Ранки да царапки Светланы быстро покрылись коркой и совсем не болели. Но мама, увидев дочь, заволновалась.
- Светик! У тебя все хорошо? Может, пойдем в больницу?
- Мам! Это вчера было. Меня потом бабушка – травница полечила. Сейчас совсем не больно.
- Не надо было тебе к этому твоему Вите ездить. Вот что из этого получилось.
- Это не он. Там драка была. Вот и мне досталось. А его рядом не было. Я как раз к нему шла. Тех дураков не нашли. Не местные какие-то. Потом он меня к бабушке – травнице водил.
- Ох, зря ты его защищаешь! Сама ж говорила – сиделый он. Оттуда уже нормальными не возвращаются.
- Я и не защищаю. Вот если бы он того типа, который меня разукрасил, догнал – тогда бы пришлось. Не известно – что бы он с ним сделал.
- Они там сами разберутся. Не связывайся ты с ним. Боюсь: втянет он тебя куда-нибудь.
- Не волнуйся, мам! Он меня любит. И я, кажется, тоже.
- Как знаешь. Но сомневаюсь я, что из этого может чего хорошее получиться.
Светлана собиралась пойти в техникум – узнать условия поступления. Она уж и не знала: хочет ли учится. Все существо ее мечтало о тихих вечерах в деревенской семье. А пока надо завершить городские дела и (ох, уж эта учеба: меньше времени на жизнь с любимым) выяснить –что ее ждет в техникуме во время сессий.
На семейном совете было решено оставлять Сережу во время маминого обучения под присмотром Виктора. Если, конечно Виктор согласится. Таким образом Виктор получил бы и радость семейной жизни и ответственность за семью «по полной». Сереже такая идея понравилась: он уже мечтал поехать в деревню. Мама и брат радовались, что у Светланы все налаживается.
Для реализации решения оставалась «самая малость» - Светлане поступить в техникум. Да и Виктора не плохо было бы оповестить о возможных перспективах в жизни.
За всей этой суетой Светлана все никак не могла позвонить в Акулинино. Через неделю, вечером, Виктор позвонил сам.
- Ласточка моя, здравствуй! Как здоровье? Получше чувствуешь? К врачу не ходила?
- Нет, Витюш. Не ходила. А с чем? Кожу поцарапала. Так баба Таня вылечила. А бок и сам прошел: видимо, не сильно стукнулась. Спасибо за беспокойство, милый!
- Ох! А я уж думал – ты на меня злишься, али случилось чего.
- Нет. Совсем нет. Прости, что не звонила. Замоталась я тут совсем.
- Заботница моя! А как у тебя с этим … тех … техникумом? Когда экзамены?
- В начале июня. Не волнуйся – сдам. Вот только … Потом реже встречаться получится. Только звонить. А года через три я совсем к вам перееду. Там, в Шатске, говорят, стройка намечается.
- Три года … Ну, да: тетрадки, учебники … И самой себе жизнь ломать я и сам тебе не позволю. Я – старик, а ты …
- Ты опять?
- Погодь. Я думаю. И не опять, а снова. Про учебу я. Тебе ж потом жить.
- Ага! За двоих! Ох, Витя …
- Маленькая, не злись. Твой Витька уже не может жить без тебя, думает – как поменьше разлучаться и учебу твою не порушить. А ты все не довольна.
- Довольна, Витюша! Ты уже что-то надумал? У нас с мамой есть кое-какой план. Надо его обсудить. Это же всех касается: тебя, меня, мамы. А, главное, Сережки.
- А какой план?
- На время учебы я живу у мамы, а остальное время – у тебя. Сережку – или к тебе, или к маме. Но с собой туда-сюда я его брать не буду. Нечего мальчишку с места на место мотать.
- Умница моя! А я уж думал – совсем три года не увидимся!
- На время сессии – только звонки будут. По два месяца в год я уезжать буду, и в гости ко мне будет нельзя, чтоб не мешаться друг другу.
- Верно решила. Не буду беспокоить. И про Сереньку хорошо подумали. Вот пусть он со мной останется. Али еще не доверяешь? Я ж, вроде как и не пью вовсе. За встречу с тобой стопочку пропущу. Так это ж не считается. Ты не часто будешь от меня надолго уезжать. Уж как-нибудь с пацаном без нашей заботницы пару-тройку недель проживем. Как часто ученицей будешь?
- Раз в три месяца на две недели. Так, кажется.
- Ну, вот. Устраивайся в свой техникум, готовься к экзаменам. А мне, значит, тоже надо готовиться тебя с пацаном принять. Качели ему в саду смастерю, для тренировок чего. Я у соседа видел. Мужик ведь растет … у нас.
- Вот и хорошо, Витюш, что скучать не придется.
- Как знать, милая. Так я ж буду ждать свою заботницу. Теперь у меня есть – для кого жить.
- Я обязательно приеду к тебе!
- Да сначала, моя лапушка, я приеду. А тебе надо в городе остаться и ни на шажочек не уезжать. Не волнуйся, ласточка, все у нас еще будет!
И начались заботы. Виктор у Татьяны, да доярок семян и рассады попросил. Теперь на огороде стало больше грядок. Кроме помидоров, огурцов и укропа, появились еще морковь, кабачки, перец. Да пару кустиков клубники Виктор сам купил, чтоб пацана побаловать.
На самом краю сада появилась целая спортивная площадка. Уже висели на старой яблоне самодельные качели, возле забора лежали четыре здоровенных бревна, чтоб стать основой такого же сооружения, на котором занимался сосед. И махонькое «футбольно-волейбольное поле» почти готово было: На столбе повешена «корзинка» из лукового мешка, и «ворота» из фермерского крепления (сменщик помог смастерить, даже не спросив – зачем). И для Светланы была задумка у Виктора: соорудить уголок рядом с домом. Он притащил из заброшенного сквера почти совсем не сломанный диван, устроил над ним небольшой навес. По бокам посадил разные вьющиеся растения (названий он не знал, но видел – у соседей получалась красивая «зеленая шторка»).
Как и сказала Света, скучать не приходилось. Только ложась спать, он вспоминал о ней. Вот так, уставший и успокоенный мечтами о скорой встрече, он и засыпал сном праведника. (Ну, конечно же – праведника! За три месяца после разговора с любимой, не только возможности, но и желания пить не было!).
Светлана вовсю готовилась к экзаменам. Сережа с гордостью рассказывал в детском саду: «А моя мама тепер-р-рь учится. А я буду жить в дер-р-ревне, если дядька пр-р-р-риедет!». Как же мальчик гордился и мамой, и своим «р-р-р»!
Однажды возле проходных к Светлане кто-то подошёл сзади и тихонько обнял за плечи. Она обернулась и не поверила своим глазам: перед ней стоял Виктор.
- Что-то ты, племяшка, не рада. Я тут приехал, думал: «Мне обрадуются, домой поведут, чаем угостят!» Я ж сегодня не проездом, я до вечера, а то и до утра. Ежели ко двору придусь, ежели не выгонишь.
- Конечно, ко двору! Только ты появился неожиданно.
- В чем беда? Я возле дома на скамеечке посижу, а ты мамке скажешь. Позволит – войду, не позволит – так погуляем.
Сердце Светланы дрожало, как осиновый лист: «разрешит – не разрешит». Только радостный был какой-то страх: будто ей снова – 15 лет и она ведет парня знакомиться с родителями. Взглянув на своего «парня», женщина усмехнулась: ее «парень» тоже был взволнован, но старался не подавать вида.
- Светик, что тебя рассмешило? Я нелепо выгляжу?
- Оба. «Тили-тили, тесто …»
Теперь они усмехнулись вдвоем и страх куда-то улетучился.
Ольга Николаевна приняла гостя спокойно. Виктору показали квартиру и гость не скупился на похвалы хозяйке: как все уютно и красиво.
Сережа не отходил от «дядьки» ни на шаг. Вместе с бабушкой показывал хозяйство: «Тут кастрюльки, тут бабушкины нитки, тут мамины книжки, тут мои игрушки, тут дядины железки».
Виктор достал из пакета игрушку – гоночную машинку. Мальчик встретил подарок словами: «Вот на такой я работать буду гонщиком!»
Далее из пакета была извлечена бутылка пива и вручена брату Светы.
- Я слышал – ты пиво уважаешь. Вроде – правильно купил.
- Спасибо … м-м-м-м … дядь Вить. Да. Это купили. Но я редко пью. Вот как раз сегодня не хочется. Но, все равно, спасибо.
- И правильно. И не надо привыкать.
Еще в пакете оказалась, потерявшая идеальные формы, коробка. Которую Виктор бережно поставил на стол.
- Кажется, внутри – не лучше. Извиняйте, дамы. Не довез. Хоть и берег пуще всего. Такие пироги у нас в Шатске пекут. Содержимое коробки почти совсем не пострадало. Но запах был такой вкусный, что коробка быстро отправилась в холодильник – ждать чаепития. А на стол две хозяюшки – старшая и младшая, выставили более серьезную еду: салаты, котлеты и так далее. Ольга Николаевна достала, невесть где в ее запасах хранившуюся бутылку не плохой водки.
- Ну, чтоб дому процветать, да хозяюшке не стариться. За вас, Ольга Николаевна! Такой же красавицей оставайтесь.
- Спасибо за добрые слова, Виктор. Уважительный друг у моей дочки. Я за знакомство с Вами выпью.
Вторую выпили за мир да согласие и в этой семье и вообще среди людей. А вот третью Виктор предложил наполнить не водкой, а соком.
- Те, кого с нами нет, нас поймут. Они нам счастья желают. А какое это счастье с пьяной головой?
- Виктор. Если Вы хотите произвести впечатление, не стоит для этого использовать сок. Хотите выпить, не стесняйтесь.
- То-то и оно, матушка, что в Вашем доме … м-м-м … не стеснительно. Вот только пить не хочу. И так – хмельной. У вас как-то … свобода у вас. Вот. И не хамничать хочется, а что-то красивое сделать.
Обе женщины на такие слова смущенно улыбнулись.
- Вот, к примеру, дамочки, такой вопрос. Где бы тут покурить можно, чтоб вас не потравить? Вы – дамочки не курящие, Микола этим не балуется, а уж малому и подавно – вредно. Позвольте – я на балкон выйду, да дверку закрою.
- Конечно, можно, Виктор! М-м-м … Света с недавнего времени так и делает.
- Мама!
Виктор удивленно посмотрел на Светлану. Он уже привык видеть Наталью с сигаретой в зубах. Но чтобы его Ласточка …
«Это – от нервов. Бедная моя, как же мы все тебя издергали!» – С болью подумал он.
Постаравшись не показать – как эта новость его задела, Виктор предложил:
- Тогда, Светик мой, пойдем, покурим.
Увидев Светлану с сигаретой, мужчина не смог ей ничего сказать. Так и покурили молча.
А к Ольге Николаевне тем временем пришла соседка – пышнотелая 45-летняя женщина. С мужчинами этой женщине постоянно не везло. Потому, по ее утверждению, она и пристрастилась к водке.
- Ольгуш! А можно я … О, да у тебя гости!
- К Свете друг приехал.
- Это который? Ее инвалид? Или тот, про которого ты рассказывала? Да, вообще без разницы. Оба ей не нужны. Она у тебя симпатичная, а эти … Слушай! Давай я отобью? Мне они оба – без надобности. Брошу потом. А она погорюет и другого себе найдет – получше. А то: что за одним, что за другим – горшки выносить.
- Лен! Пусть она сама разберется.
- Мы, мамки, своим деткам добра желаем. Да не того добра ты своей желаешь. Пропадет девка. Ой, пропадет!
В тот момент вошли Светлана и Виктор.
- Здравствуйте! Кто пропадет, тетя Лена?
- Здравствуй, Светик! Мясо, говорю, пропадет. Мои охламоны приволокли здоровенный кусок. А холодильник и так – битом. Говорю: «Себе берите!». Так ни к какую! Они у меня отдельно живут. А мне одной много ли надо?
- Как – отдельно, тетя Лена?
- Старший женился, пацанов к себе забрал. Вот и живу совсем одна.
В разговор вмешался Виктор:
- простите, м-м-м … Елена. Как же такая красавица и одна?
- Кому ж я такая старая нужна? Сейчас всех на молодых все больше тянет.
- Вот не правда. Что я – со Светой, так то: еще не про всех мужиков. У нас с ней – своя тема.
- Понятная тема – любовь. А я в мужиках только одно чувство могу вызвать: старушку через дорогу проводить.
- Да уж такую старушку … простите, дамочки!
- Неужто, что серьезнее могу? А вот мы сейчас и проверим!
Неожиданно для всех, Елена толкнула Виктора в кресло и села ему на колени.
- Ну, что? Мужик уселся, а дамы стоят. Девочки! Давайте присядем и выпьем за знакомство.
- Тетя Лена! А Вам не пора … мясо варить?
- Хозяйка не гонит, а ты прогнать меня хочешь? Ты ж здесь ни готовишь, ни стираешь – на готовенькое приходишь! А раскомандовалась!
- Тут уж не выдержала Ольга Николаевна.
- Лен! Гость наш, а ты уж к нему на коленки уселась. Хоть бы постыдилась. Ты сама – в гостях.
- А, может, ему нравится, раз молчит. Так, Вить?
Все посмотрели на Виктора. Тот сидел, уставившись в одну точку, сжав губы и с силой вцепившись в подлокотники кресла. Его тяжелое частое дыхание и потемневшее лицо не на шутку испугали женщин. Ольга Николаевна побежала за сердечными каплями, оставшимися еще от мужа. Света расстегнула ворот рубашки Виктора. Соседка поспешила уйти, на ходу заявив:
- И вот на кой ей эта развалина?
Гостю помогли выпить лекарство. Минуты через три дыхание успокоилось, он смог слабо улыбнуться и сказать: «Спасибо!»
Ольга Николаевна предложила вызвать скорую.
- Не надо, дамы. Я ж выпил. А пьяного … Не надо.
- Лекарств каких-нибудь дадут, Виктор.
- Не надо, хозяюшка! Полегчало мне.
- Вить. Ты бы прилег на диван.
- Как скажешь, ласточка. Авось, не на долго. Оклемаюсь – гулять пойдем.
- Никаких прогулок, Виктор! Прилягте. Света, дай подушку гостю! Живо!
- Благодарствую, Ольга Николаевна!
К лежащему Виктору сразу же присел рядышком Сережа.
- Болишь?
- Болю.
- А где болишь?
- Тут (Виктор показал на сердце).
- Давай подую. Мама дует, когда я бумкнусь.
Мальчик сосредоточено дул пару минут.
- Опять болишь?
- Полегче стало, родимый!
- Нет. Пусть совсем не болишь Мама еще гладит, когда сильно.
«Юный лекарь» гладил грудь Виктора и приговаривал:
- У кошки боли, у собаки боли. У деда не боли.
Мужчина с улыбкой посмотрел на мальчика, потом встретился взглядом со Светланой и подумал: «Вот оно – счастье: любимая и заботливый сын рядом со мной. И плевать на возраст! Я еще повоюю! Я еще успею сделать их счастливыми! А потом памятью буду с ними. Если чего на верху есть, попрошу, чтоб разрешили защищать. Загрызу своими старыми зубами всех обидчиков! Приведу к ним только добрых людей!»
От тепла детских рук и от нежности своих любимых Виктору действительно стало легче. Даже не заметил, как уснул.
Вечером его будить не стали, Света переночевала с мамой. Утром гостя разбудил запах кофе.
- Доброе утро, хозяюшки, – с самому себе не понятной нежностью сказал Виктор.
- А, Витюш! Как чувствуешь себя?
- Лучше, Ласточка! С такими заботницами кто хошь вылечится.
- Виктор, не захваливайте нас с дочкой, – улыбнулась Ольга Николаевна, – лучше присаживайтесь с нами кофе пить. Хотя, Вам, вероятно, лучше чай.
- Чайку бы не помешало. Спасибо.
- Ба! Дай чай! И тор-р-рт!
Буквально влетевший в кухню Сережа обнял Виктора.
- Дед! Добр-р-рое утр-р-ро! Здор-р-ровый?
Увидев удивленно-обрадованные лица женщин и довольный вид Сережи, Виктор понял, что мальчик сделал что-то хорошее.
- Ну, и с чем поздравить нашего солдатика?
- Витюшка! Ты не замечаешь? Наш тигренок зарычал!
- Дед! Я теперь «Р-р-р-р-р!» хор-р-рошо говор-р-рю! Я тр-р-ренировался!
- Ах ты, постреленок!
Виктор подхватил малыша и усадил к себе на колени. Ольга Николаевна руками всплеснула
- Виктор! Вот что с Вами делать? Вчера еще сердце болело, а сегодня – тяжести …
- Какая же тяжесть? Нету тяжести. Верно, мало?
- Вер-р-рно! Я для деда, как пер-р-рышко!
Позавтракав, Виктор позвал Светлану и Сережу погулять в парке.
На детской площадке мальчика отпустили на качели.
Светлана засмеялась
- Теперь надолго. Пока на всех здесь не покатается – домой не загонишь.
- Вот и хорошо, Ласточка! Я, вообще-то, домой поеду скоро. Чтоб мальчонке меня не провожать, я и пришел сюда.
- Но …
- Светик мой! Мне теперь крепко подумать надо. Да и тебе тоже. Не смогу я жить с вами в городе.
- Почему? Разве в городе тяжелее?
- Не в том дело, милая. Ох, не в том.
- А в чем же?
- В ком. Во мне, милая.
На глаза женщины навернулись слезы.
- Так ты прощаться приезжал? Ты …
- Опять не то, ласточка. Ну, что ты, не плачь! Любит тебя твой Витюшка!
Он обнял любимую, поцеловал ее лицо, погладил волосы. Убедившись, что она успокоилась, продолжил.
- Счастье мое нежданное! Да не в любви моей проблема! Знаешь же – убью за тебя любого, сам на ножи пойду: нет мне без тебя жизни. Да мама твоя … она мне – под возраст. Не спорю – хорошая она. Но, коли западет на меня? Что тогда? Жена рада, когда теща зятя любит. Но тут не совсем та любовь может получится.
- Мамка такого не позволит.
- Как знать, милая? Ты ж меня полюбила. Что ж она – не женщина?
- Ох, Витюша!
- И соседка эта … Как она на меня зыркала! Хоть и явно – не нужен я ей. Но хамничала-то как! Не будет нам тут счастья. Не та, так другая соседка решат, что мы – не пара, отбить захотят. Я-то не уйду от тебя – ты мне милее жизни. А тебе-то сколько слез!
- Выдержим, Витя! Я для тебя …
- Знаю, родная! Мне не привыкать побои получать, морды бить, да напраслину слушать. Тебе да Сереньке это на что? Из любви ко мне себе да ему сердце рвать? Сколько сил хватит – защищать вас буду. Да ото всех – не смогу. Так что, любушка, коли хочешь о мною жить – только Акулинино тебе и остается. Можно в Шатск в общагу попробовать. Да опять же – как соседи посмотрят: старый муж при молодой жене. Но там больше народу меня знает. И опять же – братаны рядом. Это сейчас Вовка ничего не понял. Не боись – поймет.
- Ну, Акулинино. Так Акулинино. В детский сад мы парня отдавать там пока не будем, а про школу потом узнаем. Так?
- Так, моя радость. Но ты подумай крепко: нужно ли тебе это? Не ломает ли тебе да мальцу жизнь со мной?
- Подумаю, Витюша! Только ты ответ уже знаешь. Я люблю тебя!
- До встречи, любимая! До очень скорой встречи! Извинись перед Сережей за меня.
Когда нагулявшийся Сережа подошел к маме, Виктор уже ехал в автобусе.
Не увидев деда рядом с мамой, мальчик забеспокоился
- Ма! А где деда? Я домой хочу и кушать. Давай позовем деда и пойдем.
- Котенок, а он уже дома. Только у себя. Там у него дел много. Он ведь к нам на чуть-чуть приезжал – с нами увидеться.
- А мы к нему поедем? Там телята! Я их, наверное, уже не боюсь. И Дик там есть. Он мне щеки лизал. Я ему на спину садился, а он не ругался. Он на других ругался. Вот так: «Р-р-р-р-р!»
- Пойдем, мой тигренок-рычалкин! Как все дела свои переделаем, так и поедем. И дед все к нашему приезду приготовит.
Хитро улыбнувшись, Сережа спросил:
- Ма! А правда – вы с дедом целовались? Сонька говорит – мамы только с папами целуются. Что ли деда теперь мне папой будет? А дядя Гена: «просто так мы его забыли»? Мам! Ну, мам! Давай так?
- Похоже, котенок. Мы скоро жить вместе будем: деда, ты и я. А вот как его называть – тебе решать: ты у меня уже взрослый.
- А когда будем?
- Не знаю, милый! Еще не скоро.
- Ну и пусть. Будет пусть!
Сын взял маму за руку и они пошли домой. Мальчик иногда дурачился и повторял: «Дядя-деда-папа, дядя-деда-папа!»
По дороге к дому Виктор чувствовал непонятную тревогу. Похоже было, что с кем-то из родных случилось что-то нехорошее. Но с кем? Со Светой и ее семьей он только что расстался. Там все, вроде бы, хорошо было. Может, мама приболела? Это сейчас выяснится: у дома будет стоять машина брата, или Васи – соседа мамы. С приятелем чего? Так бабки-всезнайки доложат.
Возле дома все было тихо. Непривычно тихо. Дик не вышел встречать хозяина, не было слышно его радостного повизгивания.
Виктор бросился через террасу в сад, крича на ходу: «Дик! Дикушка! Мальчик мой, братик мой! Куда ты спрятался? Не пугай меня, отзовись!»
Под лестницей Виктор услышал хриплое дыхание
- Дикушка! Вот ты где, партизан! Спрятался, а старый Витька тебя искал!»
Хозяин расцеловал собачью морду, поднял Дика на руки и понес домой. Оказавшись у хозяина на руках, пес почти по человечески застонал.
- Дикушка! Ты потерялся. Я пришел теперь! Вот только сейчас к Васятке-ветеринару сбегаю, приведу его и мы тебя подлечим. Ты ж у меня сильный зверь. Мы еще с тобой коровушек попасем!
Василий старался не смотреть в глаза виктору.
- Ты, дядь Вить … это … бесполезно это. На него Дема завалился. Как до сих пор жив-то – не понятно. Туша-то бычья не маленькая. Ох! Что предложить могу? Кашки ему на бульоне вари, чтоб кусков в ней не было. Да в аптеку сходи. Вот это лекарство купи (он дал Виктору листок с названием). Лекарство человечье, но и Дику подойдет. Это чтоб воспалений не было. Хотя чему там воспаляться – все в лепешку смялось. Но, Бог даст, оклемается. Да и к бригадирше подойди – звала тебя.
Дома Виктор приготовил овсяную кашу на густом курином бульоне. Все это дала ему бригадир и даже дала неделю отпуска для лечения Дика.
- Твой пес исправно нес службу. Я отпускаю тебя ему в благодарность. Ухаживай за ним получше. Может, через неделю вы уже оба на работу придете.
Дик немного поел. Хозяин отнес его прямо на постель и укрыл одеялом.
- Можно, Дикушка! Пока не оклемаешься – на постели – можно. Ты ж у меня скоро оклемаешься. Скоро опять коровушек пасти пойдем. Ты уж прости – не углядел, не сберег. Только не уходи, не бросай старика. Ты держись, братишка!
Всю ночь Виктор не спал: гладил пса по голове, не решаясь дотронуться до боков и спины. То пел ему колыбельные, какими его когда-то убаюкивала мама, то уговаривал:
- Братишка, не уходи! Что я без тебя делать буду? Ты мне, почитай, как брат. Держись, братишка!
Человек видел своего друга сквозь дождь. Почему-то в комнате шел дождь. Нескончаемый, неощущаемый дождь. Дождь, забирающий его друга. Соленый дождь.
Дик лежал на кровати, тяжело дыша и похрипывая. Но Виктор чувствовал, знал – пес уходит. Уходил туда, где всех ждут, где только покой и тишина. Туда, куда, почему-то не пускают пока Виктора.
Утром Дик, с трудом дойдя до двери, и увидев, что она закрыта, жалобно тявкнул.
- Дикушка! До ветру надо? Сейчас открою. Давай провожу, братан! (Пес зарычал) Неужто стесняешься? Ну, иди сам. Только возвращайся. А я тебе пока курочку сварю. Не сможешь мяску, так хоть бульончика похлебаешь.
Дик вышел и обернулся. Виктор хотел было проводить, но Дик снова зарычал. Виктору оставалось проводить пса взглядом за поворот.
Бульон никак не хотел вариться. То курица, как живая, выпрыгнула из рук, то электрическая плитка током била, то кран газовой плиты никак не хотел поворачиваться (оказывается, Виктор крутил не в ту сторону).
Когда, наконец-то, бульон начал готовиться на газовой плите, раздался визг тормозов. Звук был далеко, и человек скорее почувствовал, чем услышал. Но осознание беды подхватило его, и через несколько мгновений он уже был возле дороги.
Испуганный молодой водитель что-то говорил в свое оправдание, но Виктор видел только лежащего на дороге Дика. И изо всех звуков он хотел слышать лишь дыхание своего пса.
Поняв, что все кончено, человек сел прямо на дорогу и обнял собаку, уже не боясь сделать больно. Сбивший Дика парень положил руку на плечо как-то сразу постаревшего Виктора.
- Бать! Ну, прости ты меня! Не заметил твою собаку. Слыш! Давай сгоняю в город и привезу тебе щенка. Только скажи – куда отдать? Звать тебя как? И … это … Бать … ты бы убрался с дороги. А то, не ровен час и тебя … того …
Парню пришлось легонько толкнуть Виктора, чтобы тот очнулся.
- Не, сынок, ты не виноват. Это я. … Да, я. … А щенка … не надо щенка. Ты езжай. Я сам. … Сам.
Продолжая прижимать свою ношу, мужчина попытался подняться. Парень взял из рук Виктора собаку и вернул, только когда мужчина смог встать.
- Бать! Тебе, может, донести помочь? Или скорую вызвать? Ты и сам чуть живее своей собаки.
- Не надо. Я в порядке. Езжай.
Парень вздохнул и, посигналив на прощанье, уехал.
Виктор бережно донес Дика до дома, положил на постель и запеленал в простыню. Огладил, как живого, по голове.
- Дикушка! Я тут к соседке схожу. Допинг приму. А то тебя и положить по уму надо и холмик какой-никакой сварганить. А у меня силы, чегой-то ушли. Я сейчас.
Баба Таня что-то хотела возразить на просьбу Виктора. Но, заметив его отсутствующий взгляд и каменное выражение лица, молча налила самогон и проводила до дома.
Там Виктор выпил стакан, не закусывая. Снова бережно неся своего друга, побрел устраивать для него вечную лежанку.
Как прошли еще шесть дней, Виктор не помнил. И виной была не водка: все, что вокруг него происходило, перестало его интересовать.
Приходили какие-то люди (Виктор даже не смог бы сказать – кто это был, и был ли вообще), заставляли чего-то съесть. Он послушно ел, не ощущая ни вкуса, ни запаха.
Из оцепенения его вывел Димон.
- Здорово, Витек! Поговаривают, ты помирать собрался? А как же зазноба твоя? Она мне, почитай, пару раз звонила. Да я все говорил, что занят ты. Чего-то мне подсказывало, что ты забухал. А народ говорит: заболел сильно – не встаешь. А ты, вона как: и тверезый и здоров, как бык. Затосковал, видать. Хошь, я тебе кобелька из города привезу? Вот расшибусь, а достану точь-в точь, как Дика! Есть у меня друган…
- Не надо расшибаться, Димка. И собаки не надо. Что Света говорила? Когда приедет? Здорова ли?
- У нее тоже за тебя душа не на месте. Все за тебя спрашивала, говорила, что волнуется, чего-то. А про себя не говорила.
- А что, Димка! Не слетать ли мне к ней? Я ж ее расклад помню: полтора часа до станции, час до нее, да обратно. Помножаем на два: пять часов получается. Да тама разговоры-уговоры час отымут. Стало быть, до вечера успею. А завтра – на смену.
- Да будет ли она дома? Ты ж с ее родней только при ней общался. А коли без нее и прогонят, и ей ничего не скажут?
- Николаевна не такая. Не прогонит.
- Да ты, часом, не в … э-э-э … в тещу? – Димон хмыкнул. – По годам она тебе более ровня.
- А ты не путай арифметику с душой. По какой такой науке мне Дик, к примеру, братом был? А был же. А ты: «Собаку из города …» Душа не спрашивает ни меня, ни соседей – к кому прилепиться.
- Да разве ж знал? Тогда одно – езжай. Давай я Машку-бригадиршу предупрежу, что ты в городе задержишься? Она ж соседка моя.
- Управлюсь. Со Светой, или без Светы. А завтра – как штык на работе. Но, лучше бы с ней. Чую – одна мне дорога: или сдохну, или сопьюсь. А то и одно и другое сразу.
Собирать ему особо было нечего: кто-то из его гостей постирал, погладил и аккуратно повесил на стул его одежду.
И судьба решила его утешить: знакомый из соседней деревни подбросил его почти до дома Светланы и денег не взял. На всю дорогу у него ушел час.
Светлана была дома. Открыв дверь, она обняла его. И голосом, таким родным и нежным, что Виктор на минуту забыл обо всем на свете, прошептала
- Живой! Как же я боялась!
- Ну, что ты, голубушка? Что твоему Витьке будет?
Он не решился пока говорить любимой о несчастии. Вот приедет в деревню, и пойдут они вместе навестить Дика. А пока Виктор постарался выглядеть бодрым.
- Что ж дома ты, золотко? Али стряслось чего?
- Не то, чтобы стряслось. Я уволилась вчера. Пойду на стройку. Или пока дождусь сессии и попутно постараюсь в Шатске устроиться. Студентке техникума это же проще должно быть – не девочка с улицы: будущий прораб.
- Ну, вот и славно. А не поехать ли тебе, Зорюшка, в деревню? И сама отдохнешь, и сливы, вон, поспели. Соберем, да ты в город отвезешь.
- Хорошо, Витюш! Только давай с собой Сереньку возьмем? И отдохнет парень и с Диком поиграет. Очень уж он соскучился по твоему приятелю.
Невинная просьба Светланы болью резанула сердце: «Знала бы ты, лапушка, как я за ним скучаю! Да ушел он. Совсем. Ото всех»
- Оно … э-э-э … оно-то, конечно, можно. Но оно э-э-э … не то, чтобы отдых. Все ж таки сливы собирать. Что ж там мальцу делать? Только намается.
«Вот так поворот! Намечается что-то серьезное. И это – не сливы», - подумала Светлана.
- Витюш! Что-то случилось? Тебе Серенька помешает, и только я нужна там?
- Да. - Сказал, как выдохнул, Виктор, - Только ты. Дело житейское, да только малец не сдюжит.
- Все ли хорошо? Что-то выглядишь ты неважно.
- Не печалься, лапушка. Здоров твой Виктор. А, коли ты со мной, то и хорошо все.
Тогда я у мамы отпрошусь.
Сережа немного обиделся, что его с собой не берут. Но, после уговоров Светланы и Виктора, согласился остаться дома. Ольга Николаевна, пошептавшись о чем-то с Виктором, быстро согласилась отпустить дочь.
С ними вызвался ехать Николай.
- Я ведро потащу. Вы же не только за сливами. Там дела и другие будут.
Виктор подумал: «Николавна ему сказала, похоже. Хорошо, Свете нет. Рано ей знать».
До Акулинино доехали без приключений. Быстро набрали сливы, и Николай уехал.
- А теперь говори – что стряслось. - попросила Света. – Ты же так спешил Кольку отправить.
- Я … это … покажу чего. А ты … это … сама могла догадаться. Ну, и нет, так нет.
- Витюш! Ты не волнуйся, а то ты и меня пугаешь.
Взяв спутницу за руку, Виктор повел ее в дальний конец сада.
- Вот. … Тут. … Дик.
Только три слова, но как больно они ему дались! Крепче сжал руку Светланы – то ли боясь упасть, то ли боясь, что и она исчезнет.
Светлана тихонько присела возле холмика и нежно погладила землю, как когда-то живую собаку. И так же тихонько полились ее слезы, которые она не замечала.
Этих двоих никто не видел. Можно было не скрывать свою боль. Двое посмотрели на небо: может быть, по нему уже идет, невидимый теперь никому, серо-черный пес с огромными лапами и белым кончиком хвоста. И его, наверное, уже ждут в собачьем раю. Ведь и он заслужил своей, почти человеческой, любовью к хозяину (нет, скорее – к другу), светлого покоя.
«Эх, милая моя Ласточка! – подумал Виктор – Скоро еще над одним холмиком будешь плакать. Над моим»
Ему вдруг захотелось прижать любимую, защитить от боли. Он уже знал, чувствовал, что скоро и он пойдет за своим другом.
«Господи! Пусть она разлюбит меня раньше, чем это случится! Вон как по Дику плачет. Что же будет. Когда по мне?»
Так же, рука за руку, они вернулись в дом. Что бы заполнить пустоту, Виктор включил магнитофон. Сел рядышком со Светланой, обнял любимую. Боль отступала, оставляя тихую грусть.
В окно постучали. Виктор вышел и минут через пять вернулся мрачнее тучи.
- Лапушка … Это … Натаха …
- Что? Умерла?
Дык, нет. … Она … это … возвращается она. … С сыном чёй-то не поделили.
Светлане вдруг показалось, что ее вот-вот застанут на месте преступления. Она испугалась приезда Натали, сама не зная – почему.
- Витя! Ты нормально себя чувствуешь? Может, я пойду?
- Что ты, Ласточка? Куда же ты вечером? Авось, завтра приедет.
- А если сегодня, а я – тут? Снова у вас скандал?
- Коли и придет. Эка невидаль – нагулялась. Кто она мне? Что она мне? Что она … а ты …
Виктор схватился за сердце. Тяжелая волна забытья накрывала голову, грудь сдавливало, ватой закладывало уши. Сквозь эту вату она услышал, будто удаляющийся, голос Светланы.
- Витюшенька! Что с тобой?
Он уже не видел ее, но попытался поднять руку, чтобы удержать. Ему дали что-то выпить. Последнее, что он помнил: два шага в чьем-то сопровождении и падение.
Проснулся утром довольно бодрым. Первым желанием было – убедиться, что Светлана не ушла.
Его заботница приютилась на краешке дивана, так и не раздевшись. Зато сам он был укрыт одеялом.
«Всю ночь, небось, прокараулила, Ласточка! Только под утро умаялась»
Тихонько поднявшись, он пошел готовить своей заботнице завтрак.
Через несколько минут в кухню прокралась Светлана. Увидев, кто стоит у плиты, подошла и поцеловала.
- Доброе утро! Я уж решила, что тебя увезли, а тут Наталя осталась.
- Если б она тут была – не у плиты стояла, а с тобой разборки чинила, пока меня в больничку увезли, - усмехнулся Виктор.
- Это она может. Ты-то как себя чувствуешь?
- Получше, заботница. Твоими молитвами. Готов к встрече с «дорогой сожительницей». И готов поговорить с ней, чтоб сожительствовать со мной перестала.
- Ой! Точно, Витюш! Ведь тебе полегче? Да? Тогда я поеду? Наталья вернется, а меня нет. Не надо будет ругаться. Прости, милый. Я быстренько.
Светлана убежала в зал, начала спешно собираться.
- А позавтракать, егоза? Она ж не к тебе возвращается. Разберусь с ней как-то.
- К тебе. А тут – я. Снова ссоры. А они тебе ни к чему. Хочешь – поговори с ней снова, разберись. Нужна буду – позовешь. Я и просто дружить с тобой согласна. Хочешь – Наталью попроси, чтоб хоть дружить не запрещала. А и это не разрешит – мешать вам не буду.
Все это Светлана говорила, одеваясь. Затем схватила свою сумочку, на ходу поцеловала Виктора и выскочила из дома. До остановки бежала, не оглядываясь. Тут только обернулась. По дорожке за ней бежал Виктор.
«Сумасшедший! – подумала Светлана. – Только вчера плохо было же. Ну, зачем он бежит? Хочет вернуть? Или решил, что простились не по человечески?»
Ей вдруг стало жалко и его и себя. Осознание, что причиняет любимому боль, той же болью жгло и ее. Но еще большая боль появлялась при мысли, что вскоре придется расстаться совсем.
Страх, что это – их последняя встреча, обида и злость на себя (ведь она была виновата, что своей, почти детской, выходкой из-за страха перед Натальей заставила его переживать и бежать за ней) – эти чувства боролись в ней с уверенностью, что она делает правильно, что она спасает и его и их любовь от ревности и нападок Натальи. Светланино сердце разрывали и свои безуспешные попытки – определится: «уйти-остаться» и беспочвенное ожидание, что это решит Виктор.
Ни автобуса, ни попуток не было. Так что побег оказался неудачным.
- Ох, егоза! Что ж ты со мной делаешь! Думал, так посеред дороги и упаду.
- Зачем же бежал за мной? Или не слышал, что попрощалась?
- Хоть бы поела на дорожку. И меня, старика, не обняла. И себя поцеловать, как следует, не дала. Как воришка, убежала.
Он взял ее за руку.
- Витюша, не надо! Поеду я. Наталья вот-вот приедет. Ей еще соседи скажут, что меня, как маленькую, за ручку вел.
- А что – соседи? И что – Натаха? И что – мы? Приедет, а я тебя супом кормлю. Небось, и она сама голодная. А наестся – подбреет. Да и ты не на голодный желудок поедешь. Ну, что, идешь? Или мне до вечера тебя уговаривать?
Светлана вздохнула. Ну, как тут откажешь, когда он так смотрит, так просит?
- Пойдем. Но, если Наталья приедет, я молча уйду. Ладно?
Так по деревне они и пошли за рук. Как беглянка не пыталась освободит руку, Виктор не разжимал пальцев до дома.