Мне вновь удалось.
Раз в десять лет
Я претворяю
В жизнь чудо ходящее, кожа моя
Режет глаза, как нацистская лампа,
Правая стопа —
Пресс-папье,
Без черт лицо — тончайшее
Льняное полотно.
Сорви его,
Враг мой.
Я так ужасна?
Мой нос, глазницы, полный ряд зубов?
Несвежего дыханья
Не станет через день.
Скоро, скоро могилой
Съеденная плоть
Вновь нарастёт.
И вот я с улыбкой лучистой.
Мне только тридцать.
И как у кошки, у меня девять жизней.
Это моя Третья.
Что за вздор
Погибать каждое десятилетие.
В мириадах крупиц.
Пустоглазая толпа
Лезет взглянуть,
Как меня по частям развернут —
Настоящий стриптиз.
Джентльмены, леди,
Вот мои ладони,
Колени.
Может, там кости да кожа,
И всё же я женщина, что ни на есть.
В первый раз мне было десять.
То был несчастный случай.
Второй раз я надеялась
Выдержать всё и не вернуться.
Сжала створки,
Как устрица.
А они меня звали и звали.
Липкий жемчуг червей с меня собирали.
Умирание —
Это искусство, как и всё остальное.
Я весьма преуспела в нём.
Я горю адским огнём.
Я чувствую всё вживую.
Вы скажете, это призвание.
Проще простого, если ты взаперти.
Проще простого, если ты неподвижен.
Это спектакль:
Вернуться среди бела дня —
То же место, то же лицо, тот же скотский
Вопль изумлённой толпы:
«Чудо свершилось!» —
Выбивает из колеи.
Взимается плата
Лицезреть мои шрамы, плата
Услышать моего сердца стук —
Оно ещё живо.
Отдельная плата, и очень большая,
За слово, прикосновение,
За каплю крови,
За волосок с одежды.
Так что же, Herr Доктор.
Что же, Herr Враг.
Я ведь ваш опус,
Я ваша ценность,
Из чистого золота младенец,
Расплавлена в крик.
Верчусь и горю.
Не думайте даже, что вашу заботу не оценю.
Прах, прах —
Сунь кочергу.
Плоть, кость, ничего не осталось —
Мыла кусок,
Обручальное кольцо,
Золотая пломба.
Herr Бог, Herr Люцифер,
Осторожнее,
Осторожнее,
Прямо из пепла
Я восстаю, рыжеволосая,
И глотаю мужчин, как воздух.
23-29 октября 1962
Lady Lazarus
by Sylvia Plath
I have done it again.
One year in every ten
I manage it——
A sort of walking miracle, my skin
Bright as a Nazi lampshade,
My right foot
A paperweight,
My face a featureless, fine
Jew linen.
Peel off the napkin
O my enemy.
Do I terrify?——
The nose, the eye pits, the full set of teeth?
The sour breath
Will vanish in a day.
Soon, soon the flesh
The grave cave ate will be
At home on me
And I a smiling woman.
I am only thirty.
And like the cat I have nine times to die.
This is Number Three.
What a trash
To annihilate each decade.
What a million filaments.
The peanut-crunching crowd
Shoves in to see
Them unwrap me hand and foot——
The big strip tease.
Gentlemen, ladies
These are my hands
My knees.
I may be skin and bone,
Nevertheless, I am the same, identical woman.
The first time it happened I was ten.
It was an accident.
The second time I meant
To last it out and not come back at all.
I rocked shut
As a seashell.
They had to call and call
And pick the worms off me like sticky pearls.
Dying
Is an art, like everything else.
I do it exceptionally well.
I do it so it feels like hell.
I do it so it feels real.
I guess you could say I’ve a call.
It’s easy enough to do it in a cell.
It’s easy enough to do it and stay put.
It’s the theatrical
Comeback in broad day
To the same place, the same face, the same brute
Amused shout:
‘A miracle!’
That knocks me out.
There is a charge
For the eyeing of my scars, there is a charge
For the hearing of my heart——
It really goes.
And there is a charge, a very large charge
For a word or a touch
Or a bit of blood
Or a piece of my hair or my clothes.
So, so, Herr Doktor.
So, Herr Enemy.
I am your opus,
I am your valuable,
The pure gold baby
That melts to a shriek.
I turn and burn.
Do not think I underestimate your great concern.
Ash, ash—
You poke and stir.
Flesh, bone, there is nothing there——
A cake of soap,
A wedding ring,
A gold filling.
Herr God, Herr Lucifer
Beware
Beware.
Out of the ash
I rise with my red hair
And I eat men like air.