1.
Год действия: сорок шестой. Зима.
Как оспою побитые дома.
На окнах кое-где ещё полоски.
Хвосты очередей, пальто, платки,
шинели, галифе, свистки, гудки,
полуторки, троллейбусы, повозки.
2.
Теперь почётче фокус наведём
на место действия: окраина. Роддом.
Врач-акушер позванивая ложкой
в стакане с подстаканником, глядит,
сквозь инея узор, как инвалид
пытается взобраться на подножку
3.
трамвая, матерясь и костылём
других пихая. «Так вот мы живём.
И будем дальше жить. И мне, солдатке…»
Но мысли прерывает скрип дверей.
«Трофимовна! Ты здесь? Давай, скорей!
У нас там воды отошли и схватки…»
4.
И ты увидел (здесь звучит мой вздох
глубокой зависти) – подъём и спад эпох.
Тирана мавзолей, потом могилу.
Как в подворотнях крик: «Менты! Атас!»,
сменили «дудки», прича «кок» и джаз
сперва на снимках, после на виниле.
5.
Ты школьником с весеннею Москвой
Гагарина встречал, когда герой
нежданной славы упивался мигом,
не зная, что залит уже бетон
на взлётной полосе с которой он
в последний раз взлетит и станет Мифом.
6.
Ты наблюдал, как рвался от ветров
железный занавес: как моду на битлов,
сменил сначала Сартр, как следом новый
студентов бог - Гевара шёл вразнос,
стандартный проходя метаморфоз
идеалиста – палача - святого.
7.
- Послушаем стихи у Маяка?
Вы шли туда, но встав издалека
их слушали и улыбались криво,
других вы ждали: антиподов - близнецов,
цветаевского клина двух птенцов,
спаять сумевших синтаксис с надрывом …
8.
Мир стал другим. И ты уже другой.
Хоть иногда и шепчешь: «Кайнозой…»,
столкнувшись с новомодною кадаброй.
Раз кайнозой, читай и этот стиш,
не как заявку на шедевр, а лишь
как кролика подарок динозавру.