of Darkness
Великий йогин царь Ашвапати, лидер духовных исканий человечества, совершает могучую Йогу, ища духовную силу, которая могла бы полностью освободить человечество и избавить его от неведения, лжи, страдания и смерти. На первом этапе своей Йоги он раскрывает собственное истинное «я» — свою душу (это описывается в Песни 3 «Йога царя: Йога освобождения души» Книги I «Книги Начал»), затем он преобразует все свое существо в чистый и светоносный сосуд души и благодаря этому в него начинают нисходить все более высокие духовные энергии (это описывается в Песни 5 «Йога царя: Йога свободы и величия духа» Книги I «Книги Начал»). Когда эта духовная трансформация становится достаточно полной, царь-йогин начинает воспринимать тонкие миры и обретает возможность странствовать по ним. Ему открывается вся лестница проявленных миров — от высших божественных сфер до низших инфернальных царств — и он начинает восхождение по всем проявленным уровням Бытия, открывая и осваивая их для человечества и стремясь достичь Источника Проявления, чтобы низвести его высочайшую спасительную Силу в земной мир. Путешествие царя-йогина через миры описывается в Книге II «Савитри» — «Книге Странника миров».
Сначала Странник миров проходит через царства тонкой Материи — ближайшие к нашему грубоматериальному уровню, — где пребывают идеальные архетипы всех материальных форм нашего мира. Далее он движется через миры Жизни, витальной Энергии, низшие и высшие. Он начинает искать причину искажения и падения Жизни при ее нисхождении в материальный мир и нисходит в миры Тьмы, откуда истекает это искажающее влияние. Дойдя до самого их дна, он открывает там Свет, и Ад рушится.
В данной Песни описывается этот мир Лжи, Зла и Мрака и победа Странника миров над ним.
Полный перевод Песни с параллельным текстом подлинника на английском читайте у меня на сайте по прямой ссылке:
www.savitri.su/2-8
И ВОТ пред ним отверзлось сердце Ночи.
В ее окостеневшем Бессознаньи
Бессмыслие ужасное трудилось.
Пустая, бездуховная Безмерность...
Природа, вечную отвергнув Правду,
В свободе тщетной мысли хвастовской
Стремилась править, упраздняя Бога.
Ни Гостя свыше, ни свидетельного Света...
Свой тусклый мир она одна творила.
Ее огромные слепые зраки
Обозревали дьявольское действо,
Ее вовек неслышащие уши
Внимали лжи из уст ее немых;
В неистовых кошмарах содрогаясь,
Рожденных воображением безумным,
Звериный принцип жизни утверждая,
Она плодила дьявольские формы
С чудовищной душою зла и мук.
Ему навстречу из пучин аморфных
Восстали их властители-Анархи,
Мучимые своим всемирным эго,
Терзаемые алчной мыслью, волей,
Неистовым томимы вожделением, —
Великие Титаны, силы-демоны,
Умы-гиганты, жизни-исполины,
В которых духа внутреннего нет:
Создатели прибежища ошибки,
Вожди неведенья и смуты мира,
Блюстители страдания и смерти
В плоть облекли Идеи Бездны мрачные.
В смешеньи смутных образов и форм,
Из призрачной материи рожденных,
Из хаоса и Пустоты бездумной
Возник враждебный черный Антимир,
Являя грезы Бытия об Аде.
Прозрев сквозь трижды сумрачную мглу,
Во мрак вгляделся Странник и свой взгляд
Отождествил с ее незрячим взором:
Привыкнув к страшной тьме, он увидал
Невероятность, ставшую реальной,
Вселенскую сознательную Ночь.
Неистовый, жестокий, грозный мир,
Злоносных грез гигантских первочрево,
Личинкой извивался в темноте,
Скрывающей его от звездных пик.
То были Лжебезмерности врата,
Безвременье смертельных абсолютов,
Всеотрицание духовных явей.
Все, что самолучилось в сфере духа,
Своим предстало мрачным антиподом:
Там Бытие, свой пережив коллапс,
Разверзлось пустотою безысходной,
Нулем, что все же порождал миры;
Там Несознанье, смертным сном забывшись,
Космический уничтожало Разум
И собственный творило универсум;
Блаженство, в черной коме чувств лишась,
Пыталось, корчась, вновь постичь себя
И радость Бога вечную стяжать,
Молясь распятью скорби и страданья, —
Фальшивому и горькому кресту,
Что высится в немом бездушном мире,
Где и рождение, и смерть — лишь мука,
Чтоб слишком быстро все не изменилось
И не вернулось бы опять в блаженство.
Мысль восседала жрицею Порока
На тройственной Змее — треноге черной,
Искусная в злоносном чародействе,
И в противоположность превращала
Писанье вечное и Богозданность жизни.
В приделах темных в блеске злобных зраков
Под хор гласов фатальных из апсиды,
В базиликах Иферно странных, смутных
Под заклинанья дьявольского Слова
Зловещих Посвященных мрачный орден
Вершил ее Мистерий ритуал.
Здесь мука стала пищею Природы,
Терзаньем соблазняя плоть и сердце,
И пытка стала средством наслажденья,
И боль прикинулась небес экстазом.
Там, добродетель превращая в яд,
Им орошало мировой Анчар
Добро, садовник Бога вероломный,
И, видимость блюдя словес, деяний,
Своих цветений лицемерных корни
Привило в почву родственного зла.
Там образы бессмертные Богов
Служили демоническому культу;
Там лик Небес предстал личиной Ада.
И там, в ядре чудовищного действа,
В сведенном сердце тщетного явленья,
Узрел он Силуэт, безмерный, смутный —
Тень-всадницу верхом на лютой Смерти,
Что пожирает всех рожденных тварей.
Застывший лик с недвижным жутким взором,
Трезубец грозный в призрачной деснице,
Простертой в жесте гибельном, — она
Пронзала всех существ единым роком.
Когда Материей бездушной было все,
И сердце Времени зияло бездуховно,
Впервые Жизнь коснулась мертвой Бездны;
Будя к надежде, к скорби Пустоту,
Ее неясный луч взорвал пучину Ночи,
В которой Бог укрылся от себя.
Во всех вещах она найти пыталась
Их спящую мистическую истину,
Неизреченное искала Слово,
Что вдохновляет формы без сознания,
Искала в глубях у него Закон незримый,
Его нащупывала разум в подсознаньи,
Найти пытаясь способ духу быть.
Но из Ночи пришел другой ответ.
В то низменное чрево пало семя,
Превратной истины немой безвестный плевел,
Безмерного бесчувственного клетка.
Неведенье, чудовищный зародыш,
Природы исполинский эмбрион,
Готовилось родиться в форме мира.
Тогда в фатальный, судьбоносный час,
Восстав от сна в застывшем Несознаньи,
Исторгнуто невольно Пустотой,
Главу зловещую средь звезд подняло нечто
И, взгромоздясь гигантским телом Рока,
Всю землю погрузило в тень свою,
Ужасным ликом угрожая небу.
Поднялась Мощь, безвестна, безымянна,
Тенеподобная явилась Воля,
Огромна и чужда вселенной нашей.
С непостижимой Целью необъятной
Оделась формой ширь Небытия.
Бескрайнее Незнанье бессознательных глубин
Покров Ничто набросило на вечность.
Незрячий Ум сменил Души прозренье:
Гигантской алчной смертью стала жизнь,
Страданьем мировым — блаженство Духа.
Усугубляя Божью отстраненность,
Могучий враг заполонил Пространство.
Монарх-властитель горя, смерти, лжи,
Сковал он землю лютой гегемонией;
Внеся разлад в первоначальный стиль
Архитектуры черт ее судьбы,
Он исказил космическую Волю,
Ее гармонию первоприродную,
И на борьбу и тяготы обрек
Неспешный, долгий ход упорной Силы.
Внедрив ошибку в вещество вещей,
Он скрыл Неведеньем Закон всемудрый;
Он исказил всей жизни тайный смысл,
Надежности лишил его касанье,
Интуитивного вождя наитья
Обрек на немоту во сне Материи,
Инстинкты насекомого и зверя
Испортил, извратил людей природу,
Их сотканную мыслью человечность.
И Луч простой перечеркнула тень:
Свет Истины померк в пещерном сердце,
Что, одинок, горит в алтарной крипте
За тайной недвижимой пелены,
Сопровождая Божество во храме.
Так родилась враждебная Энергия,
Извечной Матери антагонист,
Что имитирует ее могучий облик,
Ее лучистую безмерность подменяя
На страшный, серый силуэт в Ночи.
Сковав души взбирающейся пыл,
Она брести, хромая, вынуждает жизнь;
Ее гнетущей дланью искажен
Мистичной Эволюции виток:
Извилистая линия, что чертит
Ее обманчивый и лживый ум,
Ни людям не понятна, ни Богам;
Сражаясь с Божьей искрою в душе,
Она к паденью движет человека
И принуждает снова зверем стать.
И все ж умом ужасным инстинктивным
Она способна чувствовать и видеть,
Как в сердце Времени растет Единый,
Как сквозь людскую плоть Бессмертный блещет.
Боясь за власть свою, в тревоге, в гневе,
Она следит, чтоб не блеснуло света
Во тьме и рыщет там, где различает
Луч из палатки духа одинокой,
Надеясь внутрь прокрасться жутким шагом
И в колыбели Чадо горнее убить.
Непостижимы мощь ее и хитрость;
Ее касанье — прелесть и погибель,
И, наслаждаясь, погибает жертва;
Ведь даже и Добро она порочит,
Им, как крюком, утаскивая в Ад.
Из-за нее мир обречен на муки.
Нередко пилигрим дороги вечной,
Ловя сквозь тучи лунный свет Ума,
Иль на путях кружных блуждая одиноко,
Иль затерявшись средь пустынь безвестных,
Повержен вдруг прыжком ее тигриным,
Пленен в когтях ее ужасных лап.
И, опьянен ее дыханьем жгучим,
Попав под чары смертоносных уст,
Когда-то друг священного Огня,
Для Бога и для Света гибнет смертный,
Над сердцем и над мозгом правит Враг,
Природа, что враждебна Силе-Матери.
И жизни суть сдает свои орудья
Титанам, демоническим посланцам,
Что, возвеличив, губят естество:
Теперь лазутчик тайный мысль ведет;
Он шепотком бессилья губит веру:
Проникнув в сердце иль шепча извне,
Жесток и мрачен, поводырь обманный
Божественность собою подменяет.
Молчанье покрывает выси духа,
Бог покидает прикровенный храм,
Пуста и хладна горница Невесты;
И исчезает чудный Нимб златой,
И угасает белый луч духовный,
И молкнет навсегда сокрытый Глас.
А после Ангел Башни Часовой
Вычеркивает имя со скрижалей,
И пламя, в Небе певшее, немея, угасает
В руинах гибнет эпика души.
Финал той драмы — внутренняя смерть:
Теряется божественная сущность,
И только ум и плоть живут, чтоб сгинуть.
Приемлет Дух посредников ужасных:
Незримые чудовищные Силы
Таятся за Неведенья покровом.
Исчадья бездн, посланцы мрачной Мощи,
Что ненавидят свет, не терпят мира,
Изображая для ума Вождя и Друга,
Противореча в сердце вечной Воле,
Они за пеленою тьмы скрывают
Гармоний возвышающих Творца.
Они его всемудрости пророчества
В оковы, в цепи наши превратили,
Ключами догм замкнули Божьи двери
И Милость, что он дарит неустанно,
Законом непреложным преградили.
Вдоль всех дорог Природы — их посты,
Что не пускают караваны Света;
Всем действиям Богов они мешают.
Лежит ярмо на смутном сердце мира;
Скрыт пульс его от вышнего Блаженства,
И запертые подступы блестящего Ума
Пламен небес не пропускают чудных.
И кажется, Авантюристы мрачные
Всегда и всюду в мире торжествуют;
Природу полнят зла установленьями,
Победы Истины венчают пораженьями,
Законы вечные обманом объявляют
И карты Рока ложью колдовской крапят;
Святыни мира, троны — в их руках.
В презреньи к шансам тающим Богов
Они провозглашают все творенье
Своим лишь завоеванным феодом,
Себя самодержавно коронуют
Железными Владыками Времен.
Искусники иллюзии и маски,
Паденья, мук Природы мастера
Воздвигли алтари победной Ночи
Во храме тленном жизни на земле.
В пустых окрестностях священного Огня
У алтаря в мистическом обряде
Пред темной непроглядной пеленой
Торжественный свой распевает гимн
Сановный жрец, что митрою увенчан,
Их призывая страшное явленье,
Их жуткое присутствие в груди:
Давая им чудовищное Имя,
Магические слоги он поет
И совершает акт незримого причастья,
Меж тем средь ладана и бормотанья просьб
Вся мука лютая, которой вздыблен мир,
Сошлась в потире пенном сердца человека
И к ним излилась освящающим вином.
Божественные имена приняв,
Они ведут людей и ими правят.
С Всевышним недруги, они пришли
Из мира их бездушной мысли, мощи,
Чтоб план вселенский исполнять враждой.
Во Тьме — их крепость, их командный пункт.
Напуганные Пламени мечом,
Скрываясь от сиятельного Ока,
За стенами массивных фортов Ночи
Живут они, таясь в кромешной мгле,
Бессолнечной, бездонной, безопасной:
К ним не проникнет странник-луч Небес.
Укрывшись масок мертвенных бронею,
Как в студии у режиссера-Смерти,
Сыны-гиганты Мрака затевают
Земную драму, горький свой спектакль.
Все, кто хотят возвысить падший мир,
Должны войти под своды сил их грозных;
Ведь даже лучезарных чад богов
Во мрак повергнуть им дается право.
Нельзя достичь небес, пока не пройден ад.
Пройти и это должен он посметь,
Миров и царств неустрашимый странник.
Воитель в том извечном поединке,
Войдя в немую безнадежность Ночи,
Душой лучистой он оспорил мрак.
Встревожив мглу шагами, он вступил
В то яростное, горестное царство,
Преддверья мглы шагами потревожив,
Вступил он в это горестное царство,
Исполненное душ, не знавших счастья;
Слепцы, чьи очи не видали света,
Они в невежестве своем равняли
С добром верховным наихудший вред,
Лицом греха считали добродетель,
А зло и горести — обычной жизнью.
Жестокой власти уголовный кодекс,
Провозгласив законом боль и скорбь
И объявив всеобщее унынье,
Жизнь превратил в стоический обряд,
А пытку — в каждодневный жуткий праздник.
Был принят акт, карающий за счастье,
Усладу, смех кляли как смертный грех:
Бездумный ум прослыл довольством мудрым,
Апатия немых сердец — покоем.
Сон был неведом — лишь оцепененье,
Смерть не несла конца иль передышки;
Душа всё продолжала жить и жить,
Но лишь свои страданья умножала.
Все глубже он входил в то царство боли;
Вокруг него воздвигся ужас мира
Агонии, сменяемой агонией,
А в ужасе — порочное веселье
От собственных и от чужих несчастий.
Там жизнь и мысль предстали долгой карой,
Дыханье — бременем, бичом — надежда,
А тело — полем мук, тревоги массой;
Стал отдых ожиданьем новой пытки.
То был закон, что мнился непреложным —
Никто не грезил изменить его:
Жестокое и сумрачное сердце,
Не знающий улыбки грубый ум
Отвергли счастье, сладостью докучной;
Покой был только скукой и тоской:
Лишь горе придавало краски жизни,
Алкавшей соли слез, приправы боли.
Был не дарован шаг в небытие,
Что лишь один принес бы избавленье, —
Лишь в чувствах яростных был некий вкус:
Ревность, что жгла и разъедала сердце,
Яд смертоносной похоти и злобы,
Манящий к краю бездны шепоток,
Предательства удар коварный в спину
Часов унылых скрашивали муку.
Слежение за драмою несчастья,
И корчи тварей под пятою рока,
И скорби взор трагический во мрак,
И страха колотящееся сердце
В тяжелой чаше Времени смешались
И подслащали горький вкус ее.
Та жуть свивала жизни долгий ад:
То были нити мрачной паутины,
Тенет, сплетенных черным пауком,
В которых билась, трепеща, душа;
Такой была религия в том царстве,
Таким был принцип и уклад Природы.
В безжалостной часовне беззакония,
Чтоб Силы образ черный, злой почтить,
Приходится ползти, став на колени,
По залам каменным жестокосердым
Как по полам мощеным злой судьбы;
И остриями беспощадной мощи
Терзают камни те и липнут кровью
Застывшей из израненных грудей.
Деревья сучковатые, иссохшие
Скривились словно люди умиравшие,
В агонии оцепенев последней;
Из каждого окна зловещий жрец
«Те Деум» возносил резне и бойне,
Разбомбленным градам, домам сожженным,
Обугленным и скорченным телам
Как милости непревзойденной свыше.
[“Te Deum” — латинская благодарственная молитва «Тебя, Бога, [хвалим]».]
«Враги все пали, пали», — они пели,
«Все, кто обуздывали прежде нас,
Теперь повержены и сражены;
Как мы грозны, как милосерден Ты».
И так надеялись они добраться
До безучастного престола Бога,
Желая властвовать даже над Ним,
Кому они во всем противостали,
Свои деянья возвеличив так,
Чтоб до Его небес они достали,
Пытаясь сделать даже и Его
Сообщником их преступлений гнусных.
Там жалости быть не могло щадящей,
Железная безжалостная сила
Царила там, стальные настроенья,
Издревле властвовали мрак и ужас:
Они предстали помраченным Богом,
Которого там почитала гнусность
Терзаемая, что он сам создал,
Он, тот несчастный мир поработивший,
Чтобы сердца беспомощных существ
К мученьям неизбывным пригвожденных,
В страданьях безнадежных преклонялись
Пред стопами, что их втоптали в грязь.
Тот мир знал только ненависть и скорбь,
Скорбь, что лишь в злобе находила радость,
Злоба, что скорбь других впивала сладко;
Страдальческие губы морщил горький рот;
Зловещий шанс искала скорбная жестокость.
Витала злоба там, архангел черный;
Она сверкала мрачным перлом в сердце,
Пытая душу пагубным лучом,
И погрязала в хлябь свирепой мощи.
Те страсти будто исторгало всё,—
Ведь разум разливался в неживое,
Что отвечало злобой, вобранной в себя,—
Предметы сами источали зло
И тех, кто их использовал, губили —
И ранили, хоть не имели рук,
И странно и внезапно убивали,
Орудьями невидимого рока; —
Иль становились роковой темницей,
Где люди обреченные томились,
Влача свои ползущие часы,
Что отбивает колокол зловещий.
Во зле, что всюду окружало там,
Лишь становились хуже злые души:
Всё было там наделено сознаньем,
Но было извращенным и порочным.
В том адском царстве он посмел проникнуть
В глубиннейший провал, к темнейшим недрам,
Встревожил мрак его основ кромешный,
Оспорил древнее его всевластье:
В Ночи он шел к чудовищному сердцу,
В Аду искал причину, корень Ада.
Те бездны мук в груди его открылись:
Внимал он воплям их стесненной боли,
Сердцебиеньям одинокости фатальной.
Глухая вечность леденила свыше.
В гигантских, смутных переходах Рока
Он слышал Глас, ведущий на погибель,
И шел сквозь чары демонского Знака
И сквозь засады дьявольской Змеи.
В мучительных пустынях, в грозных глубях
Он одиноко брел в краю безлюдном,
Где красный Волк ждет у реки без брода,
И Смерти черные орлы кричат над бездной,
И бился с сворой бед, что рвут сердца,
И затравляют их в степях Судьбы;
И на полях безвидных Преисподней
В немых, безглазых гибельных пучинах
Он бился в мрачных призрачных сраженьях,
Противостав атакам жутким Ада,
Терпел удары лютые Титанов
И внутренние яростные раны
Выдерживал, что долго заживают.
Магической, сокрытой Силы узник,
Опутанный смертельной сетью Лжи
Иль удушаемый петлею горя,
Иль тонущий в блатах сомненья черных,
Иль страждущий в темнице заблужденья,
В отчаянья узилище бессветном,
Он яд ее глотал, пока не выпил весь.
В лишенном счастья и надежды мире
Под гнетом власти абсолютной зла
В себе хранил он чудный светоч духа,
Сияющую истину его.
Бессилен, обездвижен, пригвожден
К инертности основы нашей черной
В Материи слепом всеотрицаньи
Ужасно ослеплен и заключен,
Он душу, огоньком, берег в ладонях.
Он в Пустоту пойти решился тщетную,
В бессмысленные бездны нетерпимые,
Где чувств и мыслей никогда не ведали;
Иссякла мысль, крах потерпели чувства —
И лишь душа в нем видела и знала.
В дробленьи атомарном Бесконечного
Вблизи немых начал утраченного «Я»,
Вкусил он странной крохотной тщеты
Творения предметов материальных.
В удушьи Несознанья мглы пустой
Проник он в суть бездонной темной тайны
Громадных и бессмысленных глубин,
Откуда жизнь восстала в мертвый космос.
Там, в тождестве, утраченном умом,
Постиг он скрытый смысл бессмысленного мира,
Ночи неведенья немую мудрость.
В бездонную загадку он вошел,
Где возлежала тьма на жестком ложе
[Или: Где тьма глядит со своего матраса.]
В своей бессветной, серой наготе,
И стал на пол последний подсознанья,
Где Бытие спало, не сознавая мыслей,
И возводило мир, не ведая о том.
Там до поры грядущее сокрыто,
Там — летопись давно угасших звезд.
Там в самых недрах сна вселенской Воли
Узрел он ключ к преображенью мира.
И свет восстал, незримая десница
Коснулась заблуждения и боли
И обратила их в экстаз глубокий,
В ошеломленье сладостных объятий.
В Ночи узрел он Вечного покров,
Познал, что смерть — подвал жилища жизни,
Что разрушенье — скорый шаг творенья,
Утрата — за стяжанье высей плата,
И ад — кратчайший путь к вратам небес.
И на оккультной фабрике Иллюзии,
В магической печатне Несознанья
Распались формы первозданной Тьмы,
Рассыпались Неведенья шаблоны.
Природа ожила и пробудилась,
Вдыхая глубоко духовный воздух,
И стерла косный кодекс механичный
И договор души порабощенной;
И Ложь вернула Истине обратно
Ее мученьем искаженный облик.
Был отменен закон вселенский Боли:
Взамен его скрижалей вековечных
Искусный Каллиграф перстом незримым
Стремительное начертал Писанье —
Лучистых интуиций откровенья,
Изгнав из недр безмолвных Несознанье;
Отныне все обличия земные
Несли Его божественную мудрость,
Что плотский ум постичь не в силах был;
Преобразились схемы косной Мысли.
В вещах инертных воскресив сознанье,
Он в темный атом, и в немую массу,
И в сердце мрачное реалий падших
Вписал Нетленного алмазный росчерк,
Свободы Бесконечного пеан,
Святое Имя, вечности основу, —
И письменами Несказанного
На пробужденных клетках начертал
Лиричный стих любви, что ждет сквозь Время,
Мистический Блаженства Книги текст,
Огня из Сверхсознания посланье.
И жизнь во прахе чистотой забилась,
Пресекся преисподней Луч зловещий
И больше никого убить не мог;
Чрез весь фасад гигантский треснул Ад,
Чертоги Преисподней расступились,
Растаяли, громадным наважденьем;
Раскрывшись, Ночь исчезла, бездной сна.
В разлом опустошенного Пространства,
Зиявшего разрывом в бытии,
Заменой Богу, что еще там не был,
Низлилась, широка и задушевна,
Чудесная блаженная Заря;
Скорбь жить уж не могла в груди Природы,
Ведь всё, что сердце Времени создало
Растерзанное, ныне исцелилось —
Исчезло разделенье: здесь был Бог.
Душа лучом своим сияла в теле,
Материя и дух слились в одно.
Конец Песни 8
Перевод с английского: Ритам (Дмитрий Мельгунов)
ОМ
***
Я выложил весь свой перевод эпоса Шри Ауробиндо «Савитри» и других его поэтических и прозаических произведений в открытый свободный доступ для всех вас. Пользуйтесь на здоровье и духовный расцвет! :)
Если вы хотите поблагодарить меня какой-либо суммой или поддержать дальнейшую работу по переводу на русский язык новых поэтических и прозаических произведений Шри Ауробиндо,
номер моей карты Сбербанка: 5469 5500 2444 1443
мой Яндекс.Кошелек: 410015517086415
https://money.yandex.ru/to/410015517086415
Мой емейл для связи: savitri (сбк) inbox (тчк) ru
Света, Радости, Гармонии!
***
Полный перевод Песни с параллельным текстом подлинника на английском читайте у меня на сайте по прямой ссылке:
www.savitri.su/2-8
Другие Песни и фрагменты эпоса «Савитри», а также другие поэтические произведения Шри Ауробиндо в моем переводе читайте у меня на сайте:
www.savitri.su
Там же можно приобрести мои уже изданные в печатной форме переводы поэзии и прозы Шри Ауробиндо.
Мой фотопоэтический сайт:
www.ritam-art.com
Полный текст эпоса на английском, а также другие труды Шри Ауробиндо в подлиннике можно загрузить на сайте Ашрама Шри Ауробиндо:
www.sriaurobindoashram.org