ещё в начале книги виден был конец
на корешках различалась правда
и группа крови, что была взята за образец
пряталась, скрывалась, словно пятна
и гаснет свет, но отпустит кто грехи?
зачем себя, скажи, ты в луже ищешь?
лишь здесь, во пламени исчезли все стихи
душа теперь молчит, ведь она стала нищей
и если поступь еле слышна - не обернись, уйди
ведь в мире этом никогда не появлялся свет
и все, что пережил неизлечимо - было эскизами души
почти бесшумно что останется жить в твоей лишь голове
вести себя, как человек, дно различая над поверхностью воды
и за стеной молчания стоять в страхе перед самим собой
желая, чтоб видели, как умираешь, отсчитывая дни
за то в раскаяньи, не сделал что для тех, кто навсегда ушёл
ну а доверие - тот воздух, коим никто и никогда дышать не будет
в коем ты будешь тлеть, понимая своеобразный шум светских бесед
ведь в неуменье дотянуться до тебя весь мир был так слеп, далек и скуден
что пожирая свет твоей души не понял, что жизнью ты обязан лишь судьбе
цепляется кто-то за надежду, которую не в силах ты отнять
когда скрываешься за дверью, где до тебя не могут достучаться
и этот кто-то, без сил добраться до былого в глазах, смотрящих на тебя,
там пылью станет где за мечтой в погоне ты должен отдаляться
в тех поездах, что никогда не достигнут наших станций
где одиночество фальшивое усугубляет чувства
там утолиться б жаждой мысли, что умирать не завтра
там бы от мира убежать, чтобы в него вернуться
туда, где велика безрамочность, печаль отождествлений
до степени той, что во тьме стыд напоминает трусость
и стать так просто тем, за чьим плечом правда осиротела
глядя на прежний путь, где следы сгорают в юность
поймёшь ты будущее в миг, когда оно уж станет прошлым
жизнь - отражение мечтающих в рассветах городов чужих
они лишь пешки на шахматной доске; ты взглядом касаешься их кожи
когда их снова гонит тьма сердца разбитого во внезапно полившие дожди
одни лица застыли, глядя в след. их немые выражения
через мгновения из капель растают пред тобой в непримиримой мгле
ведь они знают, как горько быть чьим-то рабом, даря любовь без возвращения,
смесь тишины в плену рутины... и ненужность обретя, остаться жить в своей мечте
так здесь устроен мир, что каждый осколок падает на дно
в отражении разорванном, на глади - всё, о тебе что знает страх
пока ты смотришь сквозь чужую маску на трофей за бронированным стеклом
все монстры существуют в стенах, посредь которых ты себя скрывал
и станет кровь сухой в сети сплетенной из ответов да и нет
в молитву слов вгрызаясь, ты утешение, воздух глотая, не ищи
каждый решает сам, держа в руках, на что направить свет
тебя он если не найдёт, то значит, что ты совсем останешься один
печали внутри столько, сколько тепла в этих речах
и ты растаешь в мире том, где места тебе никогда не было и нет
всю жизнь не дураком, не сумасшедшим быть, пытаясь забывать
что годы спустя все ещё можешь тоскливой лампочки включить угрюмый свет
ты знаешь, что неизлечимо все проходит и сжимаешь сердца боль
и за спиною - пилигримм. стоит, молчит, твоё признавая поражение
тисками ужаса сознанье давит то, что называешь ты добром
что белым газом из прозрачных жил расплылось в нём укором-откровением
но разве так возможно - пожить в тебе, однажды, без следа?
ведь от тебя частицы лишь остались и в клубах дыма завороженно кружишь ты
да, элемент вменяемости здесь, он вернулся, чтоб тебя поцеловать -
свобода на конце иглы, в посмертном выходе из кольца чьей-либо любви
и медленно-медленно рисует кто-то мёртвые картины
ты в них, ты - пилигримм, слезой за откровения распишись по зеркалам
финал простой: тупая боль разорвёт, разъест дожди бездарные, косые
и всё забудется, как раньше. все будет так же, как было и всегда