… – Надеюсь, ты в этот раз не сбежишь с новогоднего корпоратива? – глаза Нины просвечивали насквозь, как рентгеном и укрыться было никак невозможно.
Николай Степанович подавил тяжелый вздох и легкомысленно пообещал посетить это ежегодное добровольно-принудительное мероприятие, чем-то слегка напоминающее отчетно-перевыборные собрания во времена его молодости. Да, наш герой был немолод, и незаметно для всего молодежного коллектива, бочком, докатывался до пенсии, тщательно избегая острые углы в отношениях между коллегами. А ну, не ровен час, из какого-нибудь недоразумения разгорится пламя, да и уволят, куда потом? А это вам не в старые времена, жаловаться будет некому.
Для экономии средств корпоратив был назначен пораньше, на первый понедельник предновогодней недели. Но надо же так случиться, что рухнул самолет и именно этот понедельник был объявлен днем траура. Николай Степанович очень расстроился, потому что он любил хоровое пение, и особенно хор имени Александрова, который почти в полном составе погиб в этой нелепой авиакатастрофе. А когда среди списка нашел фамилию своего бывшего сослуживца, с которым давно утратил связь, то вдруг неожиданно сам для себя всхлипнул. Как же так…
В понедельник, появившись на работе, Степаныч решительно обратился к своим напарникам:
– Ну что, корпоратив отменяется? – напарники с трудом оторвались от мониторов и смотрят недоуменно. Внимательно выслушали сбивчивый и эмоциональный рассказ, нахмурились и опять уставились в свои мониторы. Ну, дела…
А офисные девчонки бегают по коридору, стучат каблучками, щебечут – готовят праздник. И Николай Степанович прикусил язык. Попался на глаза начальству: «Как? Ты почему не в праздничной одежде?» – да, придется сбегать переодеться, а то выкинут, вот и будет тебе и плач и скрежет зубов.
* * *
До места корпоратива Степаныч добрался без происшествий. Клуб назывался «Засада», Степаныч про него знал, потому что с незавидной регулярностью раз в полгода про этот клуб писали в разделе происшествия, когда очередная девушка посетив этот клуб безвозвратно исчезала неизвестно где. Поэтому Степаныч подготовился основательно: строго настрого запретил себе пить и решил сбежать сразу после официальной части. Из вещей взял только старенький телефон, который ему служил верой и правдой уже лет двадцать.
Клуб находился в подворотне. К неприметной, железом обитой двери, какие обычно бывают в дворницких, вели самые обычные девять ступеней, не испорченные дурным вкусом дизайнера этого злачного места. Степаныч вздохнул, мысленно перекрестился, и взошел, как на эшафот и тут же попал в компанию к двум крепким ребятам – секьюрити, которые вежливо, но цепко обшарили с ног до головы. Так надо, понял Степаныч. И это хорошо, действительно, вдруг кто чего такого принесет.
Гардероб был самый обыкновенный. Девушка студентка вежливо приняла одежду, но шапку Степаныч ей не отдал, потому что когда в интернете изучал меню этого клуба, там было предупреждение о том, что головные уборы тырят, прям как во времена молодости Степаныча: «Выпил водки – береги пилотку!»*
Засвидетельствовав на входе свое прибытие, Степаныч прошел в зал и уселся поближе к выходу, чтобы улизнуть при первой возможности.
Внутри заведения упомянутый дизайнер постарался на славу. Казалось, что ты вдруг оказался прямо в кабаке одного из этих многочисленных фильмов иностранного производства. Того и гляди, сейчас вломится какой-нибудь громила и начнется…
Впечатление усиливалось развешанными по стенам иностранными, опять же, автомобильными номерами, из под которых тут и там торчали полу- и просто голые красотки. Да, нахмурился Степаныч, раньше это была порнография, а теперь поди ж ты – эротика…
Дальше висели огромные фотографии весьма уважаемых зарубежных артистов: Жан Клода ван-Дамма, Чак Норриса, Шварценегера, которым подрисовали слегка завуалированные матерные диалоги. Степаныч вздохнул. Вот же, что хотят, то и творят.
На туалете висела вывеска «Дирекция», поэтому Степаныч найти его самостоятельно не смог. Вошел внутрь – и зажмурился: все стены, все свободное пространство было оклеено голыми тетками. Будто невзначай перепутал двери. Само отхожее место было задизайнено под старину: железный бачок, железный же лоток. Впрочем, почему под старину. Думаю, любой читатель без труда назовет станцию, где точно такое же действующее сооружение, нисколько не задизайненное. «Эко их растащило» – подумал Степаныч.
Посередине заведения была танцплощадка, справа и слева от нее стриптизерные шесты с помостами, а над всем этим возвышалось место диджея, откуда и неслось это сотрясающее все тело и выматывающее душу бесконечное «бум-бум-бум».
Началась официальная часть и сразу же закончилась: директор поздравил всех с новым годом и предложил отправиться на Северный полюс в поисках огненного петуха. Начались конкурсы, сотрудники весело бегали, чего-то там делали.
Была и закуска и выпивка, но к выпивке Степаныч не притронулся, поесть правда поел, только сам не понял что съел, а спросить постеснялся.
Но вот Ниночка вдруг закричала: «А теперь всем выключить свет!» и наступила полная темнота. Только из динамиков продолжали нестись звуки молота, забивающего сваи в мерзлый грунт.
Вдруг на сцену выскочили бесы. Конечно, это были артисты. Они были одеты во все черное с какими-то светоотражающими полосками наклеенными по всему телу специально продуманным орнаментом. Артисты извивались, как змеи, пускали во все стороны разноцветные лучи лазерных указок, все заволокло дымом, удары молота усилились настолько, что терпеть стало невозможно.
Степаныч оглянулся, и, пользуясь тем, что никто не смотрел в его сторону, сбежал.
* * *
На улице было тихо, падал мягкий снежок и Степаныч потихоньку стал успокаиваться. Мысленно представил, как подходит к директору, берет из его рук микрофон и объявляет минуту молчания… Пожалуй, не поймут, да и кому нужна она, такая минута. У него опять кольнуло сердце. Нет, Степаныч, тихо сказал он сам себе, не боец ты уже, не боец. Не возьмут тебя в герои, паразит ты и прожигатель жизни. Так, тихонько беседуя сам с собой о жизни, смерти, героизме и предательстве, он добрался домой.
Тихонько, чтоб не потревожить спящую жену, достал из потайного места бутылочку столичной, той самой, по четыре-двенадцать, что приберегал для особого случая, плеснул немного в традиционную стопку и сказал куда-то в пространство: «Простите меня братья… Пусть земля вам будет пухом». Выпил, закусил кусочком черного хлеба и отправился спать, потому что завтра опять на службу. И тянуть эту лямку еще долгих два года.
-------------------------
* – автор в курсе, о чем речь.
ссылка по теме на рассказ Солоухина "Дискотека в Нью-Йорке"
http://rulibs.com/ru_zar/prose_su_classics/solouhin/a/j3.html