Обладателями Приза симпатий альманаха «Буквица» в осенних турах БЛК становятся стихотворения:
Ольги Флярковской «Летом 16-го» http://www.stihi.ru/2016/08/11/9823
Кирилла Табишева «пуговица» http://www.stihi.ru/2014/12/22/8291
Они будут опубликованы в ближайших номерах альманаха «Буквица».
Поздравляем Ольгу и Кирилла!
Рады сообщить, что стихотворения, получившие призы симпатий альманаха в первом полугодии, уже опубликованы: http://bukvitsa.com/20161/index_20161.html
Ольга Флярковская «Летом 16-го»
Зной отпылал, и так прозрачен
Подсохший августовский сад.
Виднее стали стены дачи,
Окна решетчатый оклад,
Качели с узкою дорожкой,
Забор, смородины кусты,
Державный взгляд соседской кошки
С чердачной пыльной высоты,
Мои зачитанные книги,
Слегка продавленный диван...
Все тектонические сдвиги,
Экономический обман,
Теракты, войны, гарь бомбёжки
И чей-то пасмурный вердикт,
Что ветер нынешней делёжки
Раздует бурю впереди.
Угрозы тайной постоянство
В соседстве цифр календаря,
Столетней распри окаянство
Вокруг последнего царя.
Виднее плод в утробе века –
Иона в чреве у кита,
Вся беззащитность человека
На фоне Божьего креста.
Мои неловкие попытки
Найти в душе покой, уют...
Непрочные живые нитки,
Которыми надежды шьют.
Стеклярус призрачных иллюзий,
Стаккато бусин дождевых...
Весь этот летний ол инклюзив –
Миф для сегодняшних живых.
Кривые петли у калитки,
Неровность плитки у крыльца,
Немая музыка в избытке –
Шкаф партитурный у отца...
Неоценимость передышки,
Блаженства летнего волна –
Его недолгие излишки
Уже освоены сполна.
Ах, эта летняя приватность
Простого дачного житья!..
Неповторимость, невозвратность,
Незащищённость бытия.
Табишев Кирилл «пуговица»
Пожалуй, есть вещи - о них неприятно задумываться,
Пока мы живые, пока обстоятельствами не сжаты,
Но однажды в прихожей звенит, оторвавшись, пуговица -
Ты пришивала её когда-то;
Была же эпоха: стреляли рябиной, таскали яблоки,
Не ощущая масштабов мира, времени не ощущая,
И становится ясно, какой я тебе был маленький,
Какая ты мне - большая,
Как время идёт. В духовом шкафу поселилась ржавчина,
Снаружи хлопочут руки, морщинистые от мыла,
Мелькая всё реже и реже, переставая, будто нечаянно,
Теряясь под слоем пыли.
Есть ли миры, где Маяковский жив, где не в петле Цветаева,
Где не берут Гумилёва на мушки чекистских ружей,
Где неизменно звучит над посудой твоей эмалевой
Голос, зовущий на ужин?
Их нет. И кто-то другой выходит на улицу вечером,
Кто-то другой закуривает, обведённый оконной рамой.
Становится слишком мало разумного, доброго, вечного,
Тебя не становится, мама.