1.
За чёрной тучей земли не видно. Трепещет обледеневший Мидгард от криков бога огня и лжи. Под взглядом асов вскипают воды. Бесстрастно смотрит владыка Вотан, как утекает из тела жизнь. Орел кровавый расправил крылья, и воздух ломаным плугом взрыло перо изогнутого ребра.
Откуда глупость черпает силы? Сигюн уже за него просила – упала в ноги и в этот раз. Собакой битой ползла на брюхе:
- Ай, господине, чье сердце глухо, чье сердце - синий осколок льда! Неужто лед не проломят копья воспоминаний, и не растопит великой мудрости добрый дар твоих зрачков ледяную стужу? Великий Отче, помилуй мужа! – Сигюн в рыданиях знала толк: - Он будет верен тебе до смерти!
... И вечно крутится этот вертел, и замирает рука с кнутом.
До кромки кубок вины наполнен. Навряд ли асы сумеют вспомнить обман бесчестнее и больней. Но, хоть в спине рукоять кинжала, а Всеотца направляет жалость – не к побратиму, к его жене.
2.
Спешит за молнией гром в погоню. Дрожат атланты: все громче голос под кровлей облачного дворца - едва справляются с весом спины. Глаза Афины пылают синим, как стрелы молний в руках отца.
- Известно, зверю не стать героем - он только хищник, и глуп тот воин, который бредит безумьем войн: мир драгоценней любых сокровищ... Но в реках даром пролитой крови смывает стыд и усталость он; он - я его называю братом...
Все олимпийцы молчат, и краткий Фемидой вынесен приговор. Но запах мирты и анемоны взлетает вместе с протяжным звоном под посветлевший небесный свод.
О, звон упавшей слезы и свежесть весенней розы - как юн и нежен её беспомощно хрупкий стан! Как умоляющий голос тонок! И воля Зевса в нём тихо тонет, и осуждённый кивает в такт.
Гнев олимпийцев не знает меры.
С улыбкой ласково-лицемерной убийца мирно уходит прочь. Но, если б сердце отца не сжалось при виде слез Афродиты, жалость не уняла бы небесный гром.
3.
Насколько клык крокодила смрадный остёр - настолько же глуп и храбр в сравненье с Сетом отважный Гор. На свете не было судей строже, однако выбор настолько сложен, что не кончается спор богов.
Но вот сквозь панцирь чужих уловок хопешем бьет под лопатку слово, и оставляет глубокий шрам рука, привыкшая раны штопать; и так размерен спокойный шёпот, что хмурит брови суровый Ра.
«Представить страшно, что может править страной завистник, убийца правды, несущий бедствия и печаль. Пусть знает каждый его сторонник: быть может, лжец и достоин трона, - но трон не создан для палача».
Она смолкает. Закат дымится, ложится тень на пески и лица, и каждый молча отводит взгляд – Нефтида шире разводит веки. Зрачки у Сета пылают светом столь жарким – трескается земля.
… И кто способен сильнее ранить - убийца, прочную сеть обмана соткавший с нежностью паука, или жена, что без колебаний, кривя иссушенными губами, готова мужа послать на казнь?
4.
Так шли столетья. И каждым мигом, как и написано в вечных книгах, они платили за выбор свой. Одна, в пещере, в далекой чаще, Сигюн, рыдая, держала чашу над бедной мужниной головой. Что ж Афродита? Дурной наградой ей стали бурные гнев и радость сиюминутной пустой любви: Арес ей вскоре нашел замену, а плод ее красоты надменной с годами горек стал и червив.
И новый саван не будет лишним.
Нефтида что-то поет неслышно, и, ветром вторя ее словам, глядится в вечность с улыбкой стылой сама бесплодная гладь пустыни: строга, безжалостна и права.
04.12.2016
Примечания:
Вотан - Один.
"Кровавый орел" - легендарная казнь времён викингов, состоявшая в том, что на спине осуждённого рассекали рёбра, разводили их в стороны наподобие крыльев и вытаскивали наружу лёгкие. Не факт, что такое практиковалось с участием Локи, но почему бы нет.
Мирта и анемона - цветы, символы Афродиты.
Хопе;ш — разновидность холодного оружия, применявшаяся в Древнем Египте.