De mortuis aut bene aut nihil
О мертвых – ни слова… Не дело утюжить пером
Помятую память. И всё ж, в нарушенье традиций,
Я стих подарю тем, кто жизнь положил на зеро
И прахом развеял её золотые страницы.
Итак, начинаю. Мне время тянуть не с руки.
Но это сейчас. А в одиннадцать лет и в двенадцать
Я часто смотрела, как в поле цветут васильки,
Часами не в силах от ярких цветов оторваться.
Как снова и снова на жизнь заявляет права,
Приправлена синей, до боли пьянящей отравой,
Красивая, только по сути дурная трава,
Давя беспощадно другие, полезные травы.
И чудилось мне, что в её васильковой воде,
Колосья раздвинув плечами, являлся порою
Василий, Васёк, Василёк – мой мифический дед,
Сорняк, пересмешник, лихой разрушитель покоя.
Эй, родственник, слышишь?! Не ты ли оставил следы
На судьбах потомков своею стопою острожной?
Ты был дикарём, воплощением верной беды
И веры бедовой, что всё в этом мире возможно.
Разменивать душу на пьяный угар кабаков,
Палить наугад, ощетинившись в волчьем оскале…
А бабка одна подымала голодных щенков,
Частенько на зону тебе передачи таская.
Когда 41-ый в крови и безумье тонул
И смерть усмехалась в оптический фокус прицела,
Ты снова сидел, проживая на шконках войну.
И выжил. И вышел. Да только не цельным, а целым.
Ни имя героя, ни первый горячечный бой,
Ни боль перекатная в стенах больничной палаты…
Когда бы штрафбат, я могла бы гордиться тобой.
Да, я бы могла. Только ты не дошёл до штрафбата.
Ну что тут сказать? Всё равно я тебе не судья.
Я чувствую кровью твоё окаянное пламя.
Мне б только узнать, где сегодня могила твоя,
Чтоб ей поклониться, однажды придя с васильками.