Писатель тучен и усат,
прокурен и немного пьян.
А в старом Лондоне закат.
И солнце прячется в туман,
и как-то жизнь не удалась:
известность деньги и любовь
сплели запутанную связь
с его запутанной судьбой.
Он верит в духов, верит в сны,
он знает символы гербов,
ему мучительно тесны
известность, деньги и любовь.
Горит камин, и перед ним
сидит мечтатель и поэт.
Сто лет подростками любим,
он - сыщик, логик и аскет.
Писатель хмуро морщит лоб:
незваный гость, ненужный хит,
аукциона первый лот
с руками рвут. Он знаменит.
И он смеётся над собой:
«Нет, я - не Уотсон, я - другой»
И ближе мрачный «Ворон» По,
когда приходит смерть, как гость,
а почитатели толпой,
и чувства, боль, любовь - всё в горсть
и крепко сжать, и знака ждать,
но знак Линор не подаёт,
а там толпящаяся рать
ломает копья у ворот.
Им дела нет до всех проблем,
и до тебя. Они толпой
пришли сюда зачем? Затем,
как жадный скот на водопой -
им хлеба, зрелищ им - мечту:
оборванную Мойры нить
связать, скрутить, вернуть,
как ту, которую не возвратить.
А твой злой гений у огня
печалит серые глаза:
«Попробуй, уничтожь меня.
Всё будет так, как я сказал.
И будет огнь, и будет зверь,
и будет ад неутолим…»
И снова во входную дверь
толпы стучится исполин.
«И ты, покончивший со мной,
пойдёшь, потворствуя толпе,
наперекор судьбе земной,
не улыбнувшейся тебе»
« Твою вину, мою вину
Разделим - станет две вины.
Я слово «end» перечеркну,
я отниму у тишины
твой приглушённый баритон,
но, будь судом мне Страшный Суд,
за то, что станется потом,
один вины не понесу!»
Писатель тучен и усат.
Чернил в чернильнице - полно.
И строки вязью слов и дат
уложатся на полотно
И новой повестью о том,
как "высший свет был потрясён
убийством", заиграет всё:
«Стрэнд! Новый Холмс!
«Пустой, сэр, дом!»