***

Наталия Ланковская
    ____________________________
Самолёт бежал, бежал,
Подскочил, шасси поджал
И - взлетел. И повис,
Полоснув крылами высь.

Точно сказочный Гвидон,
Превратился в мошку он;
Вот его уже и нет -
Только длинный белый след...

Океаном буйных трав
Я плыву, лицо подняв.
Как ракушка в дебрях дна,
Я Гвидону не видна.

Что ж, счастливой доли, князь!
Вы хоть вспомните о нас
В море синего тумана,
В царстве славного Салтана?

        1989г.
____________________________________________

Воздушный флот. Воздушные суда
(Погрузка кончена) готовы к перелёту...
Мне нужно в Заполярье на работу,
И я по небу доплыву туда.

Не ветер наполняет паруса -
Наоборот, его винты рождают.
И мой корабль взлетает, отплывает;
И я смотрю в окно во все глаза
На бесконечные, как море, небеса.

"Лети, мой чёлн, неси меня к пределам дальним"...
Уже земля безмерно далека.
Змеёй ползёт под крыльями река;
И солнца отражением зеркальным
Полны провалы в белых облаках.

В пучине тёмно-голубых небес
Кто нам защитник? Посейдон? Зевес?
Нет покровителя, висим над бездной сами.

Но на земле, быть может, в этот час
Хоть кто-то всё же молится за нас -
Пускай без слов, без голоса, глазами...

           1988г.

В окне балкА - полуночное солнце.
И хочется уснуть, и нету сна;
И видно, как флажок под ветром бьётся
На взлётной полосе, так близко от окна...

А по соседству в комнате транзистор
Рассказывает, что один министр
Погиб от взрыва. Следствие ведут.

Не наш, чужой министр. Но если честно,
Мне это почему-то интересно,
Хотя министры - где! А я ведь тут.

Я в Заполярье, за полярным кругом.
Здесь солнце по ночам, в июне - вьюга;
Здесь всё экзотика - торосы, летний снег;

Подумать только, ведь у нас с тобою
И время - по часам - не общее, иное;
А всё - одна земля, заботы, страхи - век!..

          1987г.

Пурга обнюхивает дверь,
Тоскуя у порога.
Вот, кажется, несчастный зверь...
А у меня берлога;

А у неё берлоги нет;
А у меня в окошке свет;
И зверь почуял дух жилья,
Пришёл - а здесь, представьте, я...

И что же мне, как быть теперь?
Ужасно жаль, конечно;
Но, если я открою дверь,
Ко мне сюда ворвётся зверь,
Глухой и бессердечный...

Нет, не могу я дверь открыть!
Он воет и скребётся...
Мне очень жаль, но как же быть?..
Тому легко меня судить,
Кому теплей живётся...

        1992г.

Над тундрой ночью радуга цвела,
И солнце надо льдом висело низко...
Я в детстве где-то рядышком жила;
Конечно, не на острове, но близко, -

Поскольку здесь сто километров - ха!
И сотня сотен - тоже чепуха;
Отмеряно землицы не по росту.

Повсюду, от жилья и до жилья,
Такая первозданная земля;
И Умка бродит с острова на остров.

Торосы, лёд, ледовые поля...
За этим морем - родина моя:
"Шанхай", гора Четырёхзубка; где-то

Тот школьный двор, "гигантские шаги";
Мои друзья; любимые враги;
По льду, за морем, рядом... где же это?...

             1987г.

В мамонтовом позвонке, найденном случайно, я
Насадила клумбу, развела цветы.
Мне напомнили они время беспечальное,
Сад на подоконнике - мамины труды.

В том посёлке в те года не найти подобного:
Заплетал окно вьюнок, ноготки цвели.
Для всего нашлась земля, даже для съедобного:
И петрушка, и лучок - всем клочок земли.

За окном пурга мела, небо жгло сиянием;
Окна шубой заросли, не оттаешь вдруг;
А у нас весна цвела маминым старанием,
И не знала ничего про полярный круг...

          1987г.

Я наслаждаюсь голосом природы -
Вот этим звуком ветра за окном.
Я грежу и мечтаю о былом;
Передо мной мои струятся годы,
И волны их покачивают дом.

Плыву туда, потом плыву сюда...
Они ведь обратимы,  т е  года,
Не то, что  э т и  вот, что не свершились.
Пускай детали некие забылись, -
Я их могу восстановить всегда

Или случайно заменить другими.
Какая им от этого беда?
Они - мои, и я владею ими -

Не то, что, например, текущим днём,
Где я скитаюсь, как в лесу густом
Или, напротив, как в пустыне постной...

Как скверно быть ответственной и взрослой!
"Увы!" - подхватит ветер за окном...

        1991г.

В матёрой, грубой женственности, тундра
Всем существом впивает свет весны.
Ручьи до самых берегов полны;
Последний снег растает в это утро...

Что дальше - мне неведомо пока.
Смотрю с порога моего балка
На пуночек, на снег, на облака;
И просто верю: мир придуман мудро...

          1987г.

Под отеческой солнечной лаской
С плосконосой, скуластой, тяжёлой земли
Снег сползает, как старая маска.

И оттаяла тундра, и мхи зацвели
Под отеческой солнечной лаской.

Тундра дышит. Над нею недремлющий глаз,
Согревающий нас, охраняющий нас,
Где б мы ни были, в счастье и в горе.

Благодарно к нему поднимаю лицо
Здесь, на маленькой точке, замкнувшей кольцо
Над холодным торосистым морем.

        1987г.

Улыбка просится: так нежно птичка -
Вон там она сидит - выводит свой мотив,
Закинув умилённо к небу личико
И крылышки немного опустив,

Как будто Солнце, круглое, огромное,
От яркости чрезмерной злато-чёрное,
Пронзив лучами воздух до земли,

Слепя и согревая всю планету,-
Способно различить пичугу эту
И это благодарное "Чили..."

1991г.

Воскресенье
Ветер северо-восточный
Изменился. Южный тих.
Пахнет снегом, пахнет почвой;
Масса запахов других -

Запах льда, который тает,
Запах моря, птичьих гнёзд...
Воскресенье наступает -
Праздник лени. общий пост.

Воскресенье - день голодный:
Кто что может, то жуёт.
Повар, гордый и свободный,
На досуге бражку пьёт.

Ни гитары, ни гармошки;
Вечный день стоит в окошке;
Далеко родимый дом...

Там сегодня выпьют тоже;
Но - в компании хорошей;
А не то, что эти дрожжи,
Втихомолку, бирюком...

        1987г.

Море
Растворимый белый лёд
Море гложет и грызёт.

Леденцами истоньшаясь
На сосущем языке,
Льдины тают, разрушаясь;
Лишь по краю, вдалеке,
Твёрдой горкою стоят,
Точно крепкий рафинад.

Море алчно; море падко
До всего, что с виду сладко.

Чрево у него объёмно,
Ненасытно и огромно.
А язык!.. и аппетит!...

День и ночь грызёт и лижет,
И жуёт, и шумно дышит,
И вздыхает, и бурчит...

Это чудище природы
Не зависит от погоды,
И в любое время года
Страшно голодно оно.

Что ему ни попадётся -
Всё в пучине остаётся;
Для всего чулан найдётся;
Всё - на дно, на дно, на дно...

      1987г.

В стремительном вращении, которого не видно,
Диск солнечный блистающий уходит в свой зенит.
Большая чайка-бургомистр откашлялась солидно;
Но петь она не будет: солидность не велит.

Она на то и бургомистр, почти по метру крылья,
С таким вот гордым профилем и телом налитым,
Чтоб соблюдать достоинство без всякого усилья,
Когда от солнца прочие как будто пьяны в дым...

          1991г.