Дож Венеции свободной
Средь лазоревых зыбей,
Как жених порфирородный,
Достославно, всенародно
Обручался ежегодно
С Адриатикой своей.
И недаром в эти воды
Он кольцо своё бросал:
Веки целые, не годы
Дивовалися народы,
Чудный перстень воеводы
Их вязал и чаровал…
И чета в любви и мире
Много славы нажила —
Века три или четыре,
Все могучее и шире,
Разрасталась в целом мире
Тень от львиного крыла.
…
/ Фёдор Тютчев /
СЛЕД ПРЕЖНЕЙ ДЕРЗОСТИ И МОЩИ
В хитросплетении живописи, музыки и поэзии
~~~~ С Вами ~~~~ ГАЛИНА РОССИ ~~~~
Венеция…
удивительный, невероятный, сказочный, прекрасный, таинственный город, подобного которому больнее нет нигде в мире. Город-отражение, город-лабиринт… В нём почти всюду слышится плеск воды, омывающей фундаменты старинных зданий и каналы, по словам Брюсова, словно громадные тропы манят в вечность... Город, чудесным образом сохранивший первоначальную атмосферу и создавшие его традиции. Город ста восемнадцати островов, разбросанных в лазурных водах Венецианской лагуны, город ста пятидесяти каналов и четырехсот мостов…
Венеция…«…подобна Кибеле, вышедшей из океана и горделиво несущей свой башенный венец; овеваемая ветрами, она шествует величественной походкой, и ей подвластны воды и обитающие в них божественные творения... Ее дочери получили в приданое рассеянные племена некогда могучих народов, а неисчерпаемый Восток пролил на плащ ее сверкающий дождь своих сокровищ. Облачившись в пурпур, она приглашала к себе на пиры монархов и осыпала их столькими милостями, что даже ничтожнейший из них чувствовал себя возвышенным». / Лорд Байрон /
О лебедь городов, воды и солнца брат!
Уснувший, как в гнезде, меж тростников, средь ила
Лагуны, что тебя вскормила и взрастила,
Как все историки и гости говорят.
Подобный лилии гигантской, ты зачат
От моря синего, чья бездна охранила
Твои дома, дворцы, твой храм, твои ветрила,
И солнечную мощь, и рыцарский наряд.
О город призрачный, где вместо улиц - реки,
Где в зыбкой глубине узор, всегда скользящий,
Из кровель, портиков, и лодок, и мостков,
Мне кажется, вот-вот исчезнет он навеки,
Мираж: далекий флот, в безбрежность уходящий,
Иль замок, выросший на миг из облаков.
/ Генри Лонгфелло /
***
Название города чрезвычайно древнее, идущее от группы племён на северо-востоке Италии – адриатических венетов. Впрочем, справедливости ради надо сказать и о других версиях названия города, версиях поэтичных и, на мой взгляд, вполне заслуживающих внимания исследователей, ибо достоверно сегодня нам неизвестно ничего. «Построенная на нескольких островах, разбросанных посреди болотистой лагуны, в своеобразном лабиринте, где смешались земля и вода, не имеющая стен и вверившая защиту свою самой свободе, Венеция не похожа ни на один из существующих городов. Она не поддается никакому разумному описанию. Тайна, изначально окружающая город и его имя, чудо, коим вполне можно считать могущество Венеции, и небывалые богатства, сконцентрированные венецианцами в столь негостеприимном от природы месте, — все это превращает город на лагуне в источник поэзии. Каких только метафор не удостоилась Венеция! Венеция, новая Венера, вышедшая из волн, — так с точки зрения мифологии объясняют название города. Впрочем, некоторые предпочитают видеть в староитальянском Venetia, ставшем затем Venezia, игру латинских слов «venus etiam», «приходи еще», передающих очарование, оказываемое этими местами на путешественников, и их неизменное желание вновь сюда вернуться» говорит в своём исследовании «Венеция во времена Гольдони» Франсуаза Декруазетт.
Пока племена варваров нападали и грабили материковые города, венеты, жители островов, строили дома на сваях, добывали соль, ловили рыбу и богатели… создавали свой город, свою республику. Создавали в совершенно, казалось бы, не приспособленном для этого месте, с каким-то удивительным упорством и, словно бы желанием доказать, что человек способен на творчество и создание прекрасного… нет, не просто прекрасного, а совершенно невыразимого по красоте… было бы на это желание и воля.
«Утесы, реки, берущие начало в горах, смешение этих рек с водами Адриатического моря, случайность и неотвратимость истории и геологии, прибой, песок, постепенное образование островов, близость Греции, рыбы, переселения народов, войны в Арморике и Балтике, камышовые хижины, сучья, сцепившиеся с глиной, неисследимая паутина каналов, дикие волки, набеги далматинских пиратов, нежная терракота, крыши, мрамор, всадники и копья Аттилы, рыбаки, неуязвимые в своей нищете, лангобарды, судьба перекрестка, где соединяются Запад и Восток, дни и ночи бесчисленных и забытых теперь поколений — вот какие мастера ее создавали. А еще вспоминаешь ежегодные золотые кольца, которые герцог должен был бросать, стоя на носу «Буцентавра», и которые в полутьме или мраке вод обернулись неисчислимыми звеньями идеальной цепи, протянувшейся сквозь время. Но несправедливо было бы забыть и холостяка, искавшего бумаги Асперна, и Дандоло, и Карпаччо, и Петрарку, и Шейлока, и Байрона, и Беппо, и Рескина, и Марселя Пруста. В памяти высятся бронзовые полководцы, издавна незримо смотревшие на город с обоих краев неохватной равнины» - так писал о Венеции аргентинский поэт и публицист Хорхе Луи Борхес.
Они Венеции начало дали,
Как чайки, гнезда свили на волнах,
И в месте том, где на просторе
Гнал ветер с севера на юг песок,
Возвысился спустя десятилетья.
Поднявшись будто из морских пучин,
Прекрасный град, весь в золотистых шпилях.
В сиянии церковных куполов,
Обитель света, славная твердыня,
Оплот людской на многие века.
/ Сэмюел Роджерс /
***
Поначалу, главным промыслом островных жителей, как я уже упоминала, была соль, которую они добывали на мелководье. В те времена соль была весьма ценным товаром. а, имея у себя в руках товар – как было не наладить торговлю, а, значит, везти свой товар для продажи в другие страны, доставлять его морем. И таким образом торговля и мореплавание стали «плотью и кровью» островных поселенцев, и плоскодонные торговые венецианская баржи уже к середине VI века ходили по рекам центральной и северной Италии, доставляя соль, рыбу и иное разное в другие города Апеннинского полуострова.
Насколько венецианцев уважали и желали сохранять с ними дружеские отношения, свидетельствует письмо жителям Венеции, написанное префектом короля остготов Теодориха – римским писателем и панегиристом Флавием Магном Кассиодором (V-VI вв.):
«Ведь вам принадлежат множество судов в этих краях… Вашим кораблям не приходится бояться порывов штормового ветра, ведь они могут в течение долгого времени держаться берега. И часто случается, что только борта их открыты взгляду, и кажется, будто они плывут по полям. Иногда вы тянете их на веревках, а бывает, что мужчины ногами помогают передвигать их…
Ибо живёте вы подобно птицам морским, дома ваши рассредоточены, словно Киклады, по водной глади. Лишь ивы и плетни не позволяют распасться земле, на которой они стоят; и все же вы дерзаете противопоставить непрочный этот оплот бурному морю. У вашего народа есть огромное богатство — рыба, которой с избытком хватает на всех. Вы не различаете богатых и бедных; пища у всех одинакова, дома похожи. Зависть, что правит всем остальным миром, вам неизвестна. Все силы свои вы тратите на добычу соли, и именно в ней таится секрет вашего процветания, и еще в вашем умении с выгодой покупать то, чего у вас нет. Ведь можно было бы отыскать людей, которые не стремятся обладать золотом, но нет среди живущих такого, кто не желал бы соли.
Итак, поспешите расправить снасти ваших судов, которые вы, словно лошадей, привязываете к порогу своего дома, и быстрее пускайтесь в путь…»
***
Правда, легенды, вымыслы – всё перемешано в ранней истории Венеции – ведь до нас не дошли письменные источники того времени, а лишь устная традиция. А самая ранняя история Венеции предположительно написана хронистом дьяконом Иоанном только лишь в начале XI столетия.
Как бы там ни было, согласно версии, принятой многими историками, в 697 году по призыву патриарха Градо все жители лагуны явились в Эраклею, где предстоятель обратился к ним со словами о том, что нельзя позволять себе внутренние распри, ибо они угрожают будущему страны и, после речи предложил венецианцам избрать единого правителя. Выбор пал на некого Паолуччио Анафесто (Паоло Лучио Анафесто), который и считается, согласно традиции, первым венецианским дожем, вскоре после избрания заключившим мирный договор с королём лонгобардов Лиутпрандом (690-744 гг.). До наших дней даже дошёл парадный портрет Паолуччио (написанный, разумеется, в более позднее время), где дож изображен в сияющих доспехах, красной мантии и корно дукале (шапке дожа) но, кто знает, насколько точно портрет этот передаёт облик Паоло.
С другой стороны, Джон Норвич в своей книге «История Венецианской республики» утверждает, что Паоло «никогда не существовал, дожем, во всяком случае, не был, как не был и венецианцем. И договора с Лиутпрандом не было. Все, что нам известно из подлинных источников, это то, что некий dux Паулиций вместе с главнокомандующим Марчелло отвечал за оборону венецианской границы возле Эраклеи и что этот рубеж позже захватили ломбардцы. Венеция, как мы знаем, была в то время византийской провинцией. Очевидный и единственно верный вывод, который можно извлечь из этого, это то, что таинственный Паулиций был не кем иным, как Павлом, экзархом Равенны…».
Так или иначе, но, с тех пор повелось – избирать дожа для управления делами государственными, военными и церковными.
От условий повседневных жизнь свою освободив,
Человек здесь стал прекрасен и как солнце горделив.
Он воздвиг дворцы в лагуне, сделал дожем рыбака,
И к Венеции безвестной поползли, дрожа, века.
И доныне неизменно все хранит здесь явный след
Прежней дерзости и мощи, над которой смерти нет.
/ Валерий Брюсов /
Прошла пара веков, дожи сменяли один другого, и власть их над городом становилась все более монопольной и сильной и, главное, что, как правило, дожи управляли Республикой до самой своей смерти, хотя в истории известны и случаи разжалования. Выбирались дожи из богатых и старинных венецианских семей. Это были крупные землевладельцы и купцы, люди влиятельные настолько, что могли, даже невзирая на протесты церкви, назначать и смещать патриархов, аббатов, священников. Кроме всего прочего, дожи участвовали в судебных разбирательствах, будучи, при этом, решающей инстанцией и назначая судей для вынесения решений по спорным вопросам и приговорам. Дожи стали считать власть, данную им, своей «личной собственностью», и получили право снаряжать флот (на свои собственные средства), держать наёмников и распоряжаться поставками ремесленников ко двору. При такой ситуации дож всегда был сильнее каждого отдельно взятого рода или даже групп родов но, конечно, если все рода объединялись в союз, то тут дож им уступал в силе.
В то же время, у дожей был ряд ограничений. Например, он не мог появляться на публике один, так же, как не мог один встречаться с посланниками и правителями иностранных государств, а также не мог сам вскрывать официальные письма и другую корреспонденцию.
Жил дож в великолепном дворце, который так и называется Палаццо Дукале (Дворец Дожей), воздвигнутом на главной площади города – площади Сан Марко, рядом с одноименным собором и колонной с крылатым львом – символом евангелиста Марка и символом Венеции.
Крылатый лев над отворённой книгой,
над надвое разломленной ковригой,
над истиной, свирепой и простой.
Двукрылый чтец на каменной колонне,
на мозаичном выспреннем фронтоне.
Сан Марко – очень праздничный святой.
Но более Сан Марко – плеск солёный
об острова волны ярко-зелёной,
Ядранской, как заметил славянин.
Развал Адриатического пира:
над грудой брашен – дыщащая лира
Орфея, в инкрустациях седин.
Но более Сан Марко – вдоль лагуны
окрас палаццо, столь пятнисто-лунный,
что неуместен местный штукатур.
Сырою правдой пахнет камня старость,
павлиньих дожей творческая ярость
над карнавалом ряженых фигур.
…
/ Сергей Шелковый /
Аббат Москини (XVIII век) в своих «Путевых заметках о городе Венеция и окрестных островах» пишет, что построенный «…из светлого мрамора, легкий и воздушный, дворец напоминает византийские кружева. Это очень интересное, с архитектурной точки зрения, здание: его массивная верхняя часть покоится на легких ажурных арках. Однако открытая аркадная галерея первого этажа — это не художественный каприз создателей дворца, а чудесное укрытие от жаркого солнца. Это место, где любому прохожему приятно отдохнуть и полюбоваться отсюда видом одного из самых прекрасных в мире архитектурно-природных пейзажей.
Галерея второго этажа — это воздушный балкон. При этом светлый фасад Дворца дожей, выходящий на Пьяццетту, имеет одну мрачную деталь: во втором ярусе 9-я и 10-я колонны сделаны из мрамора более густого, красноватого оттенка — между этими колоннами объявлялись смертные приговоры».
***
Я уже выше перечисляла обязанности дожа, но сейчас хочу упомянуть ещё об одной – церемониальной обязанности - удивительном Обряде Обручения с Морем.
Эта традиция появилась после 1000 года, во времена дожа Пьетро Орсеоло II (26-го дожа Венеции), в ознаменование завоевания Далмации.
Обряд Обручения проходил в праздник Вознесения Марии (ибо именно в этот день дож отбыл в Далмацию), и изначально представлял собой не слишком сложный ритуал, заключавшийся в следующем: одетые в праздничные ризы, духовные лица садились в задрапированную малиновой тканью барку, со специальными дарами – святой водой, солью и оливками, и направлялись к острову Лидо. По пути к ним присоединялась дожеская галера с дожем на борту, сопровождаемая кортежем из более мелких судов и все направлялись к острову Лидо, распевая, по дороге псалом «Услыши нас, Господи». Прибыв же ко входу в порт Лидо, епископ замка Оливоло произносил торжественную молитву с прошением умилостивить сердца людские и простить народу все его грехи. Прошение заканчивалось словами: «Мы просим тебя, о Боже, даровать нам это море; просим ниспослать всем, кто плавает по нему, мир и спокойствие», а затем благословлял в знак мира и благодарности морские воды с пением псалма «Окропиши мя иссопом, и очищуся» и окроплял дожа и его свиту святой водой, остаток которой выплескивал в море. После этой церемонии все направлялись в церковь Сан-Николо, где проходила торжественная месса, после которой дож возвращался домой.
Шло время, и праздник постепенно приобретал всё более пышный и торжественный характер, пока, наконец, в XII веке претерпел существенные изменения, и церемония, вместо умиротворяющей и умилостивляющей, приобрела характер свадебной.
Поводом послужила память об одном историческом событии, а именно - о решающем посредничестве Венеции в споре апостольского престола с Империей, окончившемся в 1177 году встречей римского папы Александра III и императора Фридриха I Барбароссы.
Согласно преданию в 1177 году, в великолепном центральном соборе Венеции - Сан Марко, римский папа Александр III вручил дожу Себастьяно Циани трубы, восемь разноцветных знамен с изображением льва Святого Марка, перстень, как символ владычества над морем и впервые «обвенчал» дожа с морем. Якобы при вручении сих даров папа произнёс: «Пусть знают потомки, что оно (море) – твое по праву завоевателя, и я закрепляю твою власть над ним, как право мужа на жену». И, сняв кольцо с пальца дожа, Папа предложил бросить его в море.
С тех пор день Обручения с Морем стал одним из самых торжественных дней в Венеции. Кастильский идальго, путешественник Перо Тафур, бывший свидетелем этого торжества, описывает его так: «В этот день выставляют они напоказ все свои сокровища – как казну Св.Марка, так и множество драгоценностей по всем улицам в воротах домов, а менялы – груды золотых и серебряных монет. Мужчины и женщины одеваются очень богато. В этот день дож выходит во всем своем великолепии… устраиваются шествия… И после мессы он выходит вместе со всем клиром и идет к морю, и все выходят в море… Говорят, что это древняя церемония обручать землю с морем, чтобы смягчить его буйство, ибо посреди моря утвердились они, и все, что только есть у них, возится по морю».
Церемония проходила, как уже говорилось выше, в день Вознесения. Лишь только на востоке начинала теплиться заря, «кавалер», уполномоченный вести все приготовления к церемонии, вместе с дожем «проверяли» море – достаточно ли оно спокойно для лодочного кортежа. Удостоверившись в хорошей погоде и в том, что море спокойно, специальный чиновник передавал дожу обручальное кольцо, и объявлял начало праздника, после чего дож отправлялся на торжественную службу в собор Сан Марко.
На площади Святого Марка,
Средь голубиной мишуры,
В скрипачных слезах огнепалких,
Соборы золотом цвели.
/ Джон Ричардс /
После окончания службы дож и все магистраты, иностранные послы и другие приглашённые гости, всходили на борт «Буцентавра» - великолепного парадного корабля, над которым реял флаг республики Святого Марка. На палубе, под высоким алым балдахином стоял почетный трон, который по своей красоте и богатству мог бы соперничать с королевским. И дож, сидя на этом троне, в окружении сенаторов, иностранных послов и представителей знатных венецианских семей, совершал плавание по лазурной лагуне, направляясь к её выходу. Во время всего пути хор капеллы Сан Марко пел мотеты, а переливчатый, разноголосый звон колоколов церквей и монастырей разносился по всей округе. За «Буцентавром» следовали тысячи лодок и гондол, украшенных знамёнами и коврами, и вся эта великолепная, нарядная, красочная процессия направлялась к острову Лидо.
Надо сказать, что на протяжении всех веков существования церемонии, аристократия Европы стремилась получить возможность участвовать в праздновании, тем самым словно отдавая дань великой и непобедимой морской державе.
У монастыря святой Елены Патриарх Замка Оливоло присоединялся к кортежу на своей украшенной знамёнами лодке, с плоским дном, называемой «piatto», и здесь начинался ритуал, называемый benedictio (то есть ритуал благословения) и следовал возглас «Oremus» - («Давайте помолимся») – приглашая всех помолиться, и читались короткие молитвы. Затем лодка патриарха приближалась к «Буцентавру», к этому времени уже подходившему к церкви покровителя моряков - святого Николая, где настоятель собора Сан Марко трижды пропевал 50-й покаянный псалом «Asperges me hyssopo et mundabor» («Окропиши мя иссопом и очищуся»). При этом лодка обходила по кругу «Буцентавра» и патриарх во время этого обхода благословлял дожа и всех его спутников, окропляя святой водой, используя в качестве кропильницы оливковую ветвь.
Читались молитвы для мореплавателей, чтобы «море было тихим и спокойным».
Наконец, великолепный кортеж с песнопениями и молитвами достигал места, где лагуна соединяется с Адриатическим морем и начиналась, собственно, церемония Обручения. Епископ Кастелло преподносил дожу очищенные каштаны, красное вино и розы в серебряной вазе, затем читал по требнику чиноположение венчания и благословлял приготовленный для церемонии золотой перстень.
Дож давал знак, и патриарх выплескивал в море из большой ампулы (mastellus) святую воду, а сам дож бросал в море золотой перстень со словами «Desponsamus te, mare. In signum veri perpetuique dominii» (Мы обручаемся с тобой, море, в знак нашего истинного и вечного господства). После этих слов вся артиллерия всех венецианских фортов давала торжественный залп, грохот которого буквально перекрывали рукоплескания и громкие, радостные крики венецианцев, и наблюдавших церемонию на берегу, и следовавших за праздничным кортежем на своих тартанах и гондолах.
После торжественной и пышной мессы в монастыре св.Николая на острове Лидо, дож возвращался к себе в Палаццо, где начинался великолепный пир, с множеством гостей, и длился он целых две недели. В это же время открывалась и действовала в течение двух недель грандиозная ярмарка ради которой на площади Сан Марко воздвигались специальные деревянные киоски, где продавалось всё, чем славилась Венеция. Стекло и зеркала, кожаные и металлические изделия, ткани… и много всего прочего. И, конечно же, это празднество было поводом носить карнавальные маски и развлекаться, кто как мог и умел целых две недели.
…
В двуединстве певучей повадки,
в перламутровом сбое волны...
Благо, грифельной птицей в тетрадке
мы, сестрица, разниться вольны!
Не белю кобеля Казанову
и не праздную кроличий лик,
но к игре маскарадного слова
я изломом Риальто приник.
Ибо ибисы, цапли, удоды,
изогнувшие клювов обвод;
перьев радуги, крыльев разводы,
чёрных бархатов алый испод,
блеск зениц через прорези масок,
серебра и предательства ток,
сцепки пряжек, объёмов и красок,
судей, ведьм, арлекинов садок...
Бьющий в миндалевидные щели,
вдоль личины, соблазна флюид,
догарессы, шуты, менестрели,
искры брошей и бледность ланит...
Это всё осветило мне разом,
догорая над чёрной водой
золотым и сиреневым газом,
дряхлый город и мост молодой. –
…
/ Сергей Шелковый /
***
Забавная деталь… служащие венецианского арсенала, кроме подготовки праздничного залпа из всех орудий, отвечали, также и… за погоду(!) И если бы на море поднялся шторм, то начальник арсенала поплатился бы жизнью. Этот странный обычай в своих мемуарах описывает известный шевалье и авантюрист XVIII века Джакомо Казанова: «На следующий день я рано надел маску, дабы следовать за «Буцентавром», явно намеренным плыть к Лидо, ибо погода была хорошая. Сия даже не редкостная, а единственная в своем роде должность возложена на начальника Арсенала, коему надлежит поклясться — под страхом пыток и смерти! — что непременно будет вёдро. Малейший ветерок мог бы перевернуть судно, разом утопив и дожа, и всех сенаторов Тишайшей, и всех послов, и самого папского нунция, коему вменено в обязанность поощрять и подтверждать сей необычный обряд, соблюдаемый венецианцами с основанным на суеверии благочестием. Случись из-за какой-нибудь неурядицы таковое несчастье, оно насмешило бы всю Европу: все говорили бы, что венецианский дож наконец-то нырнул, дабы спознаться с новобрачной».
***
Золотая голубятня у воды,
Ласковой и млеюще-зеленой;
Заметает ветерок соленый
Черных лодок узкие следы.
Сколько нежных, странных лиц в толпе.
В каждой лавке яркие игрушки:
С книгой лев на вышитой подушке,
С книгой лев на мраморном столбе.
Как на древнем, выцветшем холсте,
Стынет небо тускло-голубое…
Но не тесно в этой тесноте
И не душно в сырости и зное.
/ Анна Ахматова /
***
Отдельно следует рассказать о великолепной парадной галере - «Буцентавре» (Букентавр, Бучинторо), построенной специально по приказу дожа для подобных торжественных церемоний.
Касательно названия (Бучинторо) мнения расходятся, но одна из версий предполагает, что произошло оно от «buzino d’oro», что означает «золотая барка», хотя есть и те, которые связывают название с центавром (кентавром).
Всего было построено четыре таких галеры. Первая, довольно простая, по типу баржи, то есть её тащили другие лодки - в 1311 году. Второй «Буцентарвр» был построен в 1520 году, третий в 1605. Но самым красивым и богато изукрашенным был четвёртый, сооружённый под руководством морского инженера Микеле Стефано Конти и спущенный на воду в 1728 году в правление дожа Альвизе Мочениго. Эта великолепная по всем своим качествам двухэтажная галера в длину была 43,80 метра, 7,31 метр – в ширину и 8,35 метров в высоту. На нижнем этаже было гребное отделение, где 42 весла (по 21-му с каждого борта) приводили в движение 168 гребцов (то есть, по 4 гребца на каждое весло).
Верхний же этаж напоминал большой и роскошный зал, благодаря тому, что над палубой был навешен огромный балдахин, а все поверхности были покрыты алым бархатом. В зале находилось 90 кресел для почетных гостей и высших чинов Республики, и разукрашен он был скульптурами известного маэстро Коррадини.
На корме возвышался роскошный трон дожа, а нос галеры венчала статуя Венеции в образе Справедливости, в обрамлении резных инкрустированных волют. Перед скульптурой было два тарана – побольше и поменьше. На большем был прикреплён лев Святого Марка, окружённый богатым декоративным убранством и, наконец, над галерой возвышалась высокая рея, на которой развевался под ветром шестиконечный штандарт венецианских дожей.
Использовался «Буцентавр» лишь в очень торжественных случаях. Прежде всего – на церемонии Обручения с Морем, затем - при въезде новоизбранного дожа в Палаццо Дукале, а также при приеме важных гостей. Одно из таких событий оказалось зафиксированным в мемуарах. Полного перевода первоисточника я, к сожалению, не нашла, но обратимся к книге французского историка Шарля Диля, где приведены частично цитаты.
Вот как он описывает встречу венецианским дожем императора Иоанна VIII (Иоанн Палеолог, византийский император с 1425 по 1448 год)
«Иоанн VIII подумал, что для снискания доброго расположения папы и получения через него поддержки Европы ничто не может быть разумнее, как положить конец расколу и восстановить единение двух церквей, — попытка, уже столько раз напрасно предпринимавшаяся. По приглашению Евгения IV, обещавшего взять на себя все расходы по императорскому путешествию, царь в ноябре месяце 1437 года с многочисленной свитой отплыл в Италию. Он взял с собой своего брата, деспота Димитрия, константинопольского патриарха Иосифа, блестящую свиту иереев, монахов и важных сановников. 8 февраля 1438 года он прибыл в Венецию. Тут он встретил великолепный прием, пышность и блеск которого описал нам Франдзи по рассказу, переданному ему собственным братом императора.
Когда императорская трирема бросила якорь у мола св. Николая, ей навстречу двинулось такое количество судов, говорит историк, что не стало больше видно моря. Вскоре дож и члены великого совета явились приветствовать императора на борт его триремы и сговориться с ним насчет необходимых распоряжений по случаю торжественного приема следующего дня. В этот день, приходившийся на воскресенье 9 февраля, дож в сопровождении блестящей свиты сел на галеру Букентавр; эта официальная галера, говорит Франдзи, была «вся обтянута пурпуровыми тканями; на корме были золотые львы и золотая обивка; и вся она была украшена живописью, изображавшею различные прекрасные истории». За Букентавром следовали двенадцать квадрирем, расписанных и украшенных, как судно дожа; на них находились члены
венецианского патрициата; они все были расцвечены золотыми флагами, и на них стоял звон бесчисленных труб и других музыкальных инструментов. Наконец, плыл великолепный корабль, предназначенный для императора; гребцы были одеты в дорогие одежды с вышитыми золотыми листьями, а на шапочках у них был изображен вместе с гербом Палеологов св. Марк; вдоль всего борта развевались знамена императорских цветов; на заднем возвышении, сплошь расцвеченном золотыми флагами, стояли четверо вельмож, одетых в златотканое сукно, в рыжих париках, покрытых золотой пудрой; они составляли свиту представительного вида человеку, сверкавшему золотом и державшему в руке скипетр, в то время как сановники в иноземных костюмах почтительно отдавали ему честь. Перед задним возвышением, на своего рода высокой колонне, стоял человек, вооруженный с головы до ног и сверкавший, как солнце; двое детей, одетых ангелами, сидели у его ног. Наконец, на корме видны были два золотых льва, а между ними двуглавый орел. И при звуке труб и приветственных кликах вся эта флотилия направилась к императорскому кораблю. Снова дож взошел на корабль, чтобы приветствовать царя. Иоанн VIII принял его сидя, затем пригласил его сесть несколько ниже того места, где находился трон императора; дружески поговорив некоторое время между собою, оба монарха вместе вступили в эту великолепную и великую Венецию, как говорит Франдзи, «в этот поистине удивительный город, самый замечательный из всех городов по своему богатству, многообразию, блеску, в город всех красок и оттенков, достойный похвал бесконечных, наконец, в город мудрейший из всех городов, который по праву может быть назван второй землей обетованной». Все в нем возбуждает восторг летописца: «удивительная церковь Святого Марка, великолепный Дворец дожей, жилища других вельмож, такие обширные, так чудесно украшенные золотом и пурпуром и наипрекраснейшие из всех. Кто не видал этих чудес, прибавляет он, не может им поверить; кто видел, бессилен описать красоту города, изящество мужчин, сдержанность женщин, дружное стечение народа, полного ликования, собравшегося для встречи императора». По Большому Каналу шествие достигло моста Риальто, украшенного золотыми знаменами, и при звуках труб и приветственных кликах на закате солнца отвели Иоанна VIII во дворец маркиза Феррарского, где было приготовлено ему помещение».
***
Но увы, всему приходит, рано или поздно, конец…
Торжественный ритуал Обручения дожил до конца XVIII века. После падения Республики, в 1798 году, под натиском французской армии, «Буцентавр», фактически, перестал существовать. Завоеватели не пожалели красоту. Все позолоченные элементы галеры были сожжены в попытках получить из них золото.
С «Буцентавра» сняли верхнюю палубу, оснастили четырьмя пушками и, фактически превратили в понтон, служивший вплоть до 1824 года своеобразной плавучей батареей.
…
Тоскует Адриатика-вдова:
Где дож, где свадьбы праздник ежегодный?
Как символ безутешного вдовства
Ржавеет "Буцентавр", уже негодный.
Лев Марка стал насмешкою бесплодной
Над славою, влачащейся в пыли,
Над площадью, где, папе неугодный,
Склонился император и несли
Дары Венеции земные короли.
…
/ Джордж Гордон Байрон /
Сегодня от великолепного символа Венецианской Республики осталось всего несколько фрагментов, хранящихся в музее Коррер, что на площади Сан Марко и часть флагштока в музее Истории Кораблестроения.
Колоколов средневековый
Певучий зов, печаль времен,
И счастье жизни вечно новой,
И о былом счастливый сон.
И чья-то кротость, всепрощенье
И утешенье: все пройдет!
И золотые отраженья
Дворцов в лазурном глянце вод.
И дымка млечного опала,
И солнце, смешанное с ним,
И встречный взор, и опахало,
И ожерелье из коралла
Под катафалком водяным.
/ Иван Бунин /
Дорогие друзья, предлагаю Вашему вниманию несколько ссылок:
Небольшой альбом фотографий с картинами Каналетто, Гварди и других художников, на которых изображена торжественная процессия с «Буцентавром», а также фотографии модели галеры и фотографии Палаццо Дукале
http://my.mail.ru/inbox/monsalvat/photo/12142
Il Bucintoro del Terzo Millennio
http://www.youtube.com/watch?v=QpG45o0Y7P8
Rond; Veneziano - La Serenissima (Versione Estesa)
http://www.youtube.com/watch?v=0O9SQjy2zpo