Не смотри на меня, Морана!
Вон как холодом, мраком веет, вымерзают под взглядом травы, и хрипит ветер диким зверем, цепью бряцая у колодца, где воды нет совсем ни капли. Дно мерцает прозрачно, плоско – загляну, значит, в бездну кану.
Не смотри на меня, не мучай синим взором, бесстрастным, жутким. Слишком слаб сальной свечки лучик – не оттаять мне третьи сутки, не оттаять мне три недели, не очнуться и вовсе скоро
… и кряхтят от мороза ели
…и попрятались лисы в норы.
Ты зачем расплетаешь косы, стелешь волосы у порога – жемчугов белоснежных россыпь? Только знаю, нельзя их трогать – обернусь вмиг поземкой тонкой, чтоб бродить за тобою следом с колокольцем хрустально-звонким. Путь другой будет мне неведом.
Ты не сей по углам тревогу, рукавом голубым качая!
Я хочу докричаться богу, но объятья твои крепчают. Ты рисуешь на окнах тени и волнуешь ознобом душу.
Дверь скрипит – замело все сени.
Даже в снах вижу только стужу.
Ты красива, бела, сурова, а корона – сияньем снежным. Вдруг нахмуришь с чего-то брови, призывая угрюмых леших: мол, клубок принесите белый, буду тропы лесные путать – и никто, даже самый смелый, не порвет колдовские путы. Серебро, хризолиты, наледь – весь подол изнутри сверкает. Кто увидел – на месте замер, грудой стал ледяных окалин.
Не гоняйся за мной метелью, не стучи мерзлой веткой в стекла, не зови в свой могильный терем ночью длинной декабрьской, темной. Твои ласки погубят, знаю, лишь дотронешься лба и щек мне.
С тобой рядом не выживают.
Только пальцами тихо щелкнешь – и сомкнется на сердце обруч, кровь остынет, на коже – иней. В зеркалах мой ли, твой ли образ?
Кто уйдет с тобой – в чаще сгинет, ни следа на тропе, ни звука, волки снег по оврагам лижут да ворон на опушке ругань.
Не сочись сквозняком под крышу, не смотри на меня, пронзая – не впущу ни врага, ни гостя. Не лютуй, словно ведьма злая – не получишь ни плоть, ни кости, не отдам ни тепло, ни душу. Убирайся, будь проклят морок, иль огнем ворожбу порушу! Слышишь дров подпаленных шорох? Будет пепел на землю брошен, а на нем – урожайна жатва…
Злобно скалясь, играя брошью, вдруг растаяла безвозвратно, грозно юбки сугроб взметнули, за околицей ельник вздрогнул.
Белым зайцем клубок – на стуле, да в слюде – месяц мутным рогом.